Монах - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 19

Если бы Рем прямо сейчас вложил ему в руку нож и попросил убить Пелеса, что бы я сделал? Когда разговариваешь сам с собой, нужно быть откровенным… Да, надо было воспользоваться шансом и спасти монастырь. Всего одним движением я мог предотвратить последующий кошмар.

Все, что Рем написал в своей записке - исполнилось. Монахи стали тюремщиками. Даже я. Если, действуя в целях самозащиты, ты отнимаешь жизнь у опасного животного, то это не убийство. А Пелес именно животное. Помесь медведя-людоеда, змеи и стервятника.

Благой Свет, и откуда у меня такие нечестивые мысли?

Я думал, что знаю людей, но мое знание оказалось ложью. Все знания наши - тлен и прах, разносимые по миру ветром. Может статься все, что меня окружает - это искусный обман? Не зря же меня не покидает ощущение нереальности происходящего. И виной тому не только нежелание принимать правду такой, какая она есть. Меня мучает нечто большое, некий невысказанный вопрос, засевший где-то глубоко-глубоко внутри.

Что имеет начало, имеет и конец… Оно не вечно, а значит, является иллюзией. Странные мысли, словно чужие, словно кто-то другой думает за меня… Да, настоящее только то, что было всегда, что неизменно. А мы приходим и уходим, мы тоже иллюзия. Слабая тень, отбрасываемая тем, чего никогда не существовало.

Я снова и снова вспоминаю пустые глаза братьев, и меня бросает в дрожь. Мне повезло, что я не разделил их участь. Эта коварная змея - Пелес, открыл западню, в которую все они попали. Это он виновен в убийстве Патрика. Только он один. Но как орден мог допустить, чтобы на такую ответственную должность назначили этого мерзкого человека?

Определенно, это нельзя пускать на самотек. Чем быстрее о бесчинствах Пелеса узнает магистр ордена, тем лучше. Как только я отдам Мирру в руки ее родственников, то со спокойным сердцем отправлюсь в Вернсток, прямиком в Вечный Храм. Там на него живо найдут управу. Его будет ждать суд и наказание соизмеримое творимым бесчинствам.

Да, жаль не видно звезд на небе, без них так трудно заснуть. Из окна моей кельи всегда были видны несколько звезд, словно чьи-то глаза смотрели на меня с ночных небес.

Кстати о глазах… Вон там, то и дело мелькают желтые огоньки. Неужели волки? Ходят кругами, присматриваются, вернее принюхиваются… Но почему-то мысль о возможном нападении волков, меня пугает и будоражит меньше, чем воспоминание об оставленном монастыре и узниках в подвале. Монастырь совсем рядом, мы углубились в лес едва ли на километр. Нет, даже меньше.

В монастырском дворе остались два земляных холма, под которыми покоятся дорогие моему сердцу люди - Бариус и Рем. Патрика тоже жаль… Он погиб ужасной мучительной смертью.

Хватит! Что толку думать о покойниках? Теперь мое внимание нужно живым, тем более что пока есть память, они останутся со мной навсегда. И даже если меня не станет, они все равно будут со мной. Ведь в этом мире ничего не исчезает бесследно.

Моя вера в Свет непоколебима. Я живу с мыслями о нем, я следую туда, куда он ведет меня. Долой пустые бездумные молитвы! Святой Мартин учил, что частица Света находиться в нашем сердце и если вокруг беспроглядный мрак, надо остановиться на мгновение и послушать его тихий шепот. Сердце никогда не молчит.

Иногда, когда я допоздна засиживался в библиотеке, мне казалось, что я слышу обещанный шепот. Такой таинственный, манящий, обещающий поведать правду об этом мире, сулящий истинное знание. Я силился разобрать слова, но стоило мне начать прислушиваться, как всякие звуки пропадали, оставляя меня в недоумении. Что же я слышал - настоящий голос или шипение свечи, одиноко стоящей у меня на столе? От усталости может привидеться и не такое.

Братья рассказывали, что во время ночных молитв в дымке ламп им мерещились танцующие обнаженные девы. Я тоже видел их - два или три раза. Тогда мне едва исполнилось четырнадцать. По совету наставника я разделся до нижнего белья, и трижды оббежал вокруг монастыря. Это было в разгаре зимы, снег стоял по колено и эту пробежку я запомнил надолго.

Больше проблем с девами из дыма у меня не было. Как только вокруг меня начинали возникать туманные видения, не дающие заснуть, я вспоминал тот снег, и они тут же пропадали, не успев оформиться, как следует. Видения хорошо прогоняет тяжелая до изнеможения работа и самобичевание. И если первый способ мне был хорошо знаком, то с последним я предпочитал не связываться.

Конечно, женщины вызывали у меня понятный интерес, но монашество и обычная жизнь - вещи несовместимые. Я должен быть чист душой, а если мне придется завести семью, то я навсегда погрязну в житейских проблемах. Ежели мужчина в состоянии прожить без женщины, значит общение с ней - это излишество, коего нужно всячески избегать. Целомудрие и еще раз целомудрие.

По крайней мере, в свои двадцать восемь мне принять это проще, чем в шестнадцать.

Готов поспорить, Святой Мартин, до того как его озарило, не был таким уж бестелесным существом. Крамольная мысль, но зато здравая… Он же не попал в монахи как я, прямо с сиротской скамьи. Говорят, у него была семья. Не знаю, насколько этому можно верить, но даже лучше, если это именно так. Святой Мартин - это живой человек, а не восковая кукла или аляповатый рисунок.

Утром мне предстоит общение с одной юной особой противоположного пола, и я совершенно не знаю как себя с ней вести и что говорить. Я не умею обращаться с детьми, тем более девочка недавно пережила глубокую душевную травму. Мой долг требует, чтобы я нашел для нее слова утешения, иначе какой из меня последователь Света, но что я скажу Мирре?

Тяжелая задача. А что, если у нее действительно будет истерика? Она ею уже угрожала.

Смирение, смирение, смирение… Смирение - удел сильных.

Скоро рассвет, а мне все еще не хочется спать. Если бы не этот проклятый холод, пробирающий до костей, я бы давно заснул. Нельзя даже вытянуться в полный рост, чтобы дать телу как следует отдохнуть, а это значит, что утром я буду разбит.

Хорошо бы занять мысли чем-нибудь нейтральным, чтобы не болела голова. Закрыть глаза и, не обращая внимания на желтые пары огоньков, появляющихся то тут, то там, представить себе летнее звездное небо…