Дети порубежья - Школьникова Вера. Страница 52

Саломэ судорожно перебирала бумаги, строчки из письма герцога огненными буквами стояли перед глазами: пожары, убийства, кровь. И все из-за ее нерешительности, из-за ее мягкотелой глупости! Она подняла голову:

– Что я должна делать, говорите, – позже она попытается понять, что случилось, найдет в себе силы жить в мире, где эльфы жгут детей, заставит короля ответить на ее вопросы, или же… уйти навсегда. А сейчас она должна исполнить долг наместницы.

Чанг медленно кивнул: взгляд Саломэ говорил яснее слов – ему уже приходилось раньше встречать такие взгляды. Так смотрят люди, чей мир в одночасье рассыпался прахом, люди, потерявшие все. Злость ушла, уступив место сочувствию: бедная глупая девочка, а ведь все только начинается.

Ей придется отправлять бунтовщиков на виселицы и в изгнание, приковывать к веслам и заживо гноить в шахтах, зная, что они расплачиваются за ее ошибку. Жертвовать сотнями, чтобы спасти тысячи. И не останется блаженной уверенности, что король вернется и все исправит. Кровь с рук не смывается, уж это господин Чанг знал без сомнений.

Часть ноши он возьмет на себя, но только часть – наместница молода и будет править империей еще долгие годы. Саломэ должна отвечать за свои поступки. Все министры смертны, в том числе и министр государственного спокойствия. Ее величество хотела учиться? Ну что ж, пусть учится в бою. Он подвинул кресло к столу наместницы и собрал разбросанные листы в аккуратную стопку:

– Эльфийский посол требует аудиенции. Не просит, заметьте. Обещайте, что усмирите восставших, накажете виновных, запросит луну с неба – пообещайте луну. Дальше сообщите, что в сложившихся обстоятельствах вы считаете своим долгом возложить на имперские войска охрану Заповедного Леса, как самое малое, что вы можете сделать во искупление пролившейся крови.

Саломэ молча слушала, с ее и без того бледного лица исчезли последние краски, словно кто-то выпил из молодой женщины всю кровь, оставив пустую оболочку. Побледнели даже губы, сжатые в тонкую линию. Чанг продолжал:

– Молчите про сожженную деревню. Вам об этом ничего неизвестно.

– Они сохранят право суда?

– Вы не можете забрать назад свои слова, ваше величество. Придется поставить охрану, чтобы порубок не было. И не только в Астрине, но во всех провинциях, соседствующих с Филестом, включая Суэрсен.

– Лордам это не понравится, – заметила Саломэ.

Чанг хмыкнул:

– Вы очень мягко выражаетесь. Но им придется потерпеть. А вам подсластить пилюлю для каждого в отдельности. Не говоря уже о том, что охранять лес придется на средства из государственной казны. Далее: войско скоро будет в Астрине. Открытый мятеж подавят быстро, но это ничего не изменит – эльфов по-прежнему будут бить. К каждому стражника не приставишь. Наша главная задача – ограничить бунт Астрином. Когда там не останется эльфов, не будет и проблемы.

– Королю Ирэдилу не понравится такое решение.

– Проглотит. Открытой войны они не хотят, иначе бы уже выступили. Но если погромы прокатятся по всей империи, ему придется что-либо предпринять.

Саломэ негромко спросила:

– Как вы собираетесь подавлять мятеж?

Чанг пожал плечами:

– Как обычно, ваше величество. Кровью и обещаниями.

Министр вышел, и Саломэ, наконец-то, смогла заплакать. Она оплакивала свою веру, свою затаенную надежду. Наместница встала, достала свечу из канделябра, подожгла фитиль угольком из камина и, подождав, пока маленький огонек разгорится, поднесла к нему запястье, повернув внутренней стороной, где самая нежная кожа. Язычок пламени радостно лизнул запястье, Саломэ сдержала первый порыв отдернуть руку, и, сжав зубы, терпела боль, пока не выронила свечу. Ожог горел, слезы текли по щекам: как же им было больно, боги всемогущие, как же им было больно!

Только нелюди могли сотворить такое с живыми людьми. И король такой же, как его сородичи. Что он сделает, когда вернется? Развяжет войну? Уставит страну виселицами? Будет пожирать детей? Она ничему не удивится. В том новом, беспощадном мире, что открыл ей сегодня министр Чанг, возможно все. Нет места только одному – надежде.

