Тень кондотьера - Стерхов Андрей. Страница 61

– Умный ты у меня, дракон, – не то за меня, не то за себя порадовавшись, сказала Альбина. Улыбнулась ласково и провела ладонью по моей щеке: – Ты когда-нибудь бреешься?

– По великим праздникам, – промямлил я, после чего спросил о главном: – Скажи, Альбина, что мне теперь делать?

– Ты это о чём?

– Да всё о том же. Что мне теперь с Лерой делать? Я ведь, откровенно говоря, за советом к тебе пришёл.

– Как чего делать? – подивилась моему вопросу Альбина. И уже в следующий миг показала, что по-прежнему не чужда благородным жестам и душевным порывам: – Поговоришь с ней, объяснишь, успокоишь. Потом ко мне приведёшь, буду её наставницей. Обучу всему, чему нужно. Потом проведём обряд первой ступени посвящения и выйдем на Тринадцатый день. Потом будет Ночь Инициации, первый полёт, первая запись в Книге теней и выбор фамильяра. Дальше как у всех – жизнь.

– А вспять повернуть нельзя? – без особой надежды, поинтересовался я.

– Смеёшься, что ли, Егор? – передёрнула плечами ведьма. – Всё, проехали уже. Теоретически до Тринадцатого дня можно сознание опрокинуть, но кто когда пробовал? Дураков нет рисковать. Не думаю, что она у тебя дура, каких свет не видел. Да не переживай ты так, Егор, всё нормально будет. А сейчас я зелье для неё сварю.

– Какое ещё зелье? – напрягся я.

– Знатное зелье. Уже завтра к вечеру её ломать начнёт, причём, здорово ломать. Так что нужно будет кое-чего выпить. Фармакопея несложная: пустырник, сушеница, василисник, всё такое прочее. Простенькое средство, но верное. Пойду, тряхну стариной. Поколдую.

– С тобой пойду, – сказал я, вставая. – Заодно и покурю.

– Нет, нет, нет, – запротестовала Альбина. – Курить на балкон иди. Пока зелье будет готовиться, на кухне – ни-ни. А если боишься, что чего-то не того наварю, то зря. Не идиотка травить. Расслабься.

– Да не думал ничего такого, – сострил я невинное лицо. – Надо – вари.

И, обойдя столик, направился к балконной двери.

– Кстати, Егор, – остановила меня Альбина, – Совсем забыла спросить, что у неё там с родственниками?

– Неужели так важно? – изумился я.

– А как ты думал? Конечно.

– Сирота она. Мать при родах умерла, отец погиб. Растила бабка, но и она уже… Сирота короче.

– Это хорошо, – задумчиво протянула Альбина. И, когда я удивлённо хмыкнул, тут же исправилась: – Не в том смысле хорошо, что… А в том… Ну ты понимаешь. А она случайно не засланная? Откуда взялась?

Пришлось рассказать:

– Она ко мне по объявлению пришла. Помощница нужна была, дал объявление в газету. Приходили разные… Всякие там. Корчили из себя принцесс, подкинутых в рыбацкую лачугу. А Лера… Лера – нет. Лера, она нормальная. Без особых претензий. Зашла, а я как раз пуговицу к пиджаку пришиваю. Ничего не сказала, отобрала у меня иголку, сама взялась пришивать. Да так и осталась.

– Вот так вот у нас на Руси ведьмами и становятся, – не то с одобрением, не то с осуждением (я так и не понял) прокомментировала Альбина мой короткий рассказ. – Ну, это хорошо, что с улицы пришла. А то мало ли.

И с этими словами отправилась на кухню.

А я вышел на балкон, там уселся в старомодное дерматиновое кресло и, глядя на ослепшие окно противоположной пятиэтажки, закурил неспешно. После первых затяжек, подумал, что нужно будет как-нибудь отблагодарить Альбину за помощь. Обязательно Например, подарить ей Ожерелье Дракона – то самое ожерелье, что досталось мне в наследство от предыдущего хранителя Вещи Без Названия достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга. Давно она мечтает стать хозяйкой этих ста семи волшебных жемчужин. Перед каждым своим днём рождения намекает, что не прочь получить их в подарок. И ничего удивительного, а тем более предосудительного в том нет. Понятное желание. Всякий знает, что если растворить жемчужину из Ожерелья в яблочном уксусе да выпить этот раствор в ночь на Ивана Купала, враз на тридцать лет помолодеешь. И что важно речь идёт вовсе не о телесной молодости (тело в тонусе поддерживать любая ведьма способна), речь идёт о молодости душевной. Об остроте восприятия жизни. А это совсем другой коленкор. Тут классический unguentum malaferum или какая другая колдовская мазь не поможет.

