Кость Войны - Корнилов Антон. Страница 35

– Отлаживаю…

Интонации в его голосе не понравились Марте. Она прямо взглянула на Самуэля, а тот опустил глаза. Марта пошевелилась, переместившись в тень стены тростниковой хижины.

– Интересно, – проговорила она, – как твое жало действует?

– Все очень просто! – встрепенулся Самуэль, для которого не существовало наслаждения выше разговора о собственных изобретениях. – Принцип пускового механизма ничем не отличается от обыкновенного арбалета. Но дело в том, что вот в эту трубку вкладываются вовсе не стрелы, а свернутая сеть со свинцовыми шариками по краям… – тут он опомнился и буркнул: – Как действует, как действует… Обыкновенно действует…

– Так! – хлопнула себя по коленям Марта. И встала на ноги. – Альберт велел?

– Что велел?! – перепугался Самуэль. – Ничего не велел. То есть велел, конечно… Сидеть здесь и не высовываться. Я и сижу. И вы, пожалуйста, сидите, госпожа. Если хозяин дает приказание, то приказание нужно выполнять. Хозяин зря говорить не станет. Значит, так оно и нужно.

Марта деловито одернула перекрещивающиеся на груди ремни, в которых поблескивали клинки ножей, закинула руку за спину, но тут же вспомнила, что арбалет потерян в битве на Каменном Берегу, – и недовольно сморщилась.

– Не надо, госпожа! – всполошился Самуэль. Тоже поднимаясь, он неловко прижимал к груди паучье жало. – Мы ведь хозяину слово давали!

– Лично я твоему хозяину ничего не давала… слова ему не давала никакого.

– Зато я дал… – жалобно вздохнул Самуэль и поудобнее перехватил жало, направив трубку в грудь рыжеволосой.

Марта изготовилась, сжав губы, стрельнула глазами по сторонам, но… очевидно, подумав о чем-то, рассмеялась.

– Ладно, – сказала она. – Слово есть слово… Пойдем перекусим, верный оруженосец…

– А разве у нас еще что-нибудь осталось? – удивился Самуэль, но все-таки направился за ней в прохладную полутьму хижины.

Через минуту Марта вернулась к очагу.

– Неплохая штука… – пробормотала она. – Действительно, в обращении очень проста…

Встряхнув руками, она направилась прямиком к воинам, расседлывающим верблюдов. Исхагг, завидев рыжеволосую – он в это время срезал окровавленную одежду с убитых – зычным окриком повалил своих собратьев на колени.

– Ухун… – с натугой сформулировал Исхагг, – довольный? Веселый? Сытый?

– До чрезвычайности, – кивнула Марта. – Так все утро веселился, что умаялся и спит. И я бы на вашем месте не рискнула его беспокоить.

Исхагг отчаянно замотал головой, как бы говоря, что у него и в мыслях не было доставлять какое бы то ни было неудобство самому воплощению Красного Огня.

Рыжеволосая легко взлетела на белого верблюда, похлопала забеспокоившееся животное по горбу.

– Э-э-э… – недоуменно затянул Исхагг, но его скакун, вышибая фонтанчики пыли из-под камней, резво побежал на восток, унося на себе Марту.

Когда становище скрылось из вида, в груди ее закопошились сомнения. В какой-то момент она хотела повернуть обратно, но, только подумав, что неизвестно – сколько еще сидеть на одном месте, изводя себя предположениями – как там Альберт, что с ним, жив он еще или нет, – ударила верблюда пятками.

Ловец подпрыгнул еще раз и еще. Нет, не достать… Даже и стащив каменные осколки в кучу, он все равно не мог с этой кучи хотя бы кончиками пальцев коснуться последних ступеней обрушенной лестницы. Как бы здесь пригодился Самуэль со своим львиным когтем – особым образом изогнутым крюком, способным намертво впиться в любую, даже самую гладкую поверхность.

Придется идти в обход. Придется снова плутать по темным коридорам, отыскивая путь к покоям Аниса. И что ему стоило тогда, оказавшись там впервые, измерить длину клинка относительно пропорций человеческого тела! Почему он не догадался сделать это?!

«Теряю сноровку, – мрачно думал Берт, осторожно вышагивая по хрусткому ковру из истлевших костей и комков пыли. Какая-то труха сыпалась со скрытого тьмой потолка, сыпалась и с треском сгорала в ярком пламени факела. – Или это место так на меня влияет…»

Коридоры тянулись вперед, расходились множеством длинных лучей, швыряли Ловца в переплетенья лестниц, втискивали в узкие полуобвалившиеся лазы, поднимали к анфиладам, нависающим над черной пустотой угрюмо молчащих залов, душили зловещей тишиной, пугали внезапно вспыхнувшим невесть где пронзительным воем ветра, заблудившегося в лабиринте дворцовых ходов, словно в окостеневших кишках подохшего чудовища.

И, куда бы ни свернул Ловец, за ним неотступно следовала Тьма. Она обвивала ноги, стесняя движения, словно гнилая, болотная вода, стремилась проникнуть внутрь тела… С тоской вспоминая теплый солнечный свет, Берт старался шагать быстрее, но, чем дальше, тем сложнее было заставлять себя переставлять ноги. Постоянная пульсация холода в затылке превратилась в настоящую пытку – такого он не чувствовал никогда и был близок к тому, чтобы впервые в жизни проклясть доставшийся с рождения дар… Ему казалось, что неслышные крылья мрака колыхались над головой, готовые в каждую минуту ринуться вниз, окутать с головы до ног, стиснуть до хруста костей… утопить в себе… Черный дурман, растекшийся отравленным током в его крови еще тогда, в заброшенном руимском кабачке, мучил тело и туманил мозг… Становилось все хуже и хуже… Временами Берт словно впадал в забытье. Чудилось, что Тьма принимает очертания громадной извивающейся твари, он даже чувствовал упругую мощь холодной плоти, сжимающейся вокруг него, – и в эти страшные мгновения, когда разум мерк, Ловец терял самообладание, забывал, кто он такой и зачем пришел в чрево затаившегося каменного монстра. Приседая, он размахивал над головой пылающим факелом, стремясь трескучим пламенем отогнать смертоносные кольца… Потом наваждение отступало. Берт приходил в себя, распластанный на холодном полу, поднимался, стирал с лица густой и липкий пот и шел дальше, уже с трудом вспоминая – куда идет. «Нужно идти, – билось в голове, – нельзя дать мраку сожрать себя… Продолжать путь… Может быть, удастся вырваться из черного плена…»

Когда впереди забрезжил свет, Ловцу думалось, что он блуждает в темноте долгие годы. Словно умирающий от жажды путник, завидев колодец, он рванулся из вязкой темноты в коридор, идущий полукругом, где через узкие окна в одной из стен падали широкие косые лучи желтого, солнечного света. Остановился напротив первого же окна, зажмурившись, погрузился в течение сияющего потока, освежающего разум, смывающего с одежды и кожи, будто маслянистую грязь, пятна Тьмы.

Впереди, близко, раздался шаркающий звук, и Берт снова отпрянул в тень, серую и неопасную, прогретую солнцем.

Вдоль по коридору, навстречу Ловцу, брел, ссутулившись, человек в черной монашеской одежде. Берт не сразу узнал в нем Сета.

Сет изменился неуловимо и странно. Руки его, обычно бессмысленно копошащиеся под одеждой, сейчас были сцеплены на груди в крепкий замок. Исчезла привычная суетливая юркость – Сет двигался медленно и почти бесшумно, выплывая из тени на свет и снова скрываясь в сумраке, точно призрак. Плечи его, раньше постоянно подергивающиеся, будто в вечном ознобе, теперь были опущены и неподвижны.

«Он тоже чувствует власть Тьмы, – понял Берт. – Но не сопротивляется ей. Тьма управляет им… Ну что же… Глупо было бы упустить такую удачу…»

Рука Ловца сама собой поползла к поясу. Удивляясь, почему это Сет не замечает яркого пламени, Берт отбросил факел в сторону.

Клинок с легким скрежетом покинул ножны. Сет все приближался, а Берт снова отступил назад. Этот недоумок-авантюрист, наверное, и сам не понимает, в какую игру ввязался. Его даже… почти жаль.

Берт прикинул, как он шагнет из тени, взмахнет мечом и разом вышибет из тщедушного тела жизнь. Между ним и Сетом осталось не больше десятка шагов, но Ловец все еще не мог решиться на атаку.

– Все равно что ударить старика или калеку… – пробормотал он.

Сжимая рукоять меча, Берт все-таки вышел на свет. Сет не обратил на него никакого внимания, даже не замедлил шага.