Утраченная невинность - Миллер Карен. Страница 91

Всю ночь Вейра размышляла над этими вопросами Дафны, а перед рассветом встала, на цыпочках прошла в кухню и решила заварить чаю. Ей было смешно пробираться по дому, в котором прожила в одиночестве двадцать семь лет, бесшумно, словно она забралась в чужое жилье. Но она уже знала, что Маттиас спит очень чутко, за годы, проведенные рядом с лошадьми и их капризным молодняком, он привык вскакивать от малейшего шума. Как спит Дафна, она пока не знала, но спать крепко и спокойно в подобных обстоятельствах девочка вряд ли могла. А Вейре требовался покой в доме и время, чтобы побыть наедине со своими мыслями, поэтому вела она себя тихо, как мышь.

Она зажгла свечку, потом огонь в очаге, чтобы вскипятить чайник. Двор, лес и горы за окном еще окутывала тьма. Стена Барлы, уходящая к звездам, светилась золотым сиянием. Иногда Вейра забывала о ней. Забывала о том, что живет здесь из-за нее, живет, привязанная к группе почти незнакомых людей, жизни которых может погубить одним неосторожным словом. Все они знали ее имя, но друг о друге не знали ничего и добровольно обрекли себя на опасности и жизненную цель, предопределенную за века до их рождения. И, возможно, ей придется оплакивать многих из них.

Она стала членом Круга за три месяца до своего тридцать шестого дня рождения. В двадцать лет Вейра вышла замуж за красивого парня, лица которого теперь не помнила, потом овдовела, так и не родив детей, в двадцать три года, и больше желания создать семью у нее не возникало. Долгое время она удивлялась и печалилась по этому поводу.

Потом умерла двоюродная бабка Тильда, оставившая Вейре таинственный ящик и завещание, которое у нее были все основания проклинать. Сейчас она знала, что таким образом Пророчество вовлекло ее в свой замысел. До той поры Пророчество в ней не нуждалось, но давно уже пряло нить ее судьбы, готовило Вейру к тому дню, который неизбежно наступит.

К тому дню, когда страшные события не позволят наступить еще более страшному будущему.

Чайник глубоко вздохнул и принялся посвистывать. Она сняла его с плиты и заварила себе кружку чаю. Обхватив ее пальцами, которые уже стали побаливать от старости, она уселась за стол и погрузилась в размышления о вещах, способных разорвать ей сердце.

Несколько часов назад, отослав Маттиаса и Дафну спать, она связалась с еще одним членом Круга, Гильдой Хартшорн, чтобы убедиться в правдивости видений Дафны. Гильда была швеей в Доране и часто выполняла заказы для дворца и городской стражи. И еще она была мастерицей по части сплетен и доверительной болтовни с кумушками.

Правда, правда, все правда, сказала ей Гильда. Эшер будет казнен в полночь в День Барлы. Таков указ короля, Конройда Джарралта.

Повинуясь внутреннему чувству и понимая, что им может потребоваться любая помощь для спасения Эшера, она рассказала Гильде о нем все. Гильда была потрясена, потом разрыдалась и сообщила: его стерегут день и ночь, вокруг толпа народа, не желающая расходиться по домам! Вейра, Вейра, что нам делать?

Гильда знала о Дафне и Мэтте не больше, чем они знали о ней, и очень хорошо, что дело было устроено таким образом. Вейра утешила швею, попросила успокоиться, потом прилегла, чтобы отдохнуть. Ей было уже шестьдесят три года, но силы еще не покинули ее, хотя после поездки за Дафной у нее болели все кости.

Однако сон не шел. Она сказала Дафне, что у нее есть идея, как спасти Невинного мага, и не соврала. Но замысел ее был поистине ужасен. Безжалостен и кровав. Несомненно, он был порожден самим Пророчеством, которое рассчитывало на железную волю Вейры, и построен на совпадении. Человек, который мог сыграть ключевую роль в освобождении Эшера, был плотью от плоти, кровью от крови самой Вейры. Сын ее сестры… Мальчик, выросший в молодого мужчину, которого она привела в Круг вопреки своей воле. Вопреки родственному чувству. Вопреки голосу сердца. Нет. Не делай этого. Выбери другого.

