Кость Войны - Корнилов Антон. Страница 3
«Кровь, – догадался Берт. – Давно запекшаяся кровь. Давным-давно запекшаяся кровь… Кровь Дикого Барона. Который, если верить древним преданиям, продолжал околевать, испытывая жуткие муки, еще долго после того, как застыло его тело… Такова судьба каждого существа, принадлежащего обоим мирам сразу…»
Скрежет и грохот за спиной стихли. Подземная тишина вновь окутала чрево усыпальницы. Берт обернулся, чтобы посмотреть на громадное пространство зала, изборожденное бездонными рвами. Колонны – черные и белые – вперемежку возвышались на немногих уцелевших плитах, а из рвов поднимались тонкие струйки серого полупрозрачного дыма. Входа в коридор отсюда не было видно, и не было видно Драного. Впрочем, о его судьбе Берт сейчас не думал.
Сдерживая дыхание, он направился к саркофагу. И, чем ближе подходил, тем больше становился этот саркофаг. Он не рос, просто здесь, вблизи останков Дикого Барона, странным образом нарушались законы перспективы… Или это так искажало действительность голубое свечение, сгустившееся над мертвым демоном-полукровкой?
Берт остановился, подойдя вплотную к саркофагу. Только теперь оказалось возможным верно оценить его размеры: борт приходился Берту выше груди, а от изголовья до изножья можно было сделать не меньше десятка шагов. Голубое свечение не излучало ни тепла, ни холода, ни какого-либо запаха. Берт осторожно вдохнул, готовый – если почует что-либо неладное – тут же, отплевываясь и кашляя, прыгнуть в сторону. Никаких изменений в себе он не ощутил. Значит, свечение безопасно, а ведь оно могло оказаться и смертельно ядовитым газом, который испускал прах Барона. Берт заглянул в саркофаг.
Дикий Барон, закованный от горла до пят в золотые доспехи, был почти втрое больше самого высокого человека. Окостеневшими пальцами с кривыми желтыми когтями Барон сжимал на груди изъязвленный косыми засечинами двуручный меч… Берт скользнул взглядом по телу Барона вверх.
– Вот оно… – прошептал он.
И улыбнулся. Больше всего на свете он любил такие моменты. Он сам часто говорил, что именно ради таких моментов стоит жить… Когда последние опасности оставались позади, когда раны, ссадины и синяки еще саднили, но эта боль не стоила ничего по сравнению с радостным ощущением, что достиг цели. Он хотел это сделать, и он это сделал…
Громадный голый череп величиной с купол средней сторожевой башни скалился длинными клыками, налезающими друг на друга. На месте носа был черный провал, а в глазницах переливались идеально выточенными гранями кроваво-красные камни – каждый размером с кулак взрослого мужчины. На первый взгляд камни выглядели совершенно одинаково. К тому же сверкали они так ярко, что определить какую-либо разницу между ними было очень трудно.
Берт закусил губу. Кажется, рано праздновать победу. Возможно, это и есть последняя ловушка. Самая последняя и самая сложная…
По легенде лишь один глаз Дикого Барона был человеческим, а сквозь призму другого демон-полукровка мог прозревать тайны далекого прошлого. Как определить, какой из этих камней – Глаз? А что, если оба камня – подделки, а истинный Глаз хранится где-нибудь еще? Где-нибудь под доспехами? Или вообще не в этом зале, а в каком-нибудь тайнике укромного коридора?.. Берт поежился. Затылок его все еще холодило, но этот холод был не острым и сильным, как всегда, когда предвещал близкую серьезную опасность, а промозглым, словно под шляпой сидела жирная мокрая жаба…
Он занес руку сначала над одним глазом, потом над другим. Поджал пальцы, колеблясь… В легенде говорилось что-нибудь о том, каким глазом Барон мог смотреть в ушедшее: правым или левым? Если и говорилось, то сейчас Берт ничего подобного вспомнить не мог. Этот Маргон! Великий многознатец и маг Маргон! Один-из-Четырех! Что ему стоило, давая задание, пересказать легенду о Диком Бароне подробнее? Ну почему все эти многознатцы, добившиеся расположения внеземных сил, прочих людей считают безмозглыми тупицами и ничтожными червями? Что бы они могли, когда б не такие, как Берт или тот же Самуэль? «Что бы они могли, когда б не мы, Ловцы Теней? – подумал Берт. – Этим именем они сами назвали нас, маги, колдуны и многознатцы. Ловцы Теней… Кто бы добывал для диковинных магических экспериментов драконью кровь, лапки василисков, вурдалачье семя или, скажем, корешки волчьей смерти, расцветающей раз в тринадцать лет под плахой, на которую пролилась кровь не менее сотни преступников? Допустим, порошок из языка повешенного или. настойку волос шестидесятилетней девственницы можно купить в двух-трех городских лавках, но где бы все эти многознатцы доставали… кое-что поинтереснее? Неужели сам Маргон решился бы пуститься в долгий путь через эти скалы, чтобы разыскать Последний Приют? Да он бы окочурился на первом валуне, если б, конечно, сумел на него вскарабкаться! И никакие духи и амулеты ему бы не помогли…
«Ладно уж, – остановил себя Берт. – В бумагах Франка наверняка можно было найти легенду о Диком Бароне, да еще, вероятно, в нескольких вариациях. Ты сам поленился порыться подольше. Увидел карту, схватил ее… И тут появилась Марта, и тебе стало не до бумаг…»
Он снова склонился над исполинским черепом. Дикий Барон беззвучно скалился длинными изогнутыми клыками, словно потешаясь над мучимым раздумьями Ловцом.
«Допустим, – размышлял Берт, – ловушка поставлена таким образом, что убьет всякого, кто коснется фальшивого Глаза. Хотя логичнее будет предположить, что смерть непременно грозит тому, кто тронет настоящий Глаз. Строители усыпальницы наверняка предусмотрели оба варианта… В таком случае, выбора нет. Нужно либо уходить ни с чем, но живым, либо попытаться рискнуть.
Берт попытался сконцентрироваться на своем внутреннем чувстве опасности, многократно спасавшем ему жизнь. Но холодок в области затылка не становился ни сильнее, ни слабее. И это было странно.
Строители Последнего Приюта, скорее всего, предусмотрели оба варианта… Да, точно! Но зачем тогда пускать в ход подделку?
Берт даже зарычал от охватившего его бессилия. И мгновенно в голове сверкнула внезапная мысль. Не давая сомнениям погасить ее, он запустил руки в саркофаг, схватил гигантский череп Барона за виски и рванул изо всех сил.
Раздался громкий неприятный хруст – будто обломилась гнилая коряга, торчащая из болотной топи. Пустой череп Дикого Барона оказался неожиданно легким, Берта откачнуло назад и, чтобы удержаться на ногах, пришлось сделать несколько шатких шагов. Только восстановив равновесие, он повернулся и побежал. Спрыгнул с кровавой плиты на ближайшую белую и ринулся прочь, оставляя на белом камне багровые следы.
Череп зашевелился в его руках. Берт вскрикнул, но бега не остановил. Опустив глаза, он увидел, что изжелта-серая кость стала покрываться сетью тончайших трещин, словно рисунок паутины проступал на черепе.
На пути разинул черную пасть широкий ров. Берт повернул и побежал вдоль рва – к черной колонне, застывшей в полусотне шагов; дальше, за колонной, белела нетронутая плита.
Один за другим длинные зубы Барона обламывались у основания и с клацаньем сыпались под ноги. Грохнулась и разлетелась в пыль нижняя челюсть, о которую Берт едва не споткнулся. Потом треснул извилистой трещиной мертвый лоб. Потом побежали, словно струйки крови, змееподобные расколы от висков к уцелевшей верхней челюсти. Череп стремительно превращался в прах – ладони Берта в какой-то момент перестали ощущать твердость кости. Между пальцев Ловца посыпалась труха. Еще мгновение – и черепа не стало. Берт чертыхнулся, едва успев подхватить большой сверкающий камень – истинный Глаз Дикого Барона. Фальшивый Глаз исчез без следа.
И сейчас же холод ударил в затылок Берту с такой силой, что он застонал. Когда пальцы его сомкнулись вокруг ледяных граней, от саркофага потянулся к далекому потолку натужный вопль, переполненный страданием, болью и нечеловеческой ненавистью.
Ни в коем случае не следовало терять времени на то, чтобы обернуться, но Берт все-таки обернулся.
На следующий день он признался Самуэлю, что зрелище, открывшееся ему тогда, прибавило несколько белых нитей к его и без того обильно посеребренным вискам.