Дети порубежья - Школьникова Вера. Страница 69

По ночам Саломэ хотела вернуться домой, и король садился в изголовье ее кровати, гладил по голове, отгоняя воспоминания. И на душе сразу становилось легче. Он рассказывал девочке эльфийские сказки, красивые, но такие длинные, что она каждый раз засыпала, не дослушав, зато всю ночь потом видела прекрасные сны.

Иногда Саломэ не справлялась с заданиями, не понимала урока, но стеснялась подойти лишний раз к наставнице, спросить, король снова приходил на помощь. После его объяснений все становилось проще простого, и девочка удивлялась, чего она там не понимала раньше. Огорчало только одно – короля по-прежнему не видел никто, кроме нее, даже госпожа магистр, и со временем Саломэ перестала рассказывать при каждом удобном случае, что обязательно будет наместницей и королевой, хотя по-прежнему не сомневалась в своем жребии.

Лето в том году выдалось жаркое, маленькие послушницы прятались днем в учебных комнатах первого этажа, хорошо сохранявших прохладу, а под вечер, уже в сумерках, выбегали в сад. Саломэ пришлось использовать магию, чтобы спасти свои клумбы от засухи – жадное солнце за день выпивало всю воду, сколько ни поливай. Она как раз стояла на коленках возле опустивших головки ромашек, когда к ней подошла магистр Илана:

– Отправляйся к себе, дитя мое, и переоденься в чистое платье. Мы отправляемся во дворец. Ее величество хочет с тобой познакомиться. И не забудь вычистить ногти, – Саломэ залилась краской – об этом ей постоянно приходилось напоминать.

Наместница Энрисса приняла их в оранжерее, где по случаю жаркой погоды были открыты огромные стеклянные окна. Таких больших кусков стекла Саломэ еще не доводилось видеть. Она с изумлением оглядывалась по сторонам – столько необычного! Это дерево, словно покрытое чешуйками, с узкими прямыми листьями, торчащими вверх, она видела только на картинках, а вон то, низкое, пузатое, с перекрученными ветками, на которых словно коричневые наросты притаились плоды, не встречала даже в книгах.

Наместница сидела в плетеном летнем кресле, ветер, беспрепятственно гулявший по оранжерее, играл подолом ее белоснежного платья. Саломэ засмотрелась: так вот какая она, нынешняя супруга короля! Красивая, даже красивее, чем госпожа Илана, но очень грустная. Наверное, потому, что ждет возвращения короля, а король к ней не приходит.

Энрисса поманила девочку к себе, та подошла, склонилась перед креслом в глубоком поклоне, но наместница жестом приказала ей подняться и подойти ближе. Взяла Саломэ за подбородок и подняла лицо вверх, долго всматривалась, потом отпустила, на коже остались красные следы:

– В ней нет ничего особенного, – заметила наместница, обратившись к магистру Илане. – Я ожидала большего.

Илана неопределенно пожала плечами:

– Все мы когда-то были детьми. Она хороший ребенок – послушный и старательный. Чего более?

– Самые подходящие качества для наместницы, – с горькой иронией заметила Энрисса и снова взглянула на девочку:

– Значит, ты собираешься стать наместницей после меня, Саломэ?

– Так сказал король, ваше величество.

Голос девочки дрожал – только сейчас, оказавшись лицом к лицу с Энриссой, она осознала, что новую наместницу избирают, когда умрет прежняя, и она исполнит свое предначертание только после того, как не станет этой красивой златовласой женщины. А ведь она совсем еще не старая, не старше мамы! Мама ведь долго не умрет, но тогда получается, ей придется ждать много-много лет? И когда король вернется, она будет совсем уже старая и некрасивая? Саломэ растерялась, но продолжала стоять на своем:

– Он выбрал меня своей королевой, он сам так сказал.

– А ты знаешь, что мы с тобой родня, Саломэ? Твоя мама – моя кузина, значит я – твоя тетя.

– Я не знала, – девочка опять залилась краской.

Наместница улыбнулась:

– Мы даже похожи, – и повернулась к Илане, – значит, король сам ей сказал о своем выборе?

– Ваше величество, так говорит девочка. И я не вижу причины с ней спорить. Это никак не меняет положение дел.

– Да, я знаю. Хорошо. Приводите девочку ко мне дважды в неделю, по средам и пятницам в это же время. Если ей суждено стать наместницей, то пусть получит хотя бы примерное представление о том, что ее ждет, – Энрисса кивнула переминающейся с ноги на ногу Саломэ, – иди поиграй в оранжерее, дитя, мне нужно поговорить с госпожой Иланой наедине.

Саломэ отошла от кресла наместницы и свернула направо, туда, где призывно горели крупные розовые цветы, усыпавшие ореховое дерево. В орденском саду орех отцвел еще ранней весной, но здесь бутоны только что распустились. Девочка провела рукой по теплому стволу и внезапно услышала странный шорох за своей спиной, там, где в кадках росли фруктовые деревья.

Она тихо, на цыпочках, чтобы не спугнуть, пробралась между кадками, и возле маленького персикового деревца наткнулась на виновника шума. Загорелый мальчишка примерно ее лет в голубой рубашке и коротких штанах, пригнувшись, собирал персики в свой дуплет, завязав рукава узлом. Девочку он не заметил, пока она, став за его спиной, не спросила:

– А разве можно рвать фрукты в оранжерее без спроса?

Мальчишка не торопясь обернулся и, прежде чем ответить, внимательно осмотрел неожиданную помеху с головы до ног:

– А ты всегда задаешь глупые вопросы, или только сегодня?

– Почему это мой вопрос глупый?! – Возмутилась Саломэ.

– Потому что глупо задавать вопросы, ответ на которые ты и так знаешь, – пояснил мальчик, подобрав тем временем последний откатившийся в сторону персик. – Разумеется, рвать фрукты в оранжерее могут только садовники. И если ты сейчас спросишь: «тогда зачем ты это делаешь?», я окончательно поверю, что девочки не отличаются умом.

– Может я и не отличаюсь умом, но ты уж точно не отличаешься вежливостью!

– Ты права, – неожиданно миролюбиво согласился мальчик и протянул ей персик, – вот, возьми, он сладкий. Меня зовут Леар, а тебя?

– Саломэ, – ответила девочка, окончательно растерявшись – как себя вести с этим странным мальчишкой? Но персик она взяла.

– Саломэ? Королевское имя. Его носили двенадцать наместниц.

– Так звали мою маму до того, как она стала белой ведьмой.

– Твоя мама – белая ведьма? – Удивился Леар, – разве у них бывают дети? Погоди, да ты и сама в синем.

– Мама перестала быть ведьмой, когда встретила папу. А я послушница ордена Алеон. Уже целый год.

– А я герцог Суэрсена и ученик Хранителя. Уже два года. Да ты ешь персик, я ведь все равно его уже сорвал.

Он провел девочку по узкому проходу туда, где переплетенные лианы образовывали нечто вроде укромной беседки. Они сидели на скамейке, ели персики, и в самом деле сладкие, истекающие соком, Саломэ испачкала руки и платье, и разговаривали. Леар рассказывал о жизни при дворе, о книгах в библиотечной башне, о забавных привычках старого Хранителя, которого, несмотря на снисходительный тон, похоже, искренне уважал.

Саломэ, в свой черед, делилась смешными случаями из жизни учениц ордена, вспоминала дом – отца, маму, младшего брата. Леар о своей семье молчал, но слушал с интересом. Он вообще оказался на удивление внимательным слушателем, и, как Саломэ убедилась после, не забывал ни слова из услышанного. Персики скоро закончились, улики в виде косточек аккуратно зарыли под деревом, было видно, что Леару не впервой заметать следы преступлений, а под ногтями Саломэ снова появилась черная полоска грязи.

– Ты накормил меня персиками, потом мы зарыли косточки, и я испачкала платье, и все время поворачивалась боком, чтобы спрятать пятно. Боги, кажется, с тех пор прошла целая вечность!

– Саломэ, – Хранитель отошел от окна и остановился перед наместницей, наклонив голову так, чтобы видеть ее глаза, – я люблю тебя. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Леар! Ты все-таки не в себе, – Саломэ попыталась отодвинуться, но его руки легли ей на плечи. – Отпусти меня!