Теплые руки легли ей на плечи, сильная ладонь осторожно поднесла обожженное запястье к губам, и знакомый с детства родной голос ласково прошептал:

– Не надо плакать. Я вернусь. Ничего не бойся.

Саломэ не могла унять слезы, они текли и текли по щекам, промокший воротник платья мерзко лип к коже:

– Ты такой же, как и они! Я не хочу! Не хочу, чтобы ты возвращался! Больше не хочу!

Король грустно усмехнулся:

– Глупая моя девочка, маленькая моя девочка… ты смотришь, но не видишь. Я оставил своих сородичей ради людей. Я жил среди смертных, взял в жены смертную, я строил города и защищал границы, сражался с варварами и засевал поля.

– Тогда почему ты бросил свои поля и города?!

Он отпустил ее ладонь и шагнул назад, склонив голову:

– Я слишком устал, Саломэ. Трудно быть человеком. Все эти годы я искал силы, чтобы вернуться. Искал и не находил. Твоя любовь вернула мне их, подарила надежду. Если ты перестанешь ждать – я не смогу придти. Никогда.

У Саломэ дрожали губы: он рядом, он обещает вернуться, ее кожа все еще хранит тепло его ладоней. Как она могла подумать, что ее король похож на тех, кто сжигал беззащитных людей? Как она могла усомниться в нем, забыть, что он оставил Зачарованный Лес, брата, друзей, чтобы жить среди людей? Дать смертным уверенность в завтрашнем дне, мир и процветание, создать империю? Она предала своего короля, но он бесконечно добр, и прощает свою недостойную жену.

Девушка шагнула к нему навстречу, протягивая руки, их ладони встретились, пальцы переплелись. Король притянул ее к себе, его губы нашли ее, прикоснулись осторожно, словно пробуя на вкус. Первый поцелуй, осторожный, мягкий, обещающий. У Саломэ закружилась голова, но она никак не могла оторваться, сердце билось, словно стремилось вырваться наружу, чтобы навсегда остаться в его ладонях. Когда она открыла глаза – короля уже не было, и только на губах остался сладкий вкус меда.

Корвин подал Тэйрин руку и помог спуститься по трапу. Он с гордостью показал на корабль:

– Ну как? Понравилась тебе «Сильвана»?

Тэйрин согласно кивнула, не скрывая восхищения:

– А я думала, что «Злата» – самый прекрасный корабль на свете.

Корвин ухмыльнулся:

– Это потому, что ты других не видела. «Сильвана» больше и двигается легче, она бока ветру подставляет так, словно у нее весла есть.

Он пустился в подробные объяснения, чем именно «Сильвана» отличается от «Златы», но Тэйрин уже не слушала. Она отошла на несколько шагов назад и любовалась кораблем. «Сильвана» только что вернулась из Кавдна, иначе Корвин давно бы уже показал невесте свою красу и гордость – каравеллу, возглавлявшую его флот.

Полуденное солнце покрыло мелкую рябь на воде тонким слоем сусального золота, корабль медленно покачивался в огромной золотой купели. Свернутые паруса обнажили тонкие силуэты мачт, ветерок играл с флагами: налетит, зацепит за край, отпустит, снова потянет на себя. Тэйрин мечтательно улыбалась: как хорошо было бы выйти на этой красавице в море. Корвин наверняка разрешит, если попросить. Голос жениха вернул ее в реальность:

– Да ты совсем не слушаешь, Тэйрин.

– Прости, я загляделась. Она прекрасна, я даже немножко ревную, – рассмеялась девушка.

– Зря. Тебя я никогда не уступлю другому мужчине, а у «Сильваны» есть капитан. Я не могу держать ее в порту без дела, пришлось отдать в надежные руки.

Тэйрин уловила едва заметный оттенок горечи в его голосе. Увы, герцог не может быть простым капитаном, его место на своей земле. Корвин всегда это знал, но каждый раз вернувшись из плаванья надеялся, что сможет снова уйти в море. И уходил… но тогда он еще не был герцогом. Подошел капитан «Сильваны», высокий темноволосый мужчина, на взгляд Тэйрин слишком молодой, чтобы командовать таким кораблем. Но если Корвин ему доверяет, значит, он того стоит.