Визит к императору - Хорватова Елена Викторовна. Страница 16

Впрочем, в силу обстоятельств, легко было предположить, что эта особа давно перешагнула порог столетия – слишком уж старосветскими были ее манеры. В данный момент дама сочла нужным приветливо улыбнуться, но Маргарита не поручилась бы, что эта улыбка была по-настоящему искренней.

– Входи, дитя мое, – важным тоном произнесла дама. – Рада приветствовать тебя в Петербурге. Я давно жду твоего визита.

Не оставалось ничего иного, как ступить на покрытые ковром мраморные ступени лестницы…

А тем временем не так уж далеко от Моховой улицы, всего в нескольких кварталах, в другом старом, но с внешней стороны гораздо более ухоженном доме, происходило удивительное действо. В респектабельной квартире, давно превращенной из коммуналки в отдельное просторное жилище – огромная столовая, спальня, кабинет, – была оборудована и комната для занятий колдовством. Каждый настоящий маг и чародей предпочитает полное уединение в сокровенный момент творения чар. И именно такой момент, что называется, имел место…

На узком столике, напоминающем затянутый черным шелком алтарь, лежала беззащитная кукла из воска. Кукла была изготовлена изящно и с большим художественным вкусом, но самое страшное – чертами лица, пропорциями фигуры и рыжими волосами, сделанными из оранжевых ниток, она удивительно напоминала Маргариту.

Бледный молодой человек в просторном темном хитоне, с длинными волосами, щедро покрытыми гелем и затянутыми в хвост, пытался воткнуть в восковое тельце куклы тонкие острые – иглы. Однако, вопреки всем законам физики, предметы вели себя неординарно. Воск, который, словно масло, должен был пропускать металлическое острие иглы, вдруг по своей плотности уподобился качественному бетону, и иглы одна за другой гнулись и ломались, вместо того чтобы впиваться в беззащитную фигурку.

Чародей упорно продолжал свое дело, каждый раз подкрепляя очередной укол все более сильными заклятиями, но это имело лишь обратный эффект. В конце концов запас игл подошел к концу, а кукла осталась совершенно невредимой.

С перекошенным лицом злодей схватил несчастную куклу и швырнул ее на пол, намереваясь раздавить каблуком, смять, растоптать проклятое восковое чучело… Но кукла, так и не долетев до пола, зависла в воздухе, потом заколебалась и растворилась. Да-да, творение рук чародея, вопреки его воле, просто исчезло, не оставив даже следов.

Борьба с восковой куклой отняла у него столько сил и энергии, что чародей смог лишь опуститься на пол и застонать от болезненного ощущения слабости и горечи из-за нереализованной мечты.

– Проклятая ведьма! – шептал он. – Ты окружена слишком сильной защитой… Но я сделаю все, чтобы ее преодолеть. Ты никогда не будешь сильнее меня! Я не позволю тебе этого…

ГЛАВА 8

В старом особняке царила удивительная тишина, словно за его стенами не жила своей жизнью большая петербургская улица. Казалось, эти комнаты перенеслись из прошлого – стены, обшитые резными деревянными панелями и украшенные старинными гобеленами, мраморные камины, зеркала в массивных рамах… Но хозяйка дома пригласила Маргариту вовсе не для того, чтобы показать ей интерьеры своего дома. Она сразу перешла к делу:

– Не знаю, Марго, насколько тебе известна история нашего рода и осведомлена ли ты о степени нашего с тобой родства. Я – родная сестра твоего деда. Ты можешь называть меня тетушкой или, предпочтительнее, ма тант. Впрочем, вы, нынешние, не владеете даже французским…

Французским Маргарита и вправду не владела, зная лишь десяток-другой самых расхожих обиходных фраз и словечек – пардон, мерси, оревуар, бонжур, шерше ля фам, се ля ви, либерте, эгалите и так далее. Но в обращении «ма тант» ничего хитрого не было – именно так именовали своих пожилых родственниц герои русской классической литературы, с которой Маргарита была неплохо знакома с детства.

– Хорошо, ма тант, – согласилась она, ощущая себя тургеневской барышней, и, продолжая действовать в усвоенной из старых романов манере, добавила: – Позвольте представить вам мою приятельницу…

– Мы давно знакомы с мадемуазель… пардон, запамятовала ваше имя, милочка. Кажется, Хлёст?