Точно, решил я, так и сделаю. Правда, собирался дочери Ожерелье подарить на совершеннолетие. Ну что ж, не судьба, подарю что-нибудь другое. Тем более никакой дочери у меня в помине нет, и в ближайшее время не предвидится.

Докуривал вторую сигарету, когда, выключив в комнате свет, на балкон вышла Альбина. В одной руке она держала распечатанную бутылку красного вина, в другой – два пузатых бокала и горящую свечу в затейливой плошке. Как это всё у неё не вываливалось из рук, не понять. Циркачка, да и только.

– Всё, – доложила она с порога, – сбор составила, отварила, поставила на медленный огонь выпаривать. Часа через два… чуть больше будет готово. Ещё порошок нужно будет один добавить, присадку, но это потом. Ты как, не торопишься?

– Уже нет, – сказал я, забирая у неё бутылку и бокалы.

Поставив плошку со свечой на карниз, Альбина села в кресло напротив. Вытащила ментоловую сигарету и прикурила от горящей моей. Выпустив дым, сказала:

– Давно так ночью не сидели.

– Давно, – согласился я.

– А помнишь, в семидесятых выезжали в Еловую Падь? Покупали кило триста сервелата, мне – шампанского, тебе – маленькую. Всё это съедали-выпивали и любили друг друга под лыжным трамплином. А ночью я летала. Помнишь?

– Конечно, помню. Летала. Пометая помелом. Всё помню. Помню даже, что из-под левой подмышки у тебя пахло тогда цикорием, а из-под правой – абрикосовой пыльцой.

Правду сказал. Но не поверила мне ведьма, упрекнула, отмахнув дым от лица:

– Врёшь ты всё, дракон. – Но потом не выдержала и всё же полюбопытствовала: – Ну а шея чем пахла?

Я вначале разлил вино по бокалам, протянул ей один и только тогда ответил:

– Полынным мёдом.

Альбина поднесла бокал к губам, но выпить не смогла, прыснула. Понимая, что припомнила она что-то забавное, я, разумеется, заинтересовался:

– Ты чего?

– Вспомнила, как однажды в феврале восемнадцатого приставала к тебе, а ты…

Не сумев договорить фразу, она вновь прыснула. И вновь.

– Ну-ну говори, – сгорая от нетерпения, потребовал я. – Ты приставала, а я что?

– А ты… А ты говоришь… – Давясь смехом, она очень похоже спародировала меня: – В городе революционная ситуация, а ты лезешь тут со своей аффектацией.

– Что, правда? – не поверил я. – Прям так и сказал? Не может этого быть. У меня и слов-то таких в лексиконе нет. Шутишь, поди.

– Точно-точно, так и сказал.

– Ну… Ну прости тогда дурака.

– Простила уже, – махнув ладошкой, великодушно изрекла Альбина. Сделала добрый глоток и тут же огорошила: – Но никогда не прощу.

Усмехнувшись, я развёл руками – ну, что ж поделать, буду с этим жить.

Затем мы ещё где-то полчаса пили вино, вспоминая былое. И вспоминали былое, распивая вино. Вино было с богатым букетом, воспоминания, как оказалось, тоже не прокисли. Ну, а когда мы ещё не утомились пить вино, но уже устали вспоминать, я воспользовался очередной паузой, которые в нашей незатейливой, лишённой дурацкого глубокомыслия беседе возникали всё чаще и чаще и делались всё длиннее и длиннее, и спросил Альбину о наболевшем:

– Скажи, ненаглядная моя, а на ком из наших ведьм лежит родовое проклятие?

– Смотря какое, – ответила она. – Разные же бывают.

– Я про то, из-за которого они полюбить никого не могут?

– Полюбить? – Альбина удивлённо вскинула правую бровь. – Такого проклятия нет, Егор, и быть не может. Любовь никаким проклятьем не запретишь. Она сильнее Силы. А вот с мужиками не все сестрёнки спать могут без последствий. Это да. Это есть такое. Слышал что-нибудь про чёрных вдов?

– Паучихи есть такие, – вспомнил я. – Сжирают самцов.

– Вот, – кивнула Альбина. – Так и эти проклятые.

– В каком смысле? Партнёров своих, что ли, съедают? Дамы – каннибалы?