Кость Войны - Корнилов Антон. Страница 13

– Заплатить за что? – поинтересовался Берт.

– За проход, конечно, – объяснил одноглазый. – Дорога здесь одна, стороной нас не обойдешь. Ежели платить неохота, мы не неволим. Поворачивайте, откуда пришли.

– Интересно, – проговорил Берт, – с какой стати кто-то еще, кроме государя Императора, взимает налоги с дорог Метрополии?

Одноглазый вздохнул. Видимо, ему приходилось по нескольку раз в день объяснять одно и то же, и это ему давно надоело.

– Император далеко, – сказал одноглазый, – а мы – тутошние. Мы – люди Рыжей Бестии, слыхал?

– Не приходилось.

– Еще услышишь, – пообещал одноглазый. – Глянь-ка…

Он достал из-за пазухи две деревянные дощечки на бечевках. Понюхал дощечки и сладко сморщился:

– Сандал! Такого здесь днем с огнем не сыщешь. Так что подделать не того… не получится. Нате-ка, господа, на гайтан повесьте, и ни одна собака вас больше не тронет. А как с наших гор спускаться будете, вас ребята встретят, им дощечки и отдадите… Ну чего ждете, господа? Слазьте с коняшек и карманы того… выворачивайте. А Цыпа пока в ваших сумках пошебуршится… Давай, Цыпа, господа согласны платить, – ласково пригласил одноглазый.

Разбойник, носящий странное прозвище Цыпа, глупо гыгыкнул и, поправив красный платок на голове, решительно взялся за сумку, притороченную к седлу коня Берта. Берт двинул его рукоятью меча по голове. Цыпа с воем рухнул в снег, а конь Ловца, испугавшись, с громким ржанием взвился на дыбы. Одноглазый попятился, ища ладонью рукоять меча – он явно не ожидал сопротивления, зато арбалетчик с готовностью пустил в Берта стрелу, угодившую в конское брюхо.

Задние ноги коня Берта подкосились, и он повалился вместе с всадником.

В последний момент Берту удалось выскочить из седла, избежав опасности быть придавленным конской тушей. Крепко держа меч, он перекатился через голову и вскочил на ноги. Арбалетчик вкладывал новую стрелу, а Самуэль ловил прыгающими руками кожаную грушу. Одноглазый, придя в себя, обнажил меч – и с рыком кинулся в бой. Самуэль взвизгнул и сдавил грушу в ладонях, впопыхах не заметив, что трубка направлена в лицо ему самому, а не противнику. Облако едкой пыли вырвалось из трубки. Самуэль, завопив, схватился за лицо, засучил ногами и свалился с коня. Это падение спасло ему жизнь. Одноглазый рубанул сплеча, но удар клинка пришелся по конской шее, почти ее перерубив. Разбойник выдернул меч из тела забившегося в агонии животного, шагнул к Самуэлю, но тут подоспел Берт.

Ударом ноги сшибив поднимавшегося Цыпу, Ловец набросился на одноглазого, тесня его назад, к арбалетчику, чтобы тот, уже зарядивший свое оружие, не мог как следует прицелиться.

Самуэль тонко кричал, барахтаясь в снегу. Никакой помощи от него ждать не приходилось, и Берт оказался в затруднительном положении. Одноглазый, отразив первую бешеную атаку Ловца, дрался теперь осмотрительно, не нападал, лишь защищался – выигрывал время для того, чтобы Цыпа успел подняться, и арбалетчик имел возможность отбежать подальше и выбрать удобную для стрельбы позицию.

Надо было метнуться назад, разобраться с Цыпой, пока тот не очухался окончательно, но оставлять за спиной арбалетчика было слишком опасно. Прорваться же к нему мешал одноглазый. Впрочем, в голове Берта уже созрел план – но на это нужно было решиться. И когда сзади долетел злобный стон Цыпы:

– Ну, гадина, сейчас я тебе… – Берт решился.

Сильным ударом он заставил одноглазого отступить еще на шаг, а сам прыгнул на середину тропы, открывая себя. Арбалетчик не упустил своего шанса. Он нажал на рычаг, но Берт, ожидавший выстрела, мгновенно прижался к скальной стене. Стрела свистнула мимо. Ловец бросился назад, чтобы за время, пока разбойник заряжает арбалет, прикончить Цыпу, который, судя по всему, выдающимся бойцом явно не являлся, но… тут же повернул обратно. Все получилось даже лучше, чем он предполагал. Стрела, уготованная Берту, проткнула горло несчастному Цыпе насквозь. Разбойник изумленно глянул на своего случайного убийцу, разинувшего рот и опустившего арбалет, и плашмя повалился между двумя лошадиными трупами.