– Хлёкк, с вашего позволения, – не слишком дружелюбно буркнула Валька, не нарушая, впрочем, границ благопристойности. – Валькирия Хлёкк. Впрочем, в настоящее время я откликаюсь на имя Вали Хлёстовой.

– Ну что ж, несколько простонародно, но для повседневных нужд вполне подходит, – заметила тетушка и взглянула на Вальку в лорнет. – Должна сказать, вы совершенно не изменились за последние сто лет. Хотя что это я? Всего лишь за девяносто. Кажется, последний раз мы виделись в тысяча девятьсот семнадцатом году, осенью, когда вы поступили на службу в женский Ударный батальон, созданный по инициативе этого выскочки-адвокатишки, как бишь его? Ах да, Керенский. Причем носили вы тогда погоны поручика. По городу ходили слухи, что в то время вы, мадемуазель, позволяли себе слишком много излишеств по части… хм, амурных увлечений.

Валька фыркнула:

– Знаете, что я скажу вам, дорогая княжна? Если вы за всю свою жизнь ни разу не позволяли себе излишеств по части амурных увлечений, то, по-моему, вы толком и не жили.

Княжна сочла за лучшее не заметить никакого обидного подтекста в словах валькирии – не устраивать же скандал в собственном доме только потому, что в него залетело столь невоспитанное существо, лишенное благородных манер?

Как ни в чем не бывало она спросила у Вальки самым любезным тоном:

– Вы до сих пор служите в армии?

– А то! – Вальке явно стали надоедать все старорежимные «извольте-позвольте». – Служу. В частях ВДВ. Правда, теперь ношу погоны прапорщика, хотя кому-то это, может, и не по вкусу придется…

– Ну-ну, душенька, у вас еще все впереди, – примирительно заметила Маргошина родственница. – Я плохо понимаю, что такое ВДВ, но, если это какой-нибудь гвардейский полк, полагаю, вы еще дослужитесь до полковника. По нынешним временам женщины буквально не ведают преград в своих стремлениях. А вы, как я погляжу, как раз из тех волевых женщин, которые сейчас в большой моде. Благодарю вас за то, что взяли на себя труд проводить мою внучатую племянницу в Петербург: молодые дамы не должны путешествовать в полном одиночестве – таково мое мнение. Это не только непристойно, но и опасно.

Легко понять, что рассуждения тетушки не пришлись валькирии по вкусу. На лице Вальки играло странное выражение, но она тактично умалчивала о том, что у нее на уме.

– А теперь, дорогая, хочу попросить вас оставить нас с Марго наедине. Нам надлежит обсудить кое-какие семейные вопросы. Алексис проводит вас в вашу комнату, где вы сможете отдохнуть.

– Да я, собственно, не устала, – передернула плечами Валька. – Если я вам сейчас не нужна, то, может быть, я отлучусь на часок? У меня тут одно дельце нарисовалось. С вашего позволения.

Валька была сверхъестественно любезна, в своем понимании, конечно. К тому же она усиленно работала лицевыми мышцами, пытаясь изобразить приветливую улыбку. Увы, бесполезно. Улыбка так и не удалась. Бросив это бесперспективное занятие, Валька исчезла, оставив Маргариту наедине со странной дамой.

Продолжатели дела Третьего рейха вернулись в свой штаб и собрали всех активистов движения на важное совещание. На повестке дня стоял один вопрос – обсуждение действий, направленных на борьбу с магическим вторжением. Ведьма, появления которой ожидали, и вправду была обнаружена, более того – вполне однозначно проявила свой гнусный норов, и теперь ее следовало любым путем нейтрализовать.

С докладом выступал окончательно пришедший в себя партайгеноссе Курт. Участники совещания, заносившие в блокноты ключевые положения его речи, вдруг услышали громкий стук.

В этом не было бы ничего особенного, если бы стучали в дверь или, скажем, в стену, а не в окно. А стучали именно в окно, хотя находилось оно на высоком пятом этаже, вдали от пожарной лестницы, и не только балкона, но и широкого карниза под ним не имелось… Как к окну подобрался этот неведомый «стукач» – понять было невозможно.