Монах - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 78

– Я не могу больше носить рясу и проводить обряды.

– Сочувствую твоему горю, - сказал Рихтер без особого сострадания в голосе. Впрочем, и без особой неприязни.

– Не знаю, кто возьмет меня на работу. Я ведь толком ничего не умею делать. Да еще с этим клеймом…

– Разбой тебя не привлекает?

– Нет, никогда! - воскликнул Клемент. - Это отвратительно!

– Ух, да я же не предлагаю тебе обкрадывать вдов и сирот. Как насчет благородного разбоя?

– Разбой никогда не бывает благородным, - уверенно ответил Клемент.

– Даже если ты отнимаешь у разбойника награбленное и возвращаешь его несчастной жертве? А сознательная жертва спешит отблагодарить своего спасителя?

– Рихтер, ты все перекручиваешь с ног на голову. С этой точки зрения…

– В том-то все и дело, что тебе надо научиться смотреть на мир с разных сторон. Не бывает белого, черного… Есть серое, синее, зеленое и еще миллионы цветов.

– Ты меня путаешь. И разбой… Нет, не хочу этим заниматься. Если бы я мог изменить прошлое…

– Ах, если бы это было так просто… Сколько раз я клял себя за ошибки и просил дать мне еще один шанс, - Рихтер вздохнул. - Но назад возврата нет. Решай, ты будешь моим учеником или нет?

Клемент обернулся и с тоской посмотрел на холодные огни города. Огней много, но все они для него были чужими. Ему некуда было возвращаться и некуда отступать.

– Да, Учитель, - монах преклонил колено и опустил голову.

– Отлично, - Рихтер довольно улыбнулся. - Я в свою очередь обязуюсь сделать из тебя самого лучшего и опасного невидимку из всех, что когда-либо рождались на свете. Это будет интересно. А пока что выпрямись и слушай меня внимательно, ученик. Урок первый: никому не доверяй и никогда не поворачивайся к врагу спиной. Да-да, теперь тебя со всех сторон окружают враги. Что из этого следует?

Монах непонимающе смотрел на Рихтера.

– Ну же, пошевели мозгами! Из этого следует, что тебе нужно обзавестись безопасным убежищем, где можно будет восстановить силы и обдумать планы мести.

– Где же мне его взять?

– Для этого лучше всего подойдет какое-нибудь заброшенное помещение. Старый склад или подвал. Скорее всего, оно будет пользоваться дурной славой. В воровской притон тебе идти нельзя, там ты и до утра не доживешь.

– А что значит "пользоваться дурной славой"? - осторожно спросил Клемент.

– Там могут обитать духи умерших.

– И как же мне там селиться?

– Ты же монах?! Вот и молись, и если твоя вера крепка, то духи тебя не потревожат, - проворчал Рихтер. - На самом деле призраки - создания безобидные. Они завершают свои дела на земле и успокоенные возвращаются в ничто. Тебе сейчас надо бояться не духов, а созданий из плоти и крови. Возвращайся в город, найди себе достойное пристанище и займись больной спиной. В следующий раз я буду с тобой разговаривать, только когда ты будешь полностью здоров. Ты взял у Равена достаточно денег?

– Одолжил, - мрачно уточнил Клемент. - На первое время. Но я обязательно верну.

– Я не сомневаюсь. До встречи. - Рихтер махнул ему рукой и исчез.

Клемент озадаченно моргнул. Порыв ледяного ветра заставил его съежиться от холода. Монах завернулся в плащ и пошел обратно в город. Тонкую цепочку его следов стало заметать мелким, как крупа снегом.

Дарий играл в шахматы.

Играл сам с собой, потому что во всей вселенной ему было не найти достойного противника. Фигуры терпеливо стояли на доске, дожидаясь своего часа. Он еще раз оценил шансы обоих сторон и с задумчивым видом походил белым конем. Теперь черным придется выбирать, кем пожертвовать: турой или офицером.

– В этой игре есть что-то зловещее, - сказал Рихтер, материализуясь рядом с гномом. - Хотя возможно только потому, что именно ты находишься за игральной доской. Что за приз в этой игре? Смерть или рождение целого мира?

Дарий указал ему на стул:

– Сыграешь за черных?

– Ты поставишь им мат через четыре хода, - ответил Рихтер, мельком взглянув на доску.

Гном в ответ довольно улыбнулся.

– Может быть поставлю, а может и нет… В зависимости от настроения. Это всего лишь игра. Доска, и фигурки, вырезанные из мрамора, которые ничего собой не олицетворяют.

– Ну, да… так я тебе и поверил, - проворчал Рихтер. - У тебя же везде символы, загадки, намеки. Они нужны тебе как воздух.

– Рад, что ты не растерял былую сноровку.

– С тобой все равно невозможно играть. Я даже подумать о фигурах еще не успел, а ты уже видишь гибель моего короля.

– Хорошо, что ты пришел, - Дарий откинулся на мягкую спинку кресла. - Мне нужно с тобой поговорить.

– А разве у меня был выбор? - Рихтер иронично приподнял бровь. - Когда ты желаешь меня видеть, то меня в мгновенье ока против воли переносит к тебе. Кстати, где мы? - он обвел взглядом огромный зал с колоннами, задрапированный красным шелком.

– Нигде. Я создал этот зал ради игры в шахматы. Красный цвет должен напоминать о том, что фигуры на доске - это прообраз еще не созданных армий.

– Создатель развлекается? - Смерть иронично приподнял левую бровь.

– Иногда частица Повелителя Ужаса берет надо мной верх, - пожал плечами Дарий. - Но это случается только на время игры.

– Ты беспощаден, - заметил Рихтер, смотря на доску. - Белые начинают и выигрывают. Ты не даешь черным ни единого шанса.

– Я и белое и черное, - ответил Дарий, двигая вперед пешку. - Что ты задумал?

– О чем речь?

– Ты стал обучать Клемента.

– Ну и что? Он сам попросил меня об этом.

– Надеюсь, ты не собираешься воспитать себе смену. Он все равно не сможет заменить тебя на твоем посту. Ни в настоящем, ни в будущем. Его душа для этого не подходит.

– Я прекрасно знаю об этом, - отмахнулся Смерть.

– Тогда зачем ты это делаешь? Своими поступками ты переступаешь границу дозволенного.

– Он бы все равно пошел по этому пути. Я не нарушаю правил.

– Ты ускоряешь естественный ход событий.

– А разве тебе не хочется прекратить его страдания? - коварно спросил Смерть. - Пусть он отомстит, наконец, за свои мучения.

– Вот так? - Дарий опрокинул фигурку черного короля.

– Мат, - констатировал Рихтер.

– Страдания необходимы ему не меньше чем обычному человеку необходимо ощущение счастья. Они раскроют монаху настоящую красоту мира. Неужели ты думаешь, что если лишить страданий монаха, то его душе будет от этого лучше?