Дерево лжи - Хардинг Фрэнсис. Страница 56

— Отпусти мою дочь!

Послышался звук глухого удара, и дядюшка Майлз вскрикнул, схватившись свободной рукой за затылок и оборачиваясь. Сзади него стояла Миртл. Мать подняла кочергу, готовая ударить снова.

— Миртл, ты спятила?

— Отпусти ее немедленно, Майлз, или, бог свидетель, я позову слуг! — Миртл говорила все громче, и ее последние слова эхом отдались по вестибюлю.

Дядюшка Майлз нервно оглянулся, словно ожидал, что из соседней комнаты выбежит Прайт и набросится на него. Сглотнул. Повисла долгая пауза.

— Таково твое решение? — спросил он.

Миртл в ответ молчала, выставив кочергу перед собой, словно шпагу.

— Тогда разбирайтесь сами со своим бардаком, — кисло сказал дядюшка Майлз, отпуская Фейт.

Он сделал шаг в сторону лестницы, но кочерга в руке Миртл дрогнула, и тогда дядюшка побежал в холл, схватив пальто и шляпу, затем вылетел из дома и исчез в ночи, оставив дверь нараспашку. Рука Миртл с кочергой безвольно повисла. Она подошла к двери, захлопнула ее и медленно двинулась в гостиную. Потрясенная, Фейт, дрожа, последовала за ней. Мать бросила кочергу к остальным каминным приборам, замерла, стоя к Фейт спиной, и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи затряслись. Достав носовой платок, Фейт робко положила руку на плечо.

— Мама…

Миртл отдернулась от ее прикосновения, развернулась и вдруг ударила Фейт по лицу. Несильно, но кожа Фейт вспыхнула.

— Почему ты не отдала ему бумаги? — крикнула мать надтреснутым голосом. — Он нам нужен! А теперь… я просто не знаю, что делать.

— Он предал отца. — Боль и потрясение Фейт снова сменились гневом. — И он нам не нужен. У нас есть…

— У нас ничего нет, Фейт! — прокричала Миртл. — Ничего! Ничего! Мы жили в доме, который отцу предоставила церковь. После его смерти этот дом перейдет к новому священнику. У нас нет дома и нет денег. — Миртл устало вздохнула. — Ты говоришь, мы можем жить на твое приданое, — со страдальческой гримасой продолжила она. — Приданого не будет, как и денег на образование Говарда и даже на еду. Если бы он умер по независимым от него причинам или от старости, нам бы достались его сбережения… но самоубийство — это преступление. Как только следствие уличит твоего отца в суициде, всю его собственность конфискует власть.

Фейт уставилась на нее, раскрыв рот. Наконец-то она начала понимать, почему мать солгала о месте, где обнаружили тело, и зачем дядя требовал передать ему отцовское имущество.

— Но… почему мы должны страдать? Это жестоко и бессмысленно!

— Мир жесток и бессмыслен, — горько ответила Миртл. — Так поступают всегда в случае самоубийства, делая исключение только для душевнобольных. Думаю, уже слишком поздно менять показания и объявлять твоего отца сумасшедшим. Кроме того, это может нанести тебе вред в будущем, если все буду думать, что в твоих жилах течет кровь сумасшедшего.

— Ты ничего не говорила мне об этом. — Фейт ощупала место пощечины. От нее скрывали правду, и ей же попало за то, что она ее не знала.

— Проблем было довольно и без того, чтобы рассказывать тебе, что с нами сделал твой драгоценный отец.

— Как ты смеешь так о нем говорить! — Фейт вспыхнула от злости. — Он никогда не бросал нас! Его ударили! Это убийство!

— Что ты несешь? — Голос Миртл был тихим и утомленным.

— Я пыталась сказать тебе, но ты не слушала! Его убили в лощине. Ударили сзади. А потом отвезли в тачке к обрыву и сбросили.

— Что? Кто? — Миртл недоверчиво нахмурилась.

— Какая тебе разница? — закричала Фейт. Она зашла слишком далеко, чтобы остановиться. — Отец умер, а все, что тебя волнует, — платья, побрякушки и заигрывания! Ты даже не стала ждать, пока его похоронят! Я видела тебя! Я видела тебя с доктором Джеклерсом, когда тело отца лежало на ковре!

— Как ты смеешь! — Голос Миртл больше не был нежным. Он был громким и резким, как шипение разъяренной кошки. — Ты думаешь, я это делала из тщеславия? Я боролась за выживание нашей семьи, и единственное оружие, которое у меня есть, — это внешность! Мне было нужно, чтобы доктор Джеклерс объявил смерть твоего отца несчастным случаем. Мне было нужно, чтобы мистер Клэй изменил фотографию и мы могли использовать ее, чтобы рассеять слухи в Англии. Так что я строила из себя богатую хорошенькую вдову, рассчитывающую на них и благодарную настолько, чтобы, может быть, однажды выйти за кого-то из них замуж. Это война, Фейт! Женщины находятся на поле сражения, как и мужчины. У нас нет оружия, и наша борьба незаметна. Но мы должны сражаться или погибнем.

Лицо Фейт горело. Она впервые слышала, чтобы мать говорила с ней начистоту, без жеманства. Ее голос был резким и некрасивым.

— Ты отвратительна, — сказала Фейт, вздрогнув. Она бы хотела, чтобы ее слова были правдой, но увы.

На секунду Миртл опешила, будто ее ударили, но потом гнев снова взял верх.

— Я тебя не узнаю! — Мать смотрела на Фейт так, будто у той выросли рога. — Откуда эта злость? Я так старалась, воспитывая тебя, Фейт, но ты никогда не понимала меня по-настоящему. Это все равно что говорить с лунатиком…

— Я всегда бодрствовала! — перебила Фейт. — И всегда была злой!

— Ты кричишь на меня! — Нижняя губа Миртл задрожала, и не только от гнева. — Ты в точности как твой отец…

— Да! — завопила Фейт. — Да! Я как он, а не как ты! Я вся в него и совсем не похожа на тебя! — С этими словами она развернулась и выбежала из комнаты, пытаясь поскорее забыть слова матери.

Глава 30

Маленькая смерть

«Ты отвратительна». Фейт зажала уши, бегом поднимаясь по лестнице и пытаясь выбросить эти слова из головы. Это и правда так, сказала себе она. Миртл заслужила. Но она все время вспоминала обиженный взгляд матери. Боль в ее глазах напомнила Фейт о том, как у нее самой сердце рвалось на части в библиотеке во время разговора с отцом. Да, Миртл сражалась грязными средствами, но она боролась за выживание семьи. Как Фейт могла упрекать ее в безнравственности? Ведь ее собственные поступки уже привели к тому, что пострадали люди.

Она навострила уши. Из детской Говарда доносились слабые шорохи и поскребывания. Она поднялась на лестничную площадку, повернула ручку двери, ведущей в дневную детскую, и услышала внутри шарканье и топот. Когда она вошла, комната казалась пустой. Под столом валялась тетрадь Говарда. Брошенный карандаш катился по полу.

— Говард? — окликнула Фейт. Она не хотела переходить в ночную детскую, на случай если он выбежит из укрытия и выскочит в холл за ее спиной. — Выходи, Говард!

Тишина.

— Говард, я достаю театр! — Ее осенило вдохновение. Она устроилась на полу и вытащила игрушечный театр из коробки.

Что-то скрипнуло, и в дверях ночной детской появилась маленькая фигурка мрачного заплаканного Говарда.

— Ах вот ты где, — Фейт облегченно вздохнула.

Говард бочком вошел в комнату с унылым видом, явно ожидая, что его будут бранить.

— Почему все кричат? — спросил он.

— Не обращай внимания, Говард. — Фейт сама едва слышала свой голос.

Когда Говард опустился рядом с ней на колени, прислонившись к ее боку, она обняла его.

— Говард, — ласково произнесла она, — нам нужно поговорить о пистолете.

Говард спрятал лицо в ее рукаве и отрицательно покачал головой.

— Не-е-е-ет! — был его приглушенный ответ. — Нет-нет-нет-нет! Он мне нужен! — Снова показалось его личико с блестевшими от безысходности глазами. — Покажи спектакль, Фейт!

Фейт взглянула на маленькую сцену, и силы внезапно оставили ее. Она действительно хотела порадовать Говарда, но, глядя на декорации с деревьями цвета слоновой кости, она могла думать только об огромной ладони, которая искала ее, пока она пряталась. Мертвый глаз нарисованной луны завораживал. Она внезапно почувствовала растущий ужас.

— Говард… — прошептала она. — Я… не могу. Не сейчас.

— Пожалуйста!

У Говарда снова был этот дикий взгляд. Он был напуган. Он хотел, чтобы она снова ответила на все его вопросы. Фейт подумала, что Говард совсем еще маленький. Может, поэтому ему так нравится крошечный мир, который он может изучить и контролировать. Фейт вытащила шута и покрутила его за палочку, наблюдая, как он кувыркается. Подумала о своих выдумках, заставлявших людей прыгать выше головы, дробить камень и делать трещины в головах других. Язык у Фейт пересох, голос дрожал, но под ее рукой фигурки танцевали по белому лесу, сражались, насмехались друг над другом, кружились и умирали. Она зачарованно следила за ними, пальцы онемели. Она действительно ими руководит? Ее рука зачесалась, когда она взяла дьявола. Тот уставился на нее, оскалив клыки.