Это происшествие переломило ход битвы. Одноглазый вдруг без слов повернулся и побежал прочь. Арбалетчик пустился следом за ним, ради удобства отступления бросив свое оружие на тропе. Берт не стал их преследовать. Кто знает: может быть, в сотне-другой шагов их ждал еще один отряд. На всякий случай стоило поторопиться.

Ловец подбежал к зарывшемуся с головой в снег Самуэлю и за шкирку легко вздернул его на ноги.

– Хозяи-ин… – плаксиво протянул Самуэль, являя свету опухшее, покрасневшее лицо, залитое слезами, – простите, хозяин…

– На этот раз хотя бы в меня не попал, – быстро отрезая постромки сумок с седел и цепляя их на Самуэля, прокомментировал Берт. – Что бы ты делал с тремя головорезами, если бы я валялся тут, заливаясь слезами? Эх, коней жалко… Теперь придется пешком волочься… Да и припасов много не возьмешь… Хотя… пешком мы будем незаметнее. Что-то мне подсказывает, что и дальнейшее передвижение нам постараются испортить…

– Как изменились Турийские горы! – все еще всхлипывая, заметил Самуэль.

– Это да… Всего полгода прошло с тех пор, как мы здесь были, и вот… объявился какой-то подонок, который додумался собирать дань с каждого встречного. Рыжая Бестия! Чтоб ему…

Они спешно двинулись вперед. Когда тесное ущелье осталось за их спинами, путникам, опасавшимся засады, пришлось свернуть с тропы. Они тащились по пояс в снегу до самой ночи. К темноте снегопад усилился, и Берт вырыл большую пещеру, где и переночевали, не разводя огня. Утром, позавтракав насухую, наевшись снега, путешественники продолжили путь. Небо очистилось, Берт принялся определять направление по солнцу и, закончив с расчетами, мрачно сообщил:

– Сбились с дороги. Выйдем к равнине с другой стороны.

– Так выйдем же все-таки? – робко предположил Самуэль.

– Ты забыл? К равнине ведет одна тропа, с юга. Все остальные подступы обрубаются пропастями. Равнина с трех сторон окружена отвесными скальными стенами…

Посовещавшись, они все же решили продолжать путь в заданном направлении, а, как выйдут к пропасти, идти по краю до тех пор, пока не выбредут на тропу. К полудню горы расступились перед Ловцами. Они оказались на кромке глубокой пропасти. Далеко внизу расстилалась зеленая долина, где в бревенчатом домике на берегу мелкой речки жил старина Франк. «И Марта», – мысленно добавил Берт и тоскливо вздохнул. Ловец прищурившись долго смотрел вниз, так долго, что Самуэль забеспокоился:

– Что-то не так, хозяин?

– Не знаю… – процедил Берт сквозь зубы, – как-то все… Вроде бы поселок на ладони, но я не вижу… Дай-ка…

Догадливый Самуэль сунулся в мешок, порылся там и вложил в протянутую руку Гендера подзорную трубу. Берт застыл на краю обрыва. Когда он опустил трубу, лицо его было бледнее раскинувшихся вокруг снежных покровов.

– Рыжая Бестия, – неестественно спокойно проговорил он. – Наверняка это он. Кто еще мог сотворить такое?!

– Что случилось, хозяин?

– Поселок у реки сожжен, – сказал Берт. – На месте поселка – пепелище. Кажется, давнее – обугленные бревна заросли травой и кустарниками, потому я не мог сразу понять, в чем дело…

– А?.. – вопросительно начал Самуэль.

– И дом Франка тоже сгорел, – подтвердил Берт. – Ни один дом не уцелел. И ни один дом не был отстроен заново. Что это значит?

Самуэль испуганно повел плечами.

– Это значит, что, скорее всего, никто из поселка не выжил.

Берт швырнул трубу под ноги и зашагал вдоль края пропасти.

Спустилась ночь, а вместе с ней – мороз. Снег, подтаявший под солнцем, теперь крепко схватился настом. Берт и Самуэль, не проваливаясь, шли много быстрее. За всю дорогу Берт не проронил ни слова и не сбавил шага, Самуэль едва поспевал за ним. Вывернув из-за очередного валуна, Берт остановился, и Самуэль с облегчением опустился на снег, сбросив дорожные сумки с плеч.

Впереди в непроглядной тьме мерцало огоньками окон приземистое строение.