Дети порубежья - Школьникова Вера. Страница 26

– Что значит не вмешиваться? Делать обязательно нужно, только я еще не решил, что именно, – с удивлением возразил ему Корвин. Он знал, что Ванр Пасуаш не отличается особой смелостью, но он ведь все-таки дворянин, должен понимать, что только последний трус позволит безнаказанно сжигать свои корабли.

– Нужны свидетели, одного Дэрека недостаточно. Не думаю, что Лунные признаются. Они слишком напуганы. В любом случае надо известить наместницу.

– Ни в коем случае! – Вскричал Ванр и уже спокойнее добавил, – ни в коем случае. Саломэ Светлая – добрая душа, но блаженная. Она верит, что король вернется со дня на день, и никогда не пойдет против эльфов.

Ванр по старой привычке интересовался придворными сплетнями, и, хоть и с некоторым запозданием, оставался в курсе столичных дел. Если бы только Корвин прислушался к голосу разума, но куда там, упрется рогом, он знал это выражение лица. К счастью, в этом случае Ивенна будет на стороне опостылевшего мужа. Уж она-то знает, что с эльфами лучше не связываться. Ванр простодушно посоветовал:

– Поговори со своей матерью, может, она посоветует что-нибудь умное. У нее родня в столице.

Ванр оказался прав – Ивенна приложила все усилия, чтобы отговорить Корвина вмешиваться, но убедила лишь подождать. «Чтобы обвинять эльфов, нужны не свидетели, а союзники», – сказала герцогиня. Она пообещала написать своему племяннику – Хранителю Леару, попросить помощи и совета.

В глубине души Ивенна надеялась, что Леар, близко знакомый с наместницей, преуспеет там, где она потерпела поражение. Она ненавидела эльфов из-за проклятой книги, причинившей столько бед ее семье, но понимала, что победить их невозможно, тем более при Саломэ Светлой, боготворящей короля Элиана. Корвину лучше заниматься своими делами и не повторять чужих ошибок. Сгоревшие корабли все равно не восстанут из пепла.

16

Взрослая жизнь не спешила заключить Тэйрин в колючие объятья, скорее, наоборот, никогда раньше у девушки не было столько свободного времени. Поначалу она наслаждалась бездельем – каждое утро, проснувшись, еще до завтрака, спускалась к морю, босиком сбежав по прохладной мраморной лестнице. Она не умела плавать, поэтому не заходила далеко, садилась у самой кромки воды, позволяя волнам щекотать свои босые ноги, и пересыпала в ладонях песок – мелкий, чистый, белый, словно крупинки перемолотого сладкого корня с Островов, здесь его добавляли в карнэ.

Потом Тэйрин возвращалась в спальню, переодеться к завтраку. Осень выдалась жаркая, любая одежда казалась лишней, волей неволей позавидуешь дикарям, про которых ей рассказывал Корвин – те ходят в одних набедренных повязках. Но девушка приказывала горничной затянуть себя в корсет, путалась в нижних юбках, липнущих к телу, укладывала волосы в затейливую прическу. Невестка леди Ивенны должна была оставаться безупречной в любую погоду.

Завтрак по времени можно было уже назвать обедом, герцогиня поздно просыпалась, и весь дом подстраивался под нее. Корвин вставал на рассвете и к позднему завтраку успевал съездить по делам в город, побывать на верфях или встретиться с купцами и поглощал еду со здоровым аппетитом хорошо поработавшего мужчины. Ивенна почти ничего не ела, впрочем, она вообще ела очень мало, только жадно пила чуть подкрашенную вином воду с ледника, бокал за бокалом. Зато ее муж, Ванр Пасуаш, ел и пил за двоих, а то и за троих.

Если свекровь вызывала в Тэйрин страх, противно ноющий под ложечкой, то от одного вида свекра у нее брезгливо опускались губы. Разменявший шестой десяток герцог еще сохранил следы былой привлекательности, но нужно было сильно приглядываться, чтобы разглядеть их на обрюзгшем лице. Светло-карие глаза казались почти бесцветными, особенно в обрамлении темных бровей, а порыжевшая с возрастом бородка уже не могла скрыть второй дебелый подбородок, кисти рук обтягивала дряблая кожа, покрытая коричневыми пятнами, а вечно расшнурованный колет выставлял на всеобщее обозрение солидный живот.

Тэйрин могла бы простить свекру непривлекательную внешность – даже в четырнадцать лет она понимала, что со старостью не поспоришь. Но девушка ничего не могла поделать с чувством отвращения, пробиравшим ее каждый раз, когда она ловила во взгляде нового родственника томную маслянистую влажность. Этим взглядом он провожал подающую на стол служанку, и точно так же смотрел на юную невестку, с которой был подчеркнуто ласков, словно в противовес своей каменной супруге. Тэйрин одинаково болезненна была и ласка первого, и холодность второй, но выбирая, она предпочла бы Ивенну. Увы, у нее не было выбора, и каждый день она спускалась в обеденную залу, растеряв по пути аппетит.

Только теперь Тэйрин осознала всю мудрость приморского обычая, по которому невеста перед свадьбой год жила в доме жениха. Обычно девушки из знатных семей встречались со своими мужьями уже у алтарей, ложились с незнакомцами на брачное ложе и зачастую так и оставались чужими друг другу на долгие годы. Она же видела своего жениха каждый день, и, узнавая его ближе, постепенно осознала, что влюбилась.

Да и какая девушка устояла бы перед Корвином? Единственным недостатком молодого человека были его родственники. К счастью, лорд Квэ-Эро ничем не походил на своего так называемого отца, чем только подтверждал слухи. Впрочем, на мать он походил столь же мало. В юноше не было намека ни на пошлую развязность Пасуаша, ни на ледяную замкнутость Ивенны, он весь светился, словно утреннее солнце, только что выкатившееся на умытое рассветом небо.

Корвин Пасуаш твердо знал, как нужно поступать, что такое хорошо и что такое плохо, и никогда не мучался сомнениями. Эта твердая убежденность в правильном устройстве мира оказалась весьма заразительной – рядом с Корвином Тэйрин чувствовала себя как никогда спокойно и уверенно.

На первый взгляд будущий герцог не блистал тонким умом и глубокими познаниями, но первое впечатление оказывалось обманчивым – Ивенна дала сыну прекрасное образование, которое тот пополнил, несколько лет проплавав на разных кораблях, пройдя путь от юнги до капитана. Убедившись, что юноша соблюдает старые обычаи, моряки смирились со сменой правящей семьи и на последней сходке в прошлом году вернули молодому капитану исконное право герцогов Квэ-Эро возглавлять береговое братство. В обход Пасуаша, не способного отличить парусник от старого башмака.

Тэйрин не могла бы пожелать себе лучшего мужа: веселый, добрый, любимый народом, внимательный к ней и ее капризам… чего же боле? Корвин угадывал ее мысли: так, узнав, что девушка не умеет плавать, он отложил все дела и за несколько дней, играючи, научил ее. Он поцеловал невесту первый раз именно в тот миг, когда она этого захотела, и его мягкие теплые губы прогнали зацепившееся где-то на дне души воспоминание о других губах, прохладных, пахнущих яблоками. Но все равно Тэйрин не решалась признаться будущему мужу, что ее угнетает необходимость каждый день видеть его родителей.

Однажды вечером они сидели на каменной террасе, выходящей на море, смотрели на закат и целовались с тем упоением, что доступно только четырнадцатилетним девушкам, неопытным, но жаждущим любви, и двадцатилетним юношам, уже накопившим некоторый опыт, но не успевшим растерять искренний пыл. Корвин с сожалением оторвался от губ невесты, поднялся и протянул ей руку:

– Поднимайся. Я хочу тебе кое-что показать, – он улыбнулся. Первое время Тэйрин пыталась обращаться к нему на «вы», как и было принято между супругами, но наткнувшись на упорное «ты» с его стороны быстро перестала. Корвин хотел обрести в жене подругу, а не почтительную служанку. Последних ему и на сеновале хватало.

К счастью Тэйрин с детства привыкла к долгим верховым прогулкам, иначе пришлось бы среди ночи снаряжать паланкин, карета бы не прошла по узкой горной тропинке. Они ехали несколько часов по залитой лунным светом дорожке, в нескольких местах спешивались и вели лошадей на поводу, ступая след в след. Назойливо трещали цикады, заглушая топот копыт, а ночные бабочки, тяжело взмахивая крыльями, медленно проплывали по серебряному лунному диску. Дорога настолько заворожила Тэйрин, что ей было уже неважно, куда та ведет. Она была готова ехать так целую вечность, забыв про обещанный подарок.