Тень кондотьера - Стерхов Андрей. Страница 5

Однако Лера меня опередила.

– Доброе утро, шеф, – позвонив на секунду раньше, чем я набрал номер, бодро отчеканила моя верная помощница.

– Привет, подруга, – ответил я.

– Вы где сейчас?

– Где? А в самом деле, где? – Я повертел головой по сторонам. – Знаешь, здесь сосны рвутся в небо, здесь быль живёт и небыль. Похоже, я в стране оленьей.

– Ну а если, шеф, серьёзно?

– А я серьёзно. Более чем.

Прекрасно зная мои дурные повадки, спорить Лера не стала, лишь хмыкнула снисходительно – ну что, мол, с этого сумасбродного возьмёшь, после чего спросила:

– Скоро будете? – И только я собрался объявить, что у неё после вчерашнего отгула сегодня будет выходной, добавила: – У нас клиент, шеф. Точнее клиентка.

Я поморщился от досады и, пытаясь не выдать голосом глубочайшего разочарования, спросил:

– А у дамочки этой сильно горит? Может…

– У неё полыхает, шеф, – на корню убила Лера мои робкие надежды. – Это, во-первых. А во-вторых, она моя хорошая подруга и я сама её к нам притащила. А в-третьих, помочь ей сможете только вы.

– Ой ли?

– Точно. У неё, шеф, мутная запара. По нашему профилю у неё запара.

Почти два года Лера работала на меня, не имея ни малейшего представления об истинном характере моих занятий. Но с некоторых пор всё изменилась. После того, как по чужой злой воле и моему преступному недогляду стала она непосредственной участницей событий, назвать которые обыкновенными не поворачивается язык, скрывать от неё кой-какие вещи стало, по меньшей мере, глупо.

Нет, в круг посвящённых она, разумеется, не вошла и о многом, слава Силе, по-прежнему знать не ведала. В том числе о том, к примеру, что являюсь я одним из хранителей Вещи Без Названия. И о том, что на самом деле не человек, а магическим образом перемещённая в человечье тело часть золотого дракона из славного рода Огло. И о том, что мои два брата никакие мне не братья, а ещё две равнозначные сущности (по-человечьи – "я", по-нашему – нагоны) всё того же дракона Ашгарра-Вуанга-Хонгля. Об этом я, конечно, ни гу-гу. Но на некоторые аспекты бытия глаза ей всё-таки раскрыл. Уступая настоятельным просьбам, поведал в самых общих чертах о борьбе и единстве Пределов и Запредельного, о существовании разумных, не совсем разумных и совсем неразумных тварей, чья природа не имеет ничего общего с человеческой, о воздействии мира колдовского на мир обыденный, о не тождественности Устава и Устоев, о наличии энергии, источник которой находится за гранью видимой реальности, ну и ещё кое о чём, что является предметом исключительно веры-неверия и не лежит в заповедной зоне практического знания.

Теперь, когда Лера стала приобщённой, работать мне с ней стало с одной стороны во сто крат проще, а с другой – гораздо беспокойнее. Приобщенный, он же в отличие от посвящённого полагает самонадеянно, что ему вполне по силам участвовать в подвигах античного размаха. И это обстоятельство, безусловно, не могло ни напрягать. Но – что случилось, то случилось. Ничего переиграть было невозможно. Оставалось и впредь уповать на Лерин инстинкт самосохранения да на собственную нечеловеческую предусмотрительность.

Не выдержав моего затянувшегося молчания (погрузившись в раздумья, я тупо пялился в подёрнутую дымкой дорожную даль), Лера воскликнула:

– Э-ге-ге, шеф! Опять глядите в никуда сквозь бессменные чёрные очки?

– Хм… – Я невольно улыбнулся. – Угадала.

– Тут и угадывать нечего, дело известное. Так мы вас ждём? Да? Или как?

– Вари, подруга, кофе, – обречённо вздохнув, ответил я и сложил трубу.

А затем прислушался к себе.

И прислушавшись, услышал то, что и предполагал услышать: внутри звенела самая тонкая душевная струна. Звенела она не радостно, звенела она тревожно. И я прекрасно знал почему. По какой-то уму непостижимой дьявольской закономерности всегда, абсолютно всегда после пустякового и проходного дела случалось у меня такое расследование, что мама не горюй.

И тут поневоле встревожишься.

Глава 2

Подругу Леры и, как выяснилось, её бывшую одноклассницу звали Вероникой. Темноволосая эта девушка была стройна, худощава и походила из-за примечательного разреза глаз лицом на лисицу. Только не на Лису Патрикеевну из русских народных сказок, не на эту хабалку, чья карма отягощена богатым криминальным прошлым, а на молоденькую лисичку, покуда ещё глядящую на мир наивно-удивлённым взглядом.

Одета она была аккуратно, но неброско: длинная шерстяная юбка в крупную чёрно-белую клетку, кремовая блузка, тёмно-серый жакет, на ногах – чёрные лакированные туфли на низком каблучке. Косметики – минимум. Из украшений только изящные золотые серёжки в виде тополиных листьев. В руках девушка держала две тонкие картонные папки самого неприглядного канцелярского вида. Она их крепко прижимала к животу.

Не без интереса рассмотрев посетительницу, я предположил, что служит она в сугубо женском коллективе, где начальницей старая жаба, культивирующая строгий корпоративный дресс-код. К примеру, в какой-нибудь конторе по восстановлению бухгалтерских отчётов. Или в архивном отделе публичной библиотеки. Или – почему бы, собственно, и нет – в департаменте экономического анализа одного из многочисленных региональных банков. Ну, или ещё где-то наподобие того.

Выпроводив резким жестом футбольного судьи Леру из кабинета, я усадил Веронику в кресло для гостей, сам обошёл стол и тоже неплохо устроился. Надел привычным движением шляпу на колпак настольной лампы, вытянул ноги между дубовых тумб и сделал приглашающее движение рукой: рассказывай, милая, я весь во внимании.

Вероника, державшая себя до этого крайне сковано, послушно кивнула, захлопала ресницами, стараясь сосредоточиться, и… И ничего не сказала. Попыталась ещё раз и вновь безуспешно. Больше пробовать не стала, прикусила от обиды губу и отвела взгляд. Но уже в следующую секунду решительно поднялась из кресла, положила на стол принесённые папки и выдохнула:

– Вот.

Ну что ж, подумалось мне, порой действительно лучше один раз показать, чем миллион раз рассказать.

Утянув папки к себе, я открыл верхнюю, и обнаружил в ней то, чего никак не ожидал обнаружить – альбомные листы формата А-3 с детскими рисунками. И с рисунками, надо сказать, презабавными.

На том, к примеру, что лежал сверху, юный последователь хромого беса Асмодея изобразил двухэтажный дом без фронтальной стены. Куда он эту стену дел бог весть, но теперь любой желающий может видеть, что творится внутри. Ну и я не удержался, поглазел. И увидел там вот что. Нижний этаж дома занимает бездетная кошачья пара: кот, он рыжий и мордатый, убивает вечер в кресле перед телевизором, а кошка, вся из себя такая изящная дамочка в разноцветном фартуке и с алым бантом на голове, хлопочет на кухне. Если можно каким-то образом изобразить настоящую мещанскую (а другой, на мой взгляд, и не бывает) идиллию, то, пожалуй, именно так. Второй этаж дома также не пустует, там живёт-поживает, добра наживает семейка зебр. И у них там тоже всё чики-пики и тип-топ. Мама-зебра, растянувшись на диване, читает книгу в яркой обложке, папаша с умным видом пялится в экран ноутбука, а их сыночек-коник в ванной перед зеркалом то ли гриву расчёсывает, то ли прыщики выдавливает. Всё это исполнено в очень сочных тонах (фломастеров автор явно не жалел) и подробно. Мелких деталей – элементов интерьера, мебели, утвари всякой, фотографий и картин на стенах, всего прочего – как на полотнах мастеров голландской школы, полным-полно. Разглядывать и разглядывать. Одних только люстр-светильников я восемь штук насчитал, и все разные по форме и раскраске.

А на следующем листе я обнаружил огромную, похожую на корову кошку, которая бредёт по широкому лугу, сплошь усыпанному цветущими маками. На правом боку у кошки тоже красуются маки. Возможно, это у неё такой лихой боди-арт. А может, опьянённая дурманящим ароматом, она слишком долго спала на этом боку, вот опиумные цветы и отпечатались навсегда.