За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь. Страница 64

Молодой упырь развернулся и зашагал прочь, высоко подняв голову, раздраженно стуча тростью по тротуару и нервно поддергивая штаны.

— Кстати! — донеслось до него. — Советую купить запасной барабан и всегда держать под рукой!

Глава 10

СМЕРТЬ НА ГУЛЬБИНКЕ

«Никуда не уеду», — первым делом подумал Персефоний, оказавшись дома. Но это, конечно, была не мысль даже, а так, оформившаяся в слова злость на все подряд: на Воеводу с его невесть откуда взявшимся государственным высокомерием, на Жмурия и вислоухого Хомку, на тяжеленный «магум-365», из-за которого он дважды по дороге чуть не попал в крайне неловкое положение, и на самого себя, на свое непонимание происходящего и нерешительность.

Нерешительность злила особенно. Персефоний никогда не считал это качество зазорным: если не дано быстро находить правильные решения, следуй народной мудрости и отмеряй семь раз. Но после знакомства с Хмурием Несмеяновичем сомнения стали источником мук. Он словно заразился от бригадира любовью к действию, хотя и понимал, что привычка действовать без лишних рассуждений и губила Тучко.

«Уеду, когда захочу», — решил Персефоний, несколько успокоившись.

За эту мысль ему тоже стало стыдно. Он изгнанник, и только по воле случая ему дозволено было не торопиться.

«Уеду, конечно. Разве мыслимо нарушить волю Королевы? А Хмурий Несмеянович… Конечно, если бы он пришел ко мне и попросил помощи, я не смог бы ему отказать, но, во-первых, как он придет, если понятия не имеет, где меня искать, а во-вторых… он не попросит. Не станет впутывать в свои дела, потому что они явно далеки от законности. Совесть он еще не всю растратил…»

Однако билет заранее он так и не купил, а ночь уже близилась к концу. Пришлось-таки опять взяться за карту, только теперь Персефоний, развернув ее на столе, отвернулся и, не глядя, ткнул пальцем. Попал в Закордонию. Может, так и лучше. В империи наверняка будет ходить слишком много разговоров про накручинские события, а в странах Запада всем будет безразлично, откуда приехал разумный, тем более разумный с деньгами.

Решив так, Персефоний вызвал посыльного и отправил его в кассы, потом пересмотрел собранный в дорогу багаж и занялся револьвером. Вынув барабан, прочистил пустые гнезда, открыл одну из коробок с зарядами и некоторое время, морща лоб, соображал, что к чему. Похоже, сперва следовало забить запыжованные пули в гнезда барабана, потом засыпать порох и закрыть гнездо плотно прилегающим капсюлем. Персефоний покачал головой. Воевода не обманул: «магум» не так-то прост в обращении.

Пощелкав разряженным револьвером, чтобы рука привыкла, упырь обратил внимание, что при нажатии тугого спускового крючка барабан плотно прижимается к казенной части ствола. Поразмыслив, понял: так сделано, чтобы избежать рассеивания газов при выстреле. Видимо, именно это, вкупе с увеличенным зарядом пороха, и давало «магуму» необычайную мощь.

Небо уже зарумянилось, когда вернулся посыльный. Вместе с билетом он принес, как и просил упырь, несколько свежих газет и пачку кофе. Спать не хотелось. Плотно задернув шторы, Персефоний заварил кофе, поставил в изголовье дивана свечи и прилег, просматривая прессу. Читал внимательно, чтобы не думать о том, что в последний раз наслаждается уютом жилья.

Главной новостью был парад — он состоится завтра, то есть уже сегодня, сразу после заката. Перед парадом торжественный митинг, после — всенародные гулянья. Графство Кохлунд сделало колоссальный прыжок вперед («Разве нельзя идти шагом, обязательно прыгать, как лягушке?» — подумалось Персефонию), очистив свои ряды от предателей («Что, правительство разогнали?» — разойдясь, уже не сдерживал упырь сарказма). Представители развитых западных держав («Развитых? Вот еще словечко — то есть все остальные уже недоразвитые?») приветствуют Кохлунд на его пути к свободе («Так мы еще не допрыгнули?»).

Разногласиям в правящих кругах конец: Викторин, Дульсинея и Перебегайло принародно перецеловались («Ах, Малко Пупович, не у Шейкшира вам нужно поцелуй Жевуды искать…») и объединили усилия в борьбе за суверенитет Накручины.

Виднейшие разумные Кохлунда горячо приветствуют новую политику правительства. Банкир Тихинштейн, разорвав сорочку на груди, со слезами на глазах просит принять на становление ультрапатриотической армии его посильный взнос.

Звезда словесности господин Задовский жертвует на те же цели гонорар от готовящейся к выпуску книги «Огнем, мечом и прикладом», а также половину суммы, которую ему удастся получить в случае положительного решения суда с зазнобца Сникевича, который украл у него этот роман двадцать лет назад («???»).

Молодежь из военно-патриотических клубов «Парубки Биндюры», «Гадючина» и «Flame of freedom» в едином порыве явилась на вербовочный пункт и вступила в ультрапатриотическую армию.

Завидную сознательность проявила община упырей Лионеберге: почти полным составом она присоединилась к всенародному ультрапатриотическому движению и согласна нести вместе со смертными тяжелую дубину народной войны на территорию порабощенной имперцами Накручины. Королева Ночи благословляет своих подданных…

Боже, боже…

Персефоний погрузился в беспокойную дрему, но проснулся еще раньше, чем оплыли свечи. Повинуясь капризу, подошел к окну и приоткрыл штору. Свет ударил по глазам, на минуту он зажмурился и подождал, пока не побледнел въевшийся в сетчатку образ необыкновенно яркого дня, насыщенного синим, голубым, зеленым и почему-то розовым. Потом заставил себя снова приоткрыть глаза.

Небесная синева, сочная зелень растительности. Над крышами неторопливо плыли раскрашенные в синий с желтым ковры-самолеты полицейских патрулей, и Персефоний сообразил: это уже идет подготовка к параду. Он начнется через несколько часов. Парад, потом гулянья. Все полицейские силы привлечены к обеспечению порядка.

«Не посмотреть ли?» — подумал Персефоний. Подумал вполне безразлично, но тут же понял, что не сможет уехать, не побывав на параде. Изгнанник, он милостиво выпущен из балагана, но тут остается его город, его народ, тут остается жизнь, которой он принадлежал, хотя никогда и не думал об этом.

…Костюм из Ссоры-Мировой был уложен, и он облачился в нарядный сюртук поверх батистовой сорочки, повязал на шею вместо галстука янтарного цвета платок. На плечи набросил плащ — во-первых, удобно в дороге, во-вторых, любая другая одежда безобразно скособочивалась, стоило положить в нее проклятущий «магум», а Персефоний не собирался возвращаться и прямо с Гульбинки думал поехать на вокзал. Нахлобучив на голову котелок, он помедлил, выбирая между тростью и зонтом. Остановился на трости. Подхватил саквояж и стремительно вышел, не давая себе времени оглянуться. Запер дверь, ключ положил в карман сюртука и торопливо спустился по лестнице.

Справедливости ради надо сказать, что в конторе домовладельца Персефонию в значительной мере помогли преодолеть тоску расставания с родиной. Ненароком, конечно: просто сообщили, что он «больше не жилец — в смысле, под нашей крышей». Однако квартплату взять успели и вернуть отказались наотрез. Персефоний попробовал спорить, но бросил эту затею, покуда не то что на парад глядеть — жить не расхотелось.

Светились окна и витрины, вдоль мостовых горели цепочки фонарей, в воздухе мерцали разноцветными огнями мириады выпущенных на волю светляков, кое-где переливались магические радуги. Народ валом валил на Гульбинку. Дневные и ночные жители бок о бок пробивались по запруженным экипажами улицам и тротуарам, где теснились, образуя заторы, тележки торговцев. Все стремилось туда, в центр города.

Персефоний свернул во дворы, чтобы срезать дорогу, и тут столкнулся с неожиданым препятствием в лице тощего «фантомчика», о котором после стычки в «Надел и пошел» забыл, считая, что тот отозван.

— Не ходите туда, сударь! — воскликнул призрак, поднимая руку ладонью вперед. Персефоний не остановился и был удивлен ощутимым прикосновением чего-то материального, упругого и даже немного теплого. — Не ходите!