— Зачем ты… — послышалось его недовольное и затем: — Ого…
Закрыться наверху лазейка не успела. Спешившие соединиться стены лишь обдали разведчиков горячим дыханием да легонько причмокнули, отпуская их ноги. Они же, стены, начали движение снизу вверх, однако на поверхности парни вняли лихорадочно трясущемуся тросу и маховик крутили с треском, изо всех сил.
"Колодец" оказался живым, но безмозглым, как и его обитатели, "блинчики": закрыться в самом начале, на выходе, он не сообразил.
4.
Смотреть на ровный, с бегущими трещинами асфальт, на мелкую россыпь камешков и песка — видеть обычную дорогу и знать, что в этом самом асфальте скрывается вход в бездонную глотку…
Из ног вдруг ушло тепло, слабость подогнула колени — Господи, слава Тебе! Вырвались всё-таки! — и Леон вынужденно сел на бордюр дороги. Думать о том, что мог бы стать содержимым блюдечка с золотой каёмочкой, преподнесённого "колодцу" добровольно, как-то не хотелось.
Напротив, на газоне за дорогой, разминался довольный Роман. Чем уж он был доволен: тем ли, что сбежали без потерь? Тем ли, что первыми исследовали "колодец"?.. Оказалось, ни тем, ни другим.
— Ну, всё, Брис, твоя идея не прошла! Что там у нас Володька нахимичил со временем? Получается?
— Ты мне лучше скажи, драчливое дитя, как вы умудрились разозлить "колодец"? Леона не спрашиваю. Бесполезно. Если бы он захотел ставить опыты, не знал бы, с чего начать. Способностей-то своих и умений не помнит. А вот ты как был Полигоном, так и остался им. Признавайся, в чём напортачил!
— Идеи прямо витают в воздухе! Ещё немного — и ты заявишь, что я пытался эту говнистую трубу вытащить наружу, чтобы сбить колпак над Ловушкой.
Брис мгновение смотрел на Романа недоумённо, потом неудержимо расхохотался. Он хлопал себя по коленям, раскачивался и уже секунды спустя вытирал слёзы, охая и всхлипывая от смеха. Ребята смотрели на него, негромко посмеиваясь, а док Никита, переждав его очередной взрыв хохота, с улыбкой спросил:
— Что на этот раз тебе подкинуло тебе воображение?
— Нет, ты только подумай! "Колодец" гоняется за нами по всему городу, а на выходе сидят "блинчики" и понять не могут, что деется на белом свете! Ну, Роман! Ну, юморист!
— Пересказал фрагмент ночного кошмара — и рад похихикать, — проворчал Игнатий.
Лучше бы он этого не говорил. Хорошо, Брис сидел: он откинулся от хохота назад и, только поспешно подхваченный Леоном, не свалился с бордюра на газон.
— Факт налицо — Брис пришёл в норму, — заявил Рашид. — Давненько я не слышал от него такого смеха.
— Хочешь чаще слышать? Время от времени пальчик ему показывай — сразу ржать начнёт, — снисходительно сказал Роман.
— Хватит, не тяните, — сказал Володька. — Ты, Ромка, думаешь, рассмешил Бриса, и мы забудем про его вопрос? Быстро говори, что ты в "колодце" затеял.
— Затеял-затеял!.. Уподобление я затеял!
Интонации вызова в ответе Романа прозвучали настолько явно, что последовавшая затем тишина показалась абсолютно необходимой, логичной. Леон знал, что ему всё равно объяснят случившееся — в этом отношении парни привыкли уже к своей порой нелёгкой обязанности, поэтому не вмешивался в разговор, а только гадал: старался ли Роман сделать что-то полезное или что-то натворил из хулиганских побуждений? Чтобы просто посмотреть, что из его выходки получится?
— Господи, нашли, кого с командиром посылать… Тоже мне — лёгонький…
После тихого, стонущего причитания Игнатий парней прорвало. Насупленный, ссутулившийся Роман только лишь коротко огрызался, но оправдываться и не думал. Судя по всему, он понимал, что ребята правы.
