Печать Тамирайны - Власова Людмила. Страница 47

— Сейчас не время читать лекции по лингвистике. Но если коротко… Священный язык — это язык, на котором читаются молитвы. Он понятен только избранной расе и служителям церкви. Остальные воспринимают его как абракадабру. В мирах Ширкута священным считается эльфийский язык. В мирах Тамирайны — латынь. Тамир многое связывает с Древним Римом, вот она и решила увековечить память об этом периоде.

— Стоп, — перебил птицу Макар. — Но местные жители говорят на русском языке и прекрасно его понимают. Значит, единый язык всех миров — русский?

— Ой, ну нет, конечно, — отмахнулся крылом Аргус. — Любой путешественник, перемещаясь в новый мир, автоматически начинает говорить на языке его жителей, воспринимая его как свой родной. Таков закон Вечности, иначе путешествия по мирам были бы невозможны. Жители этого мира поймут любой язык, кроме латыни. Или эльфийского…

— А ну пойте молитвы, храмовники! — взревел за нашими спинами правитель Лотарии. — Или сядете на кол!

От страха я начала соображать очень быстро.

— Макар, ты же как-то хвастался, что поешь как соловей. Тебе и запевать. Исполни что-нибудь на латыни.

— Что?

— Ну, там типа это…

К своему стыду я вынуждена была признать, что не помню из латинского практически ничего. Но ведь Макар-то с июня твердил все эти «дицеро, тацеро, кондуцеро»! Как оказалось, дальше этих слов дело у него не продвинулось. Кудан начинал терять терпение, поэтому я нараспев произнесла слышанную в каком-то фильме и, по-моему, латинскую фразу:

— И но меня, и до меня, и патри, и Филя, и спирт у Саньки…

Ничего не произошло. К молитве подключился Макар со словами:

— Хомо хомини люпус эст…

Человек человеку волк то есть. Опять никакой реакции.

— Да что вы там бормочете, — возмутился Аргус. — Вам спеть надо!

Должна же быть хоть одна песня на латинском! Не могли же римляне ничего не петь! Что-то знакомое так и вертелось на языке. В это время де Мон с отчаяния затянул какую-то заунывную эльфийскую лабуду. И без него тошно! Молчал бы уж, гад!

Я оглянулась: Кудан смотрел на нас с неприкрытым разочарованием. Видимо, он тоже тайно надеялся на то, что мы сможем вызвать посланца богини. И мы не оправдали его надежд… Я увидела, как правитель жестом подозвал одного из своих вельмож.

— Приготовьте три кола! — приказал ему Кудан.

Вельможа поклонился и направился к выходу из храма. Принц Эдин, поймав мой полный ужаса взгляд, бессильно пожал плечами и отвернулся. Кажется, спасения нет. Придворные Кудана, еще несколько минут назад завороженно следившие за нами, поняли, что чуда не будет, и начали переговариваться, одаривая нас презрительными ухмылками.

— Слушай, ну ведь на самом-то деле они не могут нас казнить? — заволновался Макар.

— Еще как могут, — оптимистично заметил Аргус.

— И непременно казнят! — заявил бледный как смерть де Мон. — Правитель должен сдержать свое слово. Но я даже рад этому. Лучше умереть, чем жить, зная, что я опозорил свой род и не убил Тамирайну.

— Знаешь, а вот я вполне могу пережить то, что Тамирайна жива. И собираюсь сама остаться в живых, даже если мне придется петь здесь до утра и плясать цыганочку. Я должна спастись и вернуться домой. А нам и нужно-то немного, всего лишь вспомнить хоть какую-нибудь песню на латыни! Или сочинить ее, — произнесла я, прожигая взглядом Макара.

Недоросль был нашей последней надеждой. Мне зачет по латыни доцент Ямочкин поставил только из жалости. А Макар должен был вспомнить ну хоть что-нибудь. На его лице отражалась титаническая работа мысли, он мотал головой, шевелил губами и наконец жалобно, со слезами в голосе, пробормотал:

— А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму…

Так, понятно, от него толку не будет. Краем глаза я заметила, что в храме появился тот самый вельможа, которого Кудан отправил готовить нашу казнь. Он с низким поклоном о чем-то доложил правителю, и тот, указав на нас, приказал стражникам:

— Тащите их на площадь!

За одно мгновение вся моя короткая жизнь промелькнула у меня перед глазами. Родители, Марина, Роман Коваленко, однокурсники, преподаватели. Эх, Ямочкина бы сюда! Ну почему, почему мудрых преподавателей я слушала невнимательно, и все, что ни задавали мне, делала кое-как? А ведь как все хорошо начиналось: весь наш курс на Дне первокурсника, пятьдесят человек в белых простынях, поющие студенческий гимн и готовые учиться, учиться и учиться… Ой-е!

Стражники уже схватили меня, когда я истерически завопила:

— Стойте! Последняя попытка! На этот раз точняк, верняк — сработает!

Стражники вопросительно глянули на Кудана, и тот благосклонно кивнул головой:

— Последняя попытка храмовников!

Я взяла перепуганного недоросля за плечи, встряхнула его и спросила:

— Как мы могли забыть про «Гаудеамус»?

Студенческий гимн в оригинале, то бишь на латыни, по традиции заучивали все первокурсники нашего факультета. Я-то из него уже немногое помнила, а вот Макар исполнял его не так уж давно. Но и тут нас ожидало разочарование: недоросль помнил не больше, чем я. Общими усилиями мы восстановили первые четыре строчки. Звучало это примерно так: «Гаудеамус игитур! Ювенес дум сумус! Пост кжундам ювенутем, пост молестам сенектутем нос хабебит хумус».

— Ладно, давай выкручиваться с тем, что есть, — предложила я.

Макар странно кривился и переминался с ноги на ногу. Я зловеще спросила:

— Ну и чего ты ждешь? Маэстро, урежьте туш! В смысле марш. То есть гимн.

— Щас, разбежался! Ты как себе это представляешь? Вот встану я сейчас в этой мокрой средневековой норе и запою студенческий гимн… И как это будет выглядеть?

— А как ты будешь выглядеть на колу? — по-доброму поинтересовалась я. — Хочешь узнать, что испытывает человек, которого на кол посадили? Слушай…

После короткого описания откровенно физиологических подробностей древней казни недоросль осознал свои заблуждения. Макар с готовностью встал перед алтарем, гордо выпрямился и запел. Вернее, загорланил. Те слова, которые мы вспомнили, он повторил раз двадцать, щедро добавляя к ним выкрики: «Виват, академия! Виват, профессоре!» И когда от его пения у меня уже начало звенеть в ушах…

Мне показалось или статуя богини пошевелилась? Нет, не показалось. Она начала медленно отодвигаться в сторону. Только бы недоросль со страху не прекратил петь! Но он, похоже, не замечал ничего вокруг.

За моей спиной раздался изумленный вздох лотарской знати. Статуя богини Тамир отодвинулась, и на ее месте возник светящийся прямоугольный проем. Макар от удивления замолк. Свет становился ярче с каждой минутой, пока наконец из сияющего прямоугольника не шагнул в храм посланник богини Тамир — мужчина лет тридцати, одетый в красно-черную мантию. За спиной у него трепетали два крыла. На лице пришельца отражалась легкая степень недоумения.

— Зачем взываете вы к богине Тамир, ничтожные черви? — вопросил незнакомец. — Или не знаете вы, что не будет для вас ее милости?

После этих слов послышался грохот: вся лотарская знать бухнулась на колени и уткнулась лбами в пол. От меня пришелец такого приветствия не дождется. Да и вообще он хам какой-то. Нет, ну разве приличные люди начинают разговор с оскорбления потенциальных собеседников? Эти посланцы богини Тамир на редкость скверно воспитаны. Похоже, говорить с ними надо на понятном для них языке.

— Остынь, не гони лошадей! — обратилась я к пришельцу. — Кто тут черви ничтожные, мы после выясним. Ты лучше объясни, что тут, блин, с погодой творится? Жить же невозможно в такой сырости! Никакая прическа не держится. Всю ночь, значится, на бигудях спишь, с утреца расчешешься, уложишься, лаком дорогущим сверху обольешься… Вышла на улицу — плямс! Опять волосы опали жалкими мокрыми прядками! А как же красота и эстетика? Богине Тамир это не понравится!

Вот такого посланник точно не ожидал. Он недоуменно открыл рот, постоял так минуты две и неуверенно заявил:

— Но ведь вечный дождь — это наказание, ниспосланное жителям Лотарии за их прегрешения перед лучезарной Тамир.