Наследие Темного Меча - Уэйс Маргарет. Страница 20

Так вот какой повод они придумали для визита — поздравить старого каталиста с днем рождения. Им повезло, что праздник пришелся как раз на эту пору. Интересно, какой еще повод они могли сочинить, если бы не такое совпадение? Я страшно разозлился — даже больше, чем из-за того, что в наш дом среди ночи вломились техноманты в своих серебряных костюмах.

Иногда немота — настоящий дар божий. Если бы я мог говорить, то непременно обругал бы эту женщину и, наверное, все этим испортил. Но когда слова приходится изображать знаками или писать, хватает времени, чтобы подумать, прежде чем высказываться. Поразмыслив, я понял, что король Гаральд и генерал поступили мудро, сохраняя в тайне истинную цель своего визита.

— Вы должны извинить Сарьона, — попросил я женщину знаками. — Мой господин очень скромный человек и попросту ошеломлен оказанной ему высокой честью. Он считает себя недостойным внимания столь важных людей и сожалеет, что из-за него поднялась такая суматоха.

Это несколько примирило женщину с поведением Сарьона, и мы продолжили обсуждать подробности плана будущей встречи. Высокие гости пробудут у нас час, не более, и, к счастью, подавать им чай не понадобится. Женщина намекнула, что Сарьону неплохо бы сменить коричневую рясу каталиста, которую он носил постоянно, на светский костюм. Да и мне неплохо бы вместо синих джинсов надеть что-нибудь более подобающее случаю. Я ответил, что ни у меня, ни у Сарьона нет парадных костюмов. На этом она меня оставила и пошла проверять, как идет подготовка.

Я направился в кабинет моего господина, чтобы сообщить о предстоящем празднике: ведь каталист наверняка забыл о своем дне рождения. Но сперва я приготовил еще один горячий тост и взял его с собой на тарелочке, вместе с чашкой чая.

Я все объяснил Сарьону — хотя, боюсь, излишне возбужденно. Каталист проследил за моей жестикуляцией, потом устало, снисходительно улыбнулся и покачал головой.

— Интриги. Политика. Все они во что-то играют. Они понятия не имеют, как можно оставить эти игры, и потому продолжают их до самой смерти, — Сарьон снова вздохнул и с рассеянным видом сжевал тост. — Даже принц Гаральд. То есть я хотел сказать — король Гаральд. Когда он был молод, то старался быть выше всего этого. Но, наверное, такая жизнь как зыбучий песок: затягивает и губит даже хороших людей.

— Отец, какое решение вы приняли? — спросил я.

Он ответил не вслух, а знаками.

— Эту комнату они тоже обшарили, Ройвин. Насколько мне известно, они могли и сюда подбросить электронные глаза и уши. А может быть, за нами сейчас следят и подслушивают не только они.

Я вспомнил двух Дуук-тсарит, которые появились у нас в кухне прямо из воздуха, и все понял. Мне показалось удивительным, что в этом маленьком кабинете сейчас, может быть, толпится с дюжину человек, при том что видно только меня и Сарьона. Я нервничал, когда вышел из кабинета и понес тарелку на кухню. Все время боялся на кого-нибудь натолкнуться.

Официальные лица прибыли точно в назначенное время. Сначала подъехал черный лимузин с развевающимися флажками Тимхаллана и королевскими гербами на дверцах. Тут уже миссис Мамфорд и миссис Биллингсгейт отбросили всякое притворство. Они вышли на крыльцо и смотрели, разинув рты от изумления. Я невольно возгордился, когда из машины вышел его величество король в великолепном черном костюме, украшенном церемониальной лентой и орденами; короля сопровождал генерал в мундире, тоже с орденами и медалями. За ними вышли адъютанты. Солдаты вытянулись в струнку и отсалютовали.

Я заважничал еще больше, представив, как завтра буду пить чай с этими двумя дамами и объяснять, что его величество — давний друг моего господина, а генерал был когда-то его грозным соперником. Этой фантазии не суждено было исполниться. Я больше никогда не увижу никого из наших соседей.

Король и генерал вошли в наш дом. Мы с Сарьоном встречали их, трепеща от волнения. Мой господин знал, что эти люди собираются оказывать на него давление, и боялся предстоящей встречи. Я тоже волновался за Сарьона, но, должен признаться, мне очень хотелось снова увидеть людей, о которых я писал в книгах, особенно короля, некогда так сильно повлиявшего на жизнь Джорама.

Тогда король Гаральд был еще принцем. Это о нем я писал: «Прекрасный голос вполне соответствует благородным чертам лица, тонким, но без малейших признаков слабости. В больших глазах его высочества читается острый ум. Рот твердо очерчен, но заметно, что принц часто улыбается и смеется. Подбородок сильный, но не надменный, скулы высокие и четко обрисованные».

Мое описание, сделанное по собственным детским воспоминаниям и рассказам Сарьона, и сейчас соответствовало действительности, хотя король уже давно вышел из юношеского возраста. Складки вокруг твердо очерченного рта углубились и несли в себе отпечаток горя, страданий и тяжелых трудов. Но когда король улыбался, его лицо сразу смягчалось. Улыбка его была теплой и искренней, и тепло это шло из глубины души. Я сразу понял, почему этот человек сумел завоевать доверие и уважение сурового, упрямого Джорама.

Сарьон собрался было поклониться, но Гаральд протянул руку и крепко сжал ладонь моего господина.

— Отец Сарьон, это мне следует оказывать вам знаки почтения, — сказал король.

И поклонился моему господину.

Польщенный и смущенный Сарьон совсем растерялся. Теплая улыбка короля мгновенно растопила все его страхи и волнения. Сарьон покраснел и залепетал что-то о том, что его величество оказывает ему слишком большую честь. Гаральд, видя смущение моего господина, сказал что-то веселое, чтобы его ободрить.

Постепенно Сарьон почувствовал себя увереннее и смотрел на короля уже без стеснения, пожимал ему руку и все спрашивал:

— Ну, как у вас дела, ваше величество? Как у вас дела?

— Могли бы быть и лучше, отец, — ответил король, и складки на его лице углубились и потемнели. — Сейчас у нас тяжелые времена. Вы помните Джеймса Боуриса?

Оживление каталиста улетучилось; тяжкое бремя, на мгновение снятое Гаральдом с плеч моего господина, обрушилось обратно со всей силой. Дело было не в персоне Боуриса. Невысокий, широкоплечий, крепкий, как его боевые машины, Джеймс Боурис был хорошим человеком и отличным солдатом. Он проявлял милосердие в Тимхаллане, когда по праву мог быть безжалостным. Боурис искренне обрадовался встрече с моим господином и так крепко пожал ему руку, что Сарьон даже поморщился и слабо улыбнулся. Но Джеймс Боурис и его армия олицетворяли собой гибель Тимхаллана. Новый гость принес с собой гнетущую атмосферу безрадостных воспоминаний.