Но она привела его. Не смогла иначе. Подобно Дафне, подобно ее племяннику, Рейфелю, Вейра была избрана орудием Пророчества. Она могла бороться с предназначением от восхода до заката, проку все равно не было бы никакого. Рейфель был частью замысла. Частью Пророчества. Поэтому она позвала его, и он охотно откликнулся. Выслушал ее повествование о предзнаменованиях, пророчествах, мечтах давно умерших людей и рассмеялся.

Конечно, я помогу тебе, Вейра. Что я должен делать?

Тогда она сама еще ничего не знала и не могла сказать ему. Теперь она поняла, для чего нужен был Рейфель, и не могла думать об этом без содрогания.

Со двора, от птичника, донеслось кудахтанье несушек и первый крик петуха. Подняв голову, она увидела, что небо за окном посветлело. Деревенские петухи подхватили утренний клич, и он понесся от двора ко двору. Наступал день со своими заботами, решениями, которые необходимо принять, и планами, которые необходимо составить.

Еще один день следования Пророчеству, которому дела нет, что ей уже шестьдесят три года.

Недопитый чай совершенно остыл. Она вылила его в раковину и вернулась в свою спальню. Надела теплые носки, шерстяную кофту, сняла плащ с крючка на двери. Скоро поднимется Маттиас и, наверное, Дафна. Вейра еще не была готова говорить с ними.

Прогулка по лесу — вот что ей надо. Она нуждалась в одиночестве, чтобы укрепить сердце и волю. Она возьмет с собой свиней. Свиньи — хорошие слушатели и никогда не возражают.

Когда Эшер снова зашевелился, вставало зимнее солнце, которое не могло согреть его окоченевшее тело. Презрев все правила приличия, даже не вспомнив о стыде, он помочился на солому. Последние капли были окрашены в кроваво-красный цвет.

Толпа на площади тоже шевелилась, ворчала и притопывала ногами. О верхние прутья клетки ударилось и разбилось несколько яиц. Они были совсем свежие. На лицо стек смешавшийся с желтком белок. Он открыл рот и проглотил нечаянное подаяние, потому что желудок его был пуст и взвыл о милосердии. Этот невинный акт вызвал взрыв возмущения у публики. Кто-то закричал. Кто-то бросил камень. Второй. Четвертый. Пятый. Один попал в Эшера; он выругался и запустил его обратно.

Тогда на него обрушился град камней, но стражники вовремя сообразили и прекратили забаву. Не из жалости — они не хотели, чтобы Эшера случайно убили, тем самым сведя насмарку все приготовления к казни. Может быть, они боялись, что и в них попадут.

Эшер опустился на солому и поплыл по волнам воспоминаний, закутавшись в одеяло боли и очень надеясь, что в следующий раз ему не придется открывать глаза, ибо он будет мертв.

Гар проснулся от звуков раздвигаемых занавесей и недовольного голоса, звавшего:

— Ваше высочество! Ваше высочество!

Он оторвал голову от подушки и нахмурился. Что это? С каких это пор подушки делают из дерева? Кто-то пробрался к нему в спальню и подсунул ему деревянную подушку. Тем более плоскую…

Наконец, он открыл глаза и заморгал от утреннего солнца, ударившего ему в глаза. Вот как, он не в спальне, он в библиотеке. И перед ним не подушка, а письменный стол, на который он опустил голову и заснул в разгар поисков дневника Барлы.

Пока бесплодных поисков. Если дневник и существовал, он не мог найти его среди книг Дурма. Но дневник должен быть здесь. Если только существует…

Гар уже начинал думать, что никакого дневника нет. Что это просто плод больного воображения умирающего Дурма. Значит, нет надежды ни для него, Гара, ни для Эшера, ни для обреченного королевства.

Он выпрямился в кресле. И тело, привыкшее к мягкой перине, протестующе застонало. В глаза словно насыпали песку, голова болела, привкус во рту отвратительный, а солнечный свет бил по голове, будто молот…

— В самом деле, ваше высочество, — гудел Дарран, — и к обеду почти не притронулись!..

Гар протер глаза. Посмотрел на поднос с жареной бараниной и тушеными овощами, стоявший на полу.