Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 61

Что было на медальоне? Портрет. Женский. Скорее всего — матери, больно похожи. Работы тонкой, ювелирной, можно сказать. Жан только однажды посмотрел — и больше его не открывал. Нет, кроме него ничего не сохранилось. Однажды от удара молнии загорелся дом, пришлось отстраиваться заново и потратиться куда больше, чем скромные сбережения самого Жана. Потом на деревню напала оспа. Что поделать, надо было и самим выживать, и соседей поддерживать, хотя бы самых неимущих. Потом… Да мало ли этих «потом» случается… Так наследство Артура и разошлось по каплям. Хотя, ежели мёртвые на небесах всё видят, зять не должен быть в особой претензии: многим его золото сохранило жизнь.

Может, и Мартина с ним встретилась…

Обидно: ни один мор её не тронул, сама по соседям ходила, помогала, ухаживала — и хоть бы прыщик вскочил. А пошла однжды по осени на болото за клюквой — и наступила на гадюку. Хорошо, не одна была, с племянницами, те хоть успели домой привести, а то ищи потом тело в лесу. Бывало ведь, что и хоронить некого, после зверья-то… А единственная хорошая знахарка в селе, та, что Артура зашивала, к тому времени померла. Некому было помочь.

… Но почему-то Мартина перед смертью улыбалась, будто и не чувствовала боли в распухшей ноге, будто не сводило судорогой уже синеющие губы… Глаза её лучились, словно видела она кого-то, для других незримого, очень дорогого её сердцу. Артура? Мать? Отца? Этого никто уже не узнает.

Глава 9

Ни разу со времени заключения договора на постоялом дворе капитан Винсент не пожалел о принятом решении. Помощь монаха оказалась неоценимой. Поэтому-то он и пригласил его на беседу с новоиспечённым родственником его светлости: брат Тук оказался тем ещё кладезем информации, и, судя по всему, выудил из рассказа кузнеца немного больше, чем сам капитан. Винсент готов был поклясться: у его компаньона, во многом с ним самим схожего, несмотря на их принадлежность к разным лагерям, присутствует то же «шестое чувство», интуиция, которая не так давно сделала стойку на фамилию «Лорентье». Брат Тук почуял н е ч т о. Причём, не стал от него утаивать, поскольку честно соблюдал условия: информацию — пополам! Успев изучить напарника, капитан был уверен: дотошный монах докопается до чего-то интересного, как пить дать. Наверняка у Церкви свои архивы, и весьма содержательные, отчего же не воспользоваться и не припасть к этому источнику, закрытому от посторонних?

Жильберт, конечно, будет поначалу морщиться и фыркать, как Маркиз, потому что не любит вмешательства святых отцов в его дела. Однако придётся ему смириться. Как умный человек, он должен понимать, что любая легенда, не подкреплённая весомыми доказательствами, не протянет вечно. Сказочка, которую они с ним сплели на скорую руку, погуляет в народе с неделю, а затем, не получая дополнительной подкормки, разрастётся невесть во что. Найдутся любопытные, среди них наверняка и такие, что не побрезгуют лично наведаться — сперва в казармы, а потом и в Сар, порасспрашивать, кого же здесь всё-таки арестовали. И понесётся одно за другим, обрастая всё более фантастичными подробностями. Хоть рейтарам и велено блюсти молчание о том, где были, тем не менее… Человек слаб и на вино, и на деньги, да иной раз просто любит поговорить, отдыхая от трудов праведных в каком-либо кабачке или у милашки. Не уследишь.

Им с молочным братом нужен союзник. Недругов у Жильберта полно, особенно при высочайшем дворе, и ежели Его Величеству Генриху донесут о странных метаморфозах с супругой герцога, то наверняка вывернут всё наизнанку, дабы представить происходящее в дурном свете. Начнутся разбирательства. Вот тогда и пригодится уверенный в своей правоте зычный глас архиепископа Эстрейского, имеющего ох какой вес при высочайшем дворе, и не только за духовные подвиги. Но почву для этого нужно готовить уже сейчас.

Капитан поднялся в привратную башню, кивнул часовым. Пока Лурье разгонял дворню и вникал, кто при каком деле и куда лучше пристроить вновь прибывших, он решил сам проверить посты, дабы не расслабляться. Оглядел сверху мост, блестящие цепи и начищенные зубцы подъёмного механизма и в который раз одобрительно хмыкнул. Хорошо сработано, быстро, добротно. Само по себе характеризует того, кто этим занимался…

Выше, со стены, был хорошо виден опустевший двор. Никто не шатался без дела, как это частенько наблюдалось средь сытой и набалованной дворни аристократов: здесь десятник и лейтенант успели всех пристроить к работе, и местных, и вновь прибывших. Женщины отмывали до блеска окна и наводили чистоту в изрядно запущенных комнатах, проветривали, выбивали ковры и портьеры, трясли перины и подушки, затевали большие стирки. Мужчины были брошены на работы потяжелее: разбирали груды мусора, невесть за сколько лет скопившегося в углах двора, расчищали сток для рва, чистили конюшни… Вот уж невольно вспомнишь мифологического царя! Рейтары просто в негодование пришли, узрев, в каком состоянии денники. Конь для рейтара — друг и хранитель, ты о нём заботишься в мирное время, он о тебе — в бою, а потому — ничего удивительного, что стойлам, кормушкам и поилкам сейчас уделялось внимания не меньше, чем барским покоям.

Ревизовались амбары, кладовые, погреба, весело пылали очаги в обеих кухнях — и господской, и людской. Винсент приказал не жалеть провианта — ни для своих, ибо голодный солдат — не солдат, ни для местных. Пусть учатся жить заново по-человечески. На первое время капиталов, вытряхнутых из схронов управляющего и компании, хватит, а дальше — не его забота. Скоро здесь появятся люди, куда лучше соображающие в хозяйственных делах, чем он, человек военный.

Нежаркое солнце, лёгкий ветерок, чудесный вид, открывающийся на окрестности, в особенности, на людей, занятых делом — всё это располагало не только к созерцанию, но и к размышлениям, а потому Винсент невольно вернулся к своим мыслям. Раз уж так обернулось, что простушка Марта по происхождению вовсе не проста — нужно этим воспользоваться. Ко всеобщему благополучию. Стройной картины в голове у него ещё не складывалось, но… Он был уверен: сложится. Выстроится. Нужно только улечься полученным данным, утрястись, как грибы в лукошке, разные по размеру: встряхнёшь несколько раз, они попрыгают, покрутятся — да и попадают именно так, как нужно, ровным слоем…

По широкой стене капитан направился к смотровой башне, мысленно перебирая список оставшихся насущных дел. Пока это герцог назначит временного управляющего из своих имений, пока тот приедет — время пройдёт, а без «головы» и без охраны Сар бросать не годится: ни деревню, ни замок. Разведчики, посланные лейтенантом, отследили путь орков и принесли отрадные вести: следов портала в лесу не обнаружено. Зелёные появились словно бы ниоткуда, если судить по многочисленным следам, начинающимся на одной из полян и ведущим прямо к дороге к замку. Следовательно, проход был разовый, сделал своё дело — и захлопнулся, а чтобы вернуться туда, откуда прибыли, оркам пришлось бы создавать новый, как пояснил брат Тук, для чего и служил тот самый артефакт, что сейчас лежал, опечатанный, в кармане его рясы.

Так что вряд ли в ближайшее время следовало ожидать нападения, но на всякий случай рейтаров следовало оставить здесь. Спокойнее. К тому же — как только в соседних деревнях прознают о смерти барона, народ начнёт пошаливать, это как пить дать. И среди доходяг найдутся паршивые овцы, которым только дай повод — решат, что всё позволено. А безвластие — повод достаточный. Придётся Лурье побыть настороже, а в помощь ему останутся староста да бывший мастер Жан.

Впрочем, мастера бывшими не бывают, как ни отнекивайся от этого звания. Вполне подходящий случай — показать, каков он хозяин. Вот пусть и потрудится, сначала в паре с Лурье, потом с новым управляющим, за это время станет видно, годится ли Дюмон в бароны. Не всё сразу, его светлость зря титулы не раздаёт, равно как и дворянские звания, предпочитает приглядеться, заслуживает ли человек оного? Да и семейные связи демонстрировать не любит. О том, что прелестная Анна была замужем за всесильным герцогом, не знали даже её земляки. Поговаривали: сразу, мол после монастыря, едва приехала — просватали, отдали за хорошего жениха… Не более. Жильберт не допускал даже тени мысли о семейственности, о том, что, по примеру державных родственников, придётся ему прикармливать многочисленных прихлебателей, чьи достоинства заключаются в толике родства или землячества с герцогиней. Вот и пресёк изначально. Придётся бывшему кузнецу постараться, если хочет чего-то добиться в жизни, не думает же он с обретённым дворянством по-прежнему молотом размахивать. Пусть пробует себя на новом поприще. Не выйдет из него барон — годится и для военной службы, это лейтенант верно подметил.