Замена (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович. Страница 15

— Хватит! — Взревел уже Бродерик. — Мне нет никакого дела до твоих папаш и мамаш! Ответь мне на мои вопросы и иди занимайся своими делами!

— Так я и отвечаю, Ваша Светлость, — пожаловался Ян Гровелю, лицо его сморщилось, словно трактирщик всерьёз собирался расплакаться.

— Отвечай коротко и по существу, — успокаиваясь, строго сказал Бродерик. — Только на тот вопрос, который я задал. Понятно?

— Конечно, Ваша светлость, чего уж тут непонятного. Я ж не такой тупой, чтобы вообще ничего не понимать. Еще в детстве все соседи соглашались, что я самый смышленый среди братьев. Вот и папаша, бывало, говорил: «Ян, внимательно слушай»…

Что советовал трактирщику папаша — так и осталось лишь его воспоминанием, потому что Бродерик, рванувшись со своего места, схватил толстяка за плечи и, вознеся его над собой, проорал, брызжа слюной в пухлое лицо:

— Да ты заткнешься когда-нибудь?! Просто заткнись и всё! И слушай меня!

Гровель, расслабившись в своем кресле, прикрывая ладонями слезящиеся глаза, беззвучно смеялся, мелко потрясывая седою бородой.

За столом, где расположилась охрана, утихли всякие звуки и в установившейся тишине раздался протяжный всхлип трактирщика:

— Молчу, Ваша Светлость, молчу.

— Уф, — усадив толстяка на место, Бродерик вытер вспотевший лоб и, махнув привставшему со скамьи Эмилю, опустился на свой стул. — Вот так-то лучше.

Он налил себе и компаньону ещё савантейского, прополоскал вином рот и, радуясь в душе, что толстяк все-таки нашел в себе силы помолчать, сказал:

— Здесь недалеко, примерно в четырех лье по западной дороге, стоит роща. А в ней мы видели языческое капище со свежими жертвами. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Трактирщик двумя руками закрыл себе рот, выпучил свои поросячьи глазки и отрицательно помотал головой.

— Не знаешь или не хочешь говорить? — уточнил Гровель. — Подумай хорошенько, а то ведь, здесь есть люди, которые очень неплохо умеют развязывать языки, — движением глаз он указал на Эмиля.

— Ваша светлость, да разве бы я посмел утаить от вас хоть что-то? — в высоком голосе Яна послышался укор. — Да никогда! Вот и папаша мой, бывало… — он заметил наливающееся краснотой лицо Бродерика и осекся.

— Тогда рассказывай, — коротко предложил Гровель.

Трактирщик немного помялся, отчего табурет под ним заскрипел, как не смазанная ось в телеге, потом тяжело вздохнул и начал:

 Сам-то я не местный. Я бы и не знал об этой роще ничего, но ведь понимаете — работа такая: люди ходят по дороге туда-сюда, заходят в «Свинью», друг другу о своих приключениях рассказывают. Только не подумайте, что я подслушиваю чужие разговоры! Просто люди иногда немного перебирают — ведь не каждому дано оценить вкус савантейского — поэтому и пьют такое, что… — Он зажмурился и живо изобразил лицом как может выглядеть человек, съевший полную корзину лимонов. — Словом, гадость всякую пьют. А потом очень громко разговаривают. Даже если к каждому уху привязать по подушке и спрятаться в подвале — все одно слышать будешь, как если бы напротив говоруна сидел. Ну вот, стало быть, первый раз об этой роще я услышал шесть лет назад, когда всего этого, — он обвел рукой внутренний дворик, — еще не было. Мы со старшим братом приехали сюда присмотреть место, привезли с собой работников и только-только начали строиться, когда к нам забрел слепой нищеброд с мальчишкой-поводырем. Он выпросил у наших каменщиков горбушку хлеба, и в благодарность за это рассказал давнишнюю историю о последнем колдуне орков, жившем на земле людей и творившем здесь свои безобразные обряды. Тому капищу, что вы видели, лет больше чем любому из людских городов. И с самого первого дня, что оно стоит, кровь над ним лилась рекою — и тягучая, как древесный сок, кровь эльфов, и жидкая, словно родниковая вода, кровь орков. А когда пришли сюда люди, то и людская. И этой-то, красной крови, было пролито более всего, потому что пришлась она по вкусу тому, кому было посвящено это место. Да и мучения людей, чувствующих боль гораздо острее любой другой расы, тоже доставляли этому демону несказанное удовольствие.

Колдуну не нужно было ни денег, ни власти, ни женщин, ни славы, ни знаний. Он был приставлен к капищу только с одной целью — правильно выполнять все положенные обряды, истязать жертвы перед умерщвлением во славу своего вечно голодного демона. И обречен он был жить вечно, пока стоит идолище в окружении камней. Вечно убивать разумных, причиняя им адские муки, а сердца и головы складывать к ногам своего хозяина.

Не знаю, да и нищий тот не знал, а то бы обязательно поведал, сколько времени проводил колдун свои нечистые обряды, но двести пятьдесят лет назад началась война между нашим добрым королем Дагобером Третьим и Советом Шаманов племени орков. Поначалу, казалось, что люди берут верх: наш добрый король согнал ненавистное племя со своих кочевий, лишил их стада пастбищ, захватил несколько храмов. Но потом, когда уже вроде бы все уверились, что всё решено, в ход войны вмешался Колдун из Рощи. Нищий говорил, что орки и сами не рады были этой помощи, потому что расплатой за неё были и их жизни, много жизней. Да только показал колдун Совету Шаманов в стоячей луже ближайшее будущее их мохнорылого племени и орки вынуждены были согласиться.

Трактирщик Ян замолчал, переводя дух, а Бродерик, щедро плеснув в свою кружку вина, поставил её перед трактирщиком. Тот залпом выпил, вытер тонкую струйку в уголке пухлых губ, благодарно кивнул, и продолжил:

— Ну и сошлись в последней битве на болотах Сьенда армия короля с союзниками и вассалами и орда орков, ведомая Колдуном из Рощи. Люди потерпели страшное поражение, Дагобер был убит, из его союзников в живых остался только Намюр. Герцогу удалось вывести из сражения едва ли десятую часть воинов, пришедших с королем. Но и колдовскому воинству пришлось несладко — из трясин Сьенда выбрались немногие. Колдуну тогда противостояли святые подвижники, собранные из шестнадцати монастырей. Неизвестно, удалось ли им убить мерзавца, потому что никто из них не вернулся, а только в роще с тех пор было тихо. Орки, подсчитав потери, откочевали в степи и никогда больше не претендовали на свои прежние земли.

Несколько раз монахи пытались разорить капище, но всегда наутро оно появлялось вновь, даже если камни успевали отвезти за десяток лье.

А сейчас, если вы видели новое жертвоприношение, то… Даже не знаю, что мне теперь делать!

— Боишься? — Хищно раздувая крылья носа, спросил Бродерик.

— Вот вы ругаетесь, Ваша Светлость, а папаша мой всегда говорил, что лучше от язычников держаться подальше. Ведь его старший братец Жан так и сгинул, отправившись освобождать от них Святой Храм. Теперь, наверное, придется мне «Свинью» закрывать и искать место поспокойнее. А я ведь уже привык к этому перекрестку. Жену себе сосватал недадеко с приданым хорошим. Пойду я, с вашего позволения, благородные господа, — задумчивый Ян встал, и, забыв про табурет, поковылял к двери. На полпути остановился, оглянулся, шмыгнул носом и добавил: — Кушайте, господа, кушайте.

Гровель сидел, левой рукой задумчиво пощипывая бороду, а правой вертя кубок за тонкую ножку, оруженосцы и телохранители, слышавшие рассказ трактирщика, прекратили бренчать посудой, один лишь Бродерик, чему-то улыбаясь, наполнил кружку савантейским и единым глотком осушил её. Звук звякнувшей посудины, поставленной на стол, послужил чем-то вроде сигнальной трубы герольда: сразу несколько человек захотели что-то друг другу сказать и во дворе загудели приглушенные голоса.

— Однако, пора ехать дальше, — заметил Бродерик, отрезая ножом от окорока здоровенный кусок.

— Да, нужно засветло убраться отсюда подальше, — Ганс отставил в сторону кубок, — после таких сказок кусок в горло не лезет. Слышал много разных историй и не все из них оказывались выдумкой. Как бы… — он многозначительно замолчал.

— А мне вся эта история видится по-другому, — сообщил Бродерик, пережёвывая мясо. — Не могу ничего сказать про шаманов и колдунов — никогда не встречался. Да нет, конечно, я знаю, что есть такие среди эльфов и орков, слышал — и среди людей встречаются. Но за почти сотню лет, что живу на этом свете, я ни разу не видел злодейства, совершенного с помощью магии: церковники не зря едят свой хлеб. А вот мерзостей, сделанных обычными человеческими руками — сколько угодно! Банальная измена — вот и всё объяснение поражения на болотах Сьенда! Ведь если верить старинным хроникам, то Дагобер обладал войском раз в пять большим, чем у дикарей. Я уж не говорю о выучке и разнице в вооружении. Зато теперь мне понятно, кто владел короной все эти годы. Понятно, почему Намюры вели себя всегда так, словно равны королю. А вот почему же они полезли в драку только сейчас? Герцоги известны своей фамильной одержимостью всем потусторонним, верой в древние пророчества и предсказания. Что-то, по их мнению, должно было произойти.