Рожденный Светом - Фрумкин Сергей Аркадьевич. Страница 6

– А если не стану именитым?

Род Лан пожал плечами:

– Тогда разойдемся так. Ты мне ничего не должен, я тебе.

– Но лотерея стоит денег…

– Я заплачу. Идет?

947 неуверенно кивнул. По правде говоря, ему ничего не грозило – вероятность победить в Лотерее Крови считалась неслыханно малой. Побеждали, по слухам, один из миллиона, а то и из миллиарда.

Принцип «лотереи» был следующим. Безымянные участники платили деньги и сдавали кровь, чтобы определить своих разбросанных по всему космосу генетических предков. Появившиеся на свет в Эмбриональных Центрах под контролем и с подачи «Единой Программы Рождаемости», триллионы жителей галактики ничего не знали о своих родителях, предоставивших в свое время банкам Центров семена и гены – существовала вероятность, что один или оба генетических предка могли оказаться именитыми или даже знатными. В этом-то и заключался выигрыш: обнаруживший благородные корни победитель получал право и возможность изменить свою жизнь и перебраться из самых нижних слоев общества в самые и самые высокие. Более того, он становился именитым: приобретал словесные имя и фамилию… Несбыточная мечта, за которую к тому же приходилось платить немалые деньги.

«Почему бы не удовлетворить прихоть этого знатного бледного безумца», – думал 947. – «Сдам кровь и расстанемся по-хорошему. Позабудем, что когда-то встречались. Жизнь разведет нас в разные стороны – меня – барахтаться в чужом дерьме, его – изнывать от безделья где-нибудь на вершинах человеческого Олимпа…»

Во Дворце Игрищ все сверкало, переливалось, слепило глаза и притягивало искусственно распространяемым мускусом азарта и адреналина к игровым столам и автоматам; к спортивным стендам, площадкам и бассейнам; к тренажерам, имитаторам и испытательным комплексам… Ходили слухи, что в таких местах зарабатывались целые капиталы – 947 и сам мечтал когда-то побывать во Дворце Игрищ в каком-либо из мирных миров… но, конечно, не так и не при таких обстоятельствах.

Зал Лотереи светился самой солидной рекламной вывеской – людям внушалось, что Лотерея Крови – не просто игра, а обязательный серьезный ритуал, совершение которого – гражданский долг каждого сознательного индивида обитаемого космоса. Сержанту улыбнулись две симпатичные брюнетки, его усадили в огромное светящееся кресло, сделали довольно болезненную пункцию и, наконец, вручили пластиковую карточку с заверением, что по истечению десятидневного срока в любом центре распространения Лотереи можно будет ознакомиться со своими результатами, и, вполне вероятно, даже получить долгожданный и вожделенный выигрыш…

Глава 3

947 увидел, что его ноги взлетают выше головы, затем на какое-то мгновение почувствовал состояние невесомости, а после тяжело рухнул на пружинящий пол ринга. 535 тут же надавил коленом на его грудную клетку – еще бы мгновение несобранности, и поединок был бы проигран – опытный боец намеревался применить болевой захват. Опомнившись, сержант успел повернуться на бок, сбросил колено противника, ударил того в спину и вскочил на ноги.

Вновь они оказались друг против друга. Удар ногой – блок, удар рукой – блок. Серия взаимных ударов, прыжки, уходы. Разошлись, выжидая и подгадывая момент для броска…

Если бы только ему удалось победить на внутреннем чемпионате! Победа прибавила бы несколько баллов для поступления в школу младшего офицерского состава, а, что еще важнее – продлила бы срок отпуска на одну-две декады – дополнительное время на подготовку к тестированию.

К сожалению, судьба издевалась над сержантом – по результатам жеребьевки он уже на отборочном туре встретился с чемпионом прошлого сезона. Конечно, победа над 535 означала бы беспрепятственный путь к самому финалу, но как тут победишь, если твой противник – спортсмен, круглый год не выбирающийся из тренажерного зала? У него здоровый, отлаженный организм – никаких боевых операций, никакого переутомления, недоедания, ранений, нервных стрессов… Тренировки регулярные, спаринг-партнеры – мастера боевых искусств…

«С такими мыслями ты не продержишься!» – остановил себя 947. – «Чего раскис раньше времени?! Задача-то упрощается – один бой и – пан или пропал!»

Удар – блок, удар – блок, удар – блок. Сержант понимал, что превосходит свои лучшие результаты, но не поддавался иллюзиям – отставание по очкам постоянно увеличивалось. Прыжок, серия ударов ногами – увлекся и едва ушел от нового захвата…

В самый разгар поединка, среди зрителей и судей появилось новое лицо – лейтенант летного состава в облагораживающем строгого покроя черном мундире и фуражке с золоченой кокардой. Этот человек протиснулся к самым ограждениям.

– Сержант, – не задумываясь, что может помешать бою, громко выкрикнул подошедший. – Вам приказано немедленно явиться к капитану корабля!

– Сейчас, сэр! – 947 попытался переварить услышанное, не отвлекаясь при этом и от поединка. Капитан корабля? Ему – к капитану?! Совершенно невозможно. Но слово «корабля» могло и послышаться…

Лишившись сосредоточенности, сержант тут же получил несколько ударов кулаками – один по челюсти, два по корпусу.

– Сэр, – задыхаясь, увертываясь от новых ударов, бросил 947. – Позвольте… закончить… поединок…

На лице лейтенанта выступили красные пятна.

– Ты, что, солдат, одурел?!! – во все горло заорал офицер. – Немедленно к полковнику!!!

От неожиданного крика все замерли: и дерущиеся, и рефери, и поддерживающие выступающих свистом и активной жестикуляцией болельщики. 535 повел плечом, как бы говоря: «сам видишь, надо идти».

– Переодеться-то мне можно? – уже перепрыгивая через ограждения, спросил 947.

– Не можно, а нужно. Одна минута!

Полковник находился на капитанском мостике – часть корабля, на которой до этого не бывал ни один солдат-пехотинец. «Мостик» представлял собой платформу с креслами и узкой приборной панелью, расположенную в центре сферического помещения, на стены которого выводился круговой обзор космического пространства, передаваемый с многочисленных камер на носу, в хвосте, сверху и снизу ракетоносца – так, что находящийся на мостике человек чувствовал себя выброшенным наружу, единственным живым существом на многие световые годы – как, должно быть, чувствовал себя сам корабль, если бы к стальному великану были применимы человеческие ощущения.

Старший офицер корабля сидел в высоком жестком капитанском кресле, при приглушенном освещении, совершенно один и в глубокой задумчивости, делающей его и без того благородное, обрамленное седыми волосами, волевое лицо, лучащимся чистотой и мудростью. Годы безукоризненной службы этого человека привели к тому, что Аль Рида уважали и любили все – даже те, кто никогда его не видел, и знал о своем командире лишь в скользь и понаслышке. И причиной тому была не только приятная, располагающая к себе внешность…

947 почувствовал робость – лейтенант провел его прямо на капитанский мостик и оставил перед креслом с погруженным в себя полковником. Еще по пути сюда, сержант перебрал в голове все возможные и невозможные комбинации – причин, по которой именитый капитан корабля пожелал лицезреть простого, ничем не выдающегося безымянного десантника, не было, да и просто не могло существовать…

– Присаживайтесь! – тихо сказал полковник.

– Сэр? – 947 подумал, что ослышался – сидеть в присутствии старшего офицера!

Капитан открыл глаза и посмотрел на десантника. Теперь 947 понял, почему в частях говорили, что Аль Рид не допускает ошибок – глаза старшего офицера сказали сержанту о недюжинном уме и уже преклонном возрасте их обладателя.

– Присаживайтесь, 947! – спокойно повторил полковник.

Не понимая, что происходит, сержант присел на соседнее кресло – перед какими-то сенсорными панелями, сразу приобретшими яркость, подвижность и цветовую насыщенность.

– Не дотрагивайтесь до них, и они вас не тронут, – мягко улыбнулся полковник, заметив, как вздрогнул от «оцепившей» его аппаратуры 947.