Дерево лжи - Хардинг Фрэнсис. Страница 36

«Нет. Ни за что».

— Я… — Фейт с трудом удавалось сохранять безразличное выражение лица, в то время как ее мысли метались. — Я могу принести их… но большая часть на греческом или зашифрована кодом, который отец часто использовал для своих заметок. Я могу перевести, но это нелегко…

— Господи спаси! На греческом? — Миртл тихо застонала. — Значит, от них нет никакой пользы. Тебе надо будет попытаться прочесть их для меня. Потом расскажешь, что удастся выяснить. И чтобы никто не заподозрил, что они у тебя! Твой дядя наверняка будет спрашивать о них, ничего не говори ему без моего разрешения.

— Зачем они ему нужны? — спросила Фейт, радуясь подвернувшейся возможности.

— Понятия не имею, — ответила Миртл, — но я знаю своего брата. У него, конечно, много достоинств, но он всегда, всегда ищет, как получить выгоду, затратив минимум усилий.

Секунду Фейт размышляла, пытаясь соотнести это описание со своим веселым, добродушным дядюшкой. После того как она подслушала их разговор, это оказалось не так трудно.

— Тебе попадались какие-нибудь бумаги, которые могут стоить денег? — внезапно спросила Миртл. — Долговые расписки, векселя, завещание или что-то в этом роде?

— Нет. — Фейт наблюдала за матерью, поражаясь ее прозаичности.

— Если твой дядя проявляет к ним интерес, там должно быть что-то ценное… — Миртл закусила губу.

Когда Фейт выходила из комнаты, ее мать задумчиво покручивала кольца на пальцах, рассматривая модные картинки из журнала, валявшегося на ее покрывале. Фейт подумала, что случилось бы, наложи Миртл руки на бумаги отца. Продала бы она дерево лжи, чтобы купить еще платьев? В голову Фейт ядовитой змеей проскользнула еще одна мысль. Жене всегда приходится просить у мужа деньги на хозяйство, но вдова может распоряжаться наследством по своему усмотрению. Со смертью преподобного Миртл впервые в жизни получила контроль над его деньгами.

Ночью Фейт никак не могла уснуть и долго лежала в кровати, пытаясь собрать воедино пазлы головоломки. У нее так мало времени! В любой день может состояться дознание, и когда семейный кошелек опустеет, Сандерли придется покинуть Вейн. Фейт хотела ненавязчиво, без спешки вести свое расследование, позволив фрукту на дереве лжи зреть несколько недель. Но теперь времени для долгих планов и осторожных стратегий не оставалось. Короткий резкий вопль откуда-то сверху оторвал Фейт от ее мыслей. Ей потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить о кошачьем черепе в кровати Жанны. Над ее головой заскрипели половицы, и она услышала, как кто-то бьется в припадке, потом раздались тихие успокаивающие голоса.

Фейт не чувствовала ни радости, ни вины. В темноте она ощущала лишь одиночество и быстрый бег времени. Она подумала о дереве лжи, укрытом в гулкой пещере, и, как ни странно, почувствовала себя не столь одиноко. Погружаясь в сон, она представила, как ее ложь тихо распространяется, словно темно-зеленый едкий дым, наполняя дом легким туманом, вытекая изо ртов слуг в виде испуганных перешептываний. Фейт представила, как она, словно струйки воды, проникает в листья, сочится по тонким узловатым веткам и набухает маленьким белым бутоном.

Глава 19

Визиты джентльменов

Доктора Джеклерса пригласили к полудню. Однако он прибыл к десяти, повергнув всех домочадцев в замешательство. Когда миссис Веллет пришла доложить о его приходе, Миртл была в гостиной, и портниха только что подколола булавками ее новое платье, сажая его по фигуре. Другими словами, Миртл была не в том виде, чтобы разыгрывать из себя больную леди.

— Я никак не могу его обидеть! — Миртл крайне встревожилась. — Скажите доктору, что я одеваюсь и скоро спущусь. Проводите его в библиотеку. Там есть черепа, он их любит. Предложите ему чаю.

— Прошу прощения, мэм, — осторожно ответила миссис Веллет, — но он говорит, что пришел так рано по официальному делу. Просит разрешения осмотреть окрестности, мэм.

Миртл побледнела и закусила губу.

— Мы не можем отказать ему, — вяло произнесла она. — Предоставьте Прайта в распоряжение доктора.

— А что делать с юным мастером Клэем? — вежливо спросила миссис Веллет.

— Мастером Клэем? — Глаза Миртл расширились. — Он тоже здесь?

— Да, мэм. Он явился одновременно с экипажем доктора. Принес фотографию и… огромный букет цветов, мэм.

— Цветов… — выдохнула Миртл. На ее хорошеньком румяном личике быстро сменяли друг друга самодовольство, тревога и холодный расчет. — Клэев мы тоже не можем обидеть, — пробормотала она. — Устройте мастера Клэя в оранжерее, угостите его булочками или кексом.

Фейт почти не слушала мать. Доктор Джеклерс пришел в их дом расследовать смерть преподобного. Возможно, это ее единственный шанс поговорить с ним и убедить, что отца убили. Конечно же, разговор с доктором Джеклерсом — это предательство. Она разрушит версию событий, выдаваемую за правду их семьей. Миртл придет в ярость. Если не хуже.

«Ты знаешь, какая нам грозит опасность, если правда выйдет наружу», — сказал дядюшка Майлз. Фейт не знала, что им грозит, но при воспоминании об этих словах почувствовала неуверенность. Что, если, рассказав правду, она накличет на семью несчастье? Но как она может упустить такой шанс? Ради отца нужно попытаться.

Фейт нашла доктора неподалеку от дома, он шел в сторону тропинки, ведущей на холм.

— Ах, прошу прощения, что мне пришлось явиться к вам по такому поводу, мисс Сандерли… но я выполняю свой долг. — Он извлек из внутреннего кармана сложенную бумагу, развернул ее и продемонстрировал большую красную печать. «…Магистрат графства Вейн назначает доктора Ноя Джеклерса коронером в следствии по делу преподобного Эразмуса Сандерли…» Бумага была подписана Ламбентом. Его почерк был размашистым и хаотичным, таким же как и он сам.

— Вы понимаете значение слова «коронер»? — поинтересовался доктор Джеклерс и улыбнулся, когда Фейт кивнула. — Хорошо-хорошо. Обычно коронер привлекает медэксперта, но, поскольку я единственный специалист-медик на острове, мне пришлось привлечь себя самого. — Он усмехнулся.

Фейт подумала, должно быть, человеку вроде мистера Джеклерса, абсолютно глухому к чувствам других людей, жить довольно легко.

— Как видите, мне придется осмотреть окрестности.

— Можно мне тоже пойти? — быстро сказала Фейт. — Я хочу с вами поговорить. Вам нужно кое-что знать.

Доктор недоуменно нахмурился, но кивнул. Они отходили все дальше от дома, и Фейт все время боялась, что Миртл увидит ее из окна и позовет домой. Фейт не могла не заметить, что доктор очень хорошо одет. На нем был голубой бархатный жилет, украшенный золотой цепочкой крест-накрест, усы были аккуратно подстрижены и нафабрены, а в галстуке блестела золотая булавка. Чувствовалась какая-то застенчивость в его действиях, и это раздражало Фейт. Она вспомнила, как ее мать стояла совсем рядом с доктором, схватив его за голую руку, и в животе девочки что-то скрутилось, будто цыпленку свернули шею. Она могла бы пожалеть доктора, если бы отец не лежал до сих пор в церковной крипте. Ухаживать за вдовой в трауре — это вульгарно. Но любезничать, когда муж еще не похоронен, — просто отвратительно.

— Что вы хотели сказать? — поинтересовался доктор.

— Вчера я гуляла по лощине. — Фейт бросилась с места в карьер. — Доктор, там есть место, где мох притоптан…

— А, я понимаю. — Доктор посмотрел на нее преисполненным сочувствия взглядом. — Уверен, что это так. Какая вы хорошая, преданная молодая леди!

Фейт потребовалась секунда, чтобы понять ход его мыслей, и к ее лицу прилила краска.

— Нет, там и правда есть такое место, и это не моих рук дело! Пожалуйста! Давайте я вам покажу!

Но доктор лишь бросил на нее печальный взгляд и продолжил идти по направлению к утесу. Когда она поравнялась с ним, он стоял на самом краю и смотрел вниз, изучая отвесный спуск.

— Дерево на середине утеса треснуло, видна сердцевина, — пробормотал он. — Это свежий слом.