Твин Пикс: Воспоминания специального агента ФБР Дэйла Купера - Фрост Скотт. Страница 9

— О, ну ты же знаешь…

Больше она ничего не сказала, только это:

— О, ну ты же знаешь…

Я не понимаю… И ненавижу больницы!

15 ноября, 6 часов утра

«Аневризма — постоянное патологическое расширение кровеносной стенки сосуда, вызванное нарушением нормального функционирования сосудистой стенки». Что ж, это не так уж и плохо.

15 ноября, 8.20 утра

Сегодня около семи утра у мамы произошло кровоизлияние в мозг. Врачи сделали ей еще одну операцию, но примерно в половине восьмого она перестала дышать… Ее отвезли обратно в палату, мы ее видели. Мамина голова была забинтована… Папа держал маму за руку и что-то шептал ей на ухо, а потом заставил меня вложить руку в их ладони… Мне очень не хватает мамы, я не знаю, что делать. Она лежала вот здесь…

16 ноября, 3 часа дня

Дядя Эл пришел предложить нам свою помощь. И Шлурманы нам помогают. Холодильник забит ветчиной и курами, которых принесли нам знакомые. Папа договорился о кремации. Я так и не сделал свое домашнее задание. Ко мне заходила Мария. Начала что-то говорить о том, как мама сейчас предстает перед Богом, но я предупредил, что, если она скажет еще хоть слово, я ей вышибу все зубы. Уйти бы отсюда куда-нибудь.

17 ноября, 10 часов вечера

Сегодня была панихида. Все прощались с мамой. Уни-тарианский священник что-то говорил о душе, продолжающей жить после смерти. По-моему, он рассуждал, совершенно не понимая, о чем рассуждает. Из церкви многие пришли к нам: пили пунш, ели желе, салат и ветчину. Завтра мы с папой повезем мамин прах на север Филадельфии, к маленькой речке — мама с папой там жили до моего рождения.

Мне бы хотелось, чтобы приехал мой брат Эммет, но если он пересечет границу — его арестуют. Папа говорил с Эмметом по телефону и сказал, что понимает, почему Эммет не может сюда приехать. Я бы тоже рад понять… А Бредли сказал, что Эммет — трус, вот почему он отсиживается в Канаде. Я съездил Бредли по морде… Хотя вообще-то я не уверен, что он так уж не прав.

18 ноября, 6 часов вечера

Мама сейчас на пути к океану. Маленькие серые крошки… Мы с папой взяли по горсти каждый и бросили в воду. Крошки пошли ко дну, но тут их подхватило течением, и они поплыли вперед, то цепляясь за дно речушки, то отскакивая от него. Я видел, как маленький окунек заглотнул одну крошку, но тут же выплюнул. А другую зажал в клешне рак. Зажал — и уполз куда-то, на более глубокое место. Мы долго стояли, смотрели на воду и молча слушали ее журчание. Потом папа сказал, что через несколько недель берега затянет льдом, а через месяц или чуть попозже река вся замерзнет, и если мы снова придем сюда и прислушаемся, то до нас не донесется ни звука.

ДО КОНЦА 1969 ГОДА БОЛЬШЕ НЕТ НИ ОДНОЙ ЗАПИСИ

25 февраля 1970 года, 8 часов вечера

Я очень долго ничего не записывал на магнитофон. Не о чем было говорить. Мамы уже нет целых три месяца. Не знаю, что бы делал папа, если бы не карты Луны. Он теперь почти ни о чем не говорит, только о Луне да о Луне… А перед сном каждую ночь залезает на крышу, смотрит в телескоп на небо и зарисовывает лунные кратеры.

Мне кажется, я стал другим человеком. Все изменилось после маминой смерти. Друзья, соседи, школа — никто и ничто не осталось прежним. Я бы мечтал уехать туда, где обо мне ничего, совершенно ничего не знают.

19 апреля, 7 часов вечера

Мне исполнилось шестнадцать. Папа подарил мне лосьон после бритья. Заходила Мария, принесла открытку с собачкой. Либо что-то вот-вот случится, либо я сойду с ума.

20 апреля, 9 часов вечера

Папа нашел на Луне новый кратер и дал ему название. Он, похоже, очень счастлив.

21 апреля, 4 часа дня

Сегодня на уроке английского миссис Пил представила нам новую училку-практикантку, мисс Ларкен. Это оказалась Эйприл. Волосы она собрала на затылке в конский хвост. Грудь ее со времени нашего знакомства ничуть не

изменилась. После занятий мы задержались, и я спросил ее о Старе. Она заявила, что они в Пентагоне поругались и с тех пор друг друга не видели. Еще она сказала, что лучше бы квакерам не догадываться о нашей предыдущей встрече. И спросила, помогла ,ли мне пирамидка. Я не хотел ее разочаровывать и ответил:

— Немножко.

Потом она сказала, что рада была меня видеть, и предупредила, чтобы я усердно занимался, — она очень строгая учительница. Первым нашим заданием было написать сонет. Я сказал ей, что никогда не любил и не понимал поэзии. А она сказала, что постарается изменить мое отношение. И ушла. По-моему, я начинаю потихоньку выздоравливать…

23 апреля, 8 часов вечера

Сегодня на английском Эйприл сказала нам, что поэзия — это нечто большее, чем мы думаем. Она прочитала стихотворение Д.Х. Лоуренса «Слава Дижона». И все время, пока декламировала, неотрывно глядела на меня. К сожалению, я запомнил только последние строчки:

Ты уронила губку, и

Грудь твоя качнулась, словно

Желтая роза «Слава Дижона»

Под знойным ветром.

На уроке мистера Хорда — он преподает нам раннюю американскую историю — я чувствовал сильнейшее сексуальное возбуждение.

2 мая, 11 часов утра

Написал первое в жизни стихотворение. Я пытался писать возвышенно и вместе с тем эротично.

Один в палатке, полной грудей,

Которые мелькали, словно крылья ангелочков,

Он грезил о заветных пирамидках,

О светлячках и о звездах,

Что спали на камне.

По-моему, мне удалось!

3 мая, 4 часа дня

Эйприл высказала мнение, что я вряд ли стану крупным специалистом в области стихосложения.

17 мая, 6 часов вечера

Стремительно приближается конец года. Шансов на то, чтобы остаться наедине с Эйприл, все меньше и меньше. На экзамене в конце полугодия она поставила мне «трояк». Начинаю думать, что у нее вызывают желание только мертвые поэты.

25 мая, 3 часа ночи

Только что проснулся. Мне снилось, что ко мне пришла мама. Она была другой, не такой, как я ее помню. Мама казалась моложе, почти девочкой. Ее лицо было гладким и бледным, а длинные волосы ниспадали на плечи. Она пыталась мне что-то сказать, но я не мог расслышать. Мама протянула руку, коснулась моих пальцев и исчезла.

Я проснулся и увидел, что сжимаю в руке маленькое золотое колечко. Не знаю, откуда оно взялось, но я уверен, что, когда ложился спать, его тут не было. Я думаю, что мама действительно приходила. И в то же время не могу в это поверить. Такого не бывает! Наверняка тому, что случилось, можно найти объяснение. Ведь всему на свете есть объяснение. Кольцо теперь заперто в ящике моего письменного стала. Мама умерла, это был всего лишь сон! Нет, я не буду этому верить!

25 мая, 7 часов утра

Я надел кольцо на мизинец, и оно пришлось мне впору, словно специально для меня сделана. Однако оно будет

лежать в ящике, пока я не вспомню, откуда оно взялось.

26 мая, 9 часов вечера

Нашел в мамином альбоме фотографию, когда она была подростком. На ее пальце кольцо, которое я обнаружил вчера ночью. Я принялся расспрашивать папу, и он сказал, что мама надевала это колечко на их первые свидания. Кольцо принадлежало ее отцу. К маме оно попало после его смерти — кольцо маме дала ее мать.

Я спросил у папы, куда оно потом делось, и он сказал, что давным-давно его не видел. Когда они поженились, мама перестала его носить. Я не знаю, что и думать.

3 июня, 5 часов дня

Я сказал Эйприл, что мне надо с ней поговорить — меня кое-что очень тревожит. Она разрешила мне прийти к ней домой. У меня в запасе еще час. Я уже выпил семь чашек кофе. В животе бурлит. Я изо всех сил стараюсь не думать о малиновом ликере.

3 июня, 5.30 вечера

Начал усиленно зевать. Выпил еще три чашки кофе, чтобы взбодриться. Такое чувство, что у меня сейчас ноги из ушей вылезут.

З июня, 11.30 вечера

Я пришел к Эйприл на несколько минут раньше и, чтобы выждать время, принялся считать трещины на тротуаре. Насчитал двести семь, но тут Эйприл выглянула из окна и поинтересовалась, чем я занимаюсь. Я сказал, что считаю трещины на тротуаре. Она спросила: