Колыбельная Ангела-Хранителя (СИ) - Чекменёва Оксана. Страница 2

— Всё верно, Айрис, — подтвердил мэр Уиндхем. — Мистер Ремингтон предоставил завещание твоего отца, здесь чётко обозначена его последняя воля. Поздравляю, Айрис, теперь есть кому о тебе позаботиться.

— Не будем откладывать отъезд, — мистер Ремингтон поднялся. — Миссис Вуд — профессиональная сиделка, она поможет тебе одеться.

И мужчины вышли, оставив меня в растрёпанных чувствах и в, действительно, заботливых руках миссис Вуд, которая ловко, словно ребёнка, одела меня в новое бельё и платье, идеально подходящее по размеру, словно было сшито специально для меня, расчесала и заплела мне волосы, хотя я уверяла, что мне и самой это по силам, и, также невозмутимо и деловито, помогла мне воспользоваться судном. И хотя обычно этот процесс вызывал у меня жуткое смущение, в этот раз я была настолько дезориентирована, что как-то даже не успела почувствовать неловкость.

Когда я была готова, она позвала мистера Ремингтона, и он, войдя, ловко подхватил меня на руки так, словно я вообще ничего не весила, и легко вынес по лестницу из дома. Остановившись возле просторного и, как после оказалось, очень удобного экипажа, мистер Ремингтон дал мне время попрощаться с теми, кто подошёл меня проводить. Таких набралось немало — новости в нашем городке разносятся со скоростью лесного пожара, я даже увидела неподалёку Реджинальда, но отвела глаза — не хотела видеть того, кто так легко меня предал.

Экипаж оказался удивительным — переднее сидение было превращено в удобную, хотя и неширокую кровать с мягким матрасом, на которую меня и уложили. Мистер Ремингтон и миссис Вуд разместились напротив. Рессоры были такие хорошие, что меня практически не трясло, хотя, когда колесо всё же наехало на камень и карету тряхнуло, я скривилась от боли в правой ноге. Левая пострадала меньше и практически не болела, а вот правая реагировала болью на любое неловкое движение. Заметив мою гримасу, мистер Ремингтон тут же достал откуда-то ещё одну подушку и подложил мне под ногу. Стало намного удобнее.

Ехали мы весь день, один раз остановились пообедать в каком-то небольшом городке, а потом снова отправились в дорогу. Я всё ждала, что вот сейчас мы приедем, потому что не решалась спросить о месте моего нового жительства. Всю дорогу я читала новый роман, который дал мне мистер Ремингтон, или смотрела в окно экипажа на небо или деревья, если дорога шла по лесу. Миссис Вуд тоже читала, но не роман, а молитвенник, а мистер Ремингтон что-то просматривал в большой книге, похожей на бухгалтерскую, иногда делая в ней пометки карандашом. Но это не мешало ему время от времени предлагать мне попить или ещё подушку под спину, чтобы немного посидеть, и происходило это как-то очень вовремя, словно он раньше меня догадывался, чего мне хочется. Я была ему очень благодарна, но всё равно чувствовала себя очень неловко.

Наконец, уже почти ночью, мы въехали в Шеридан. Я думала, что это и есть наша цель, но, оказалось, что нет. Наш экипаж подъехал к железнодорожному вокзалу, мистер Ремингтон вновь взял меня на руки и понёс на перрон, а потом занёс в роскошный пульмановский вагон. Миссис Вуд зашла следом, а возница занёс наш багаж и вышел. Я смотрела на окружающую обстановку едва ли не открыв рот, я слышала об этом чуде и знала, что частные вагоны доступны только очень богатым людям. Конечно, по мистеру Ремингтону было заметно, что он весьма состоятелен, его одежда, экипаж, золотые часы — всё говорило об этом. Но чтобы настолько?

Мне стало ещё более неловко. Такой солидный и, наверное, очень занятой бизнесмен тратит на меня своё время, хотя мог бы просто кого-нибудь послать за мной. Кажется, я начинаю испытывать к нему что-то вроде благоговения, пополам со священным ужасом. Но всё же я набралась храбрости и спросила:

— А куда мы едем?

— В Чикаго, — ответил мистер Ремингтон. Я удивлённо распахнула глаза — это же почти на другом конце страны! Я и предположить не могла, что когда-нибудь окажусь так далеко от дома. — Тебе там понравится, обещаю.

Наверное. Мне понравится где угодно, после перспективы сумасшедшего дома. Но всё же хорошо, что моим опекуном стал именно мистер Ремингтон, наверное, он очень хороший человек. Может, если я узнаю его получше, то уже не буду так стесняться. Пока же мой вопрос о месте нашего назначения исчерпал всю мою решимость, и я снова притихла.

Поездка, действительно, дала мне возможность узнать мистера Ремингтон лучше. Запертые в замкнутом пространстве в течение почти недели, мы постепенно стали всё больше общаться друг с другом. Миссис Вуд очень старательно и тщательно ухаживала за мной, но время, когда была мне не нужна, предпочитала проводить в дальнем углу вагона, с молитвенником или вязанием. Я вновь читала или смотрела в окно — меня устроили так, что я легко могла это делать, — но даже интересные книги и новые пейзажи, мелькающие за окном, постепенно надоедают. И на второй день, когда я сидела, глядя в книгу и не видя ни строчки, мистер Ремингтон подсел ко мне и задал вопрос о том, нравится ли мне то, что я читаю.

Я ответила. Потом он задал вопрос о другой книге, которую я читала в экипаже, потом спросил, какая из книг у меня любимая. Я и не заметила, как моё смущение куда-то делось, наша беседа текла легко, перескакивая с одного предмета на другой. Мистер Ремингтон расспрашивал меня о жизни с родителя, о подругах, о том, чем я любила заниматься. Сам же рассказывал о своём доме, в котором я теперь буду жить, о парке неподалёку, о своих лошадях и о том, что заведёт котёнка, чтобы мне не было одиноко, когда он уходит на работу.

В общем, насколько долгим мне показался первый день, настолько незаметно пролетел второй, я даже удивилась, обнаружив, что уже пора ложиться спать, так меня увлекла беседа. Причём, за это время мистер Ремингтон как-то незаметно превратился для меня в Спенсера, оказалось, что он не такой и старый, как мне показалось вначале, он сказал, что ему двадцать