Из шквала упрёков, обрушенных на бедовую головушку его напарника, Леон выделил несколько фактов, которые помогли ему оценить ситуацию. В психологических тренингах есть такая штука: хочешь понять собеседника — копируй его, незаметно примеряясь к голосу, жестам, манере поведения. Уподобление похоже на этот приём, только проходит на ментальном уровне. Роман уподобил себя энергетическому полю "колодца", а потом попытался ввести себя в информационный слой "колодца". Всё бы ничего, но уподобление делалось в спешке, зонд-то вошёл, но грубо — и "колодец" сразу учуял чужака. Ну, а внешнее проявление гнева розового чудовища Леон уже видел.
Информацию о проделке Романа окружил хор причитаний на манер Игнатия, хором же комментировались настойчивые попытки напарника Леона доказать, что он имеет те же способности и возможности, что и командир. На эти комментарии Роман отмалчивался вглухую.
Вскоре взрыв негодования выдохся.
И уже спокойно Володька втолковывал Роману:
— Прекрати ты эту соревновательность. Каждый из нас по-своему хорош — об этом нам твердили психологи — помнишь ведь. И у каждого из нас есть своя иллюзия, что мы можем больше, чем умеем. Ну, потренируйся ты в спокойной обстановке! А то сажаешь себя в падающий самолёт — тут бы парашют искать надо, а ты пульт увидел — ой, какие кнопочки, пальчиком ткну туда-сюда — что будет? Эх, Ромыч, пацаньи замашки как были у тебя, так и остались.
— Слишком много чести для него — тратить на него время, — вздохнул Игнатий. — Давай рассказывай. Хоть что-нибудь из уподобления вышло? Узнал что-нибудь?
— Не успел.
Брис снова не удержался, фыркнул.
Но посмеяться ему не дали. Рашид сказал:
— Кстати, о времени и о месте… Ребята, вам не кажется, мы здесь сидим слишком близко…
Ураган взорвался мгновенно.
Последнее слово Рашид выговаривал, видимо, по инерции. Леон среагировал на обрушенный ужас секундой позже, потому что всю эту самую секунду заворожённо следил, как тонкие губы Рашида ещё шевелятся, а сам он вскакивает, смазанным из-за скорости движением выхватывает пулемёт.
И — всё забегало, зарычало загрохотало!
"… близко…" Обыкновенный асфальт пропал: из невидимого простому глазу "колодца" выбухла содрогающаяся от собственной бескостной необъятности масса. На ней быстро и жадно подёргивались, внюхиваясь в воздух, морщинистые присоски. Масса тяжело плюхнулась в сторону — и Леон невольно шарахнулся, инстинктивно ожидая, что "блинчик" разлетится вдребезги, то есть в брызги. Но тот уцелел, надулся парусом-блином на стреляющих в него людей. Оказывается, "блинчик" прыгнул в сторону, освобождая выход следующей твари.
Следовало поторопиться. "Блинчики" выпрыгивали из своей сковородки один за другим. Когда Леон спохватился и начал стрелять, их стало уже штук пять. Каждая туша вначале колыхалась, потом твердела в парус и вот так, на всех парах, мчалась на врага.
Леону повезло — хотя какое здесь везенье: парни моментально оттеснили его за спины, и некоторое время — те же секунды! — он оставался лишь наблюдателем.
Сдох на полуслове-полуочереди пулемёт Романа. Парень отшвырнул его и на ближайший "блинчик" ринулся с мечом. Тварь едва не накрыла его собой. В форме паруса она была необычайно пластична и подвижна. Леон рванулся к Роману, ещё не представляя, что будет делать.
Под жуткой плоскостью, точно под громадным опадающим листом, голова Романа уже скрылась, когда под ноги ему нырнул Игнатий и, упав, вскинул ствол гранатомёта. Всё вместе: Игнатий провёл захват ногами и выкатился из-под "блинчика" с Романом в обнимку, чудом не угодив под его меч; вылетевшая из оружия граната пробила тело твари и взорвалась под нею, растрепав "блинчика" в ошметья, — так вот, всё это заняло, наверное, не более двух-трёх секунд. Потом Игнатий сунул под нос Романа кулак и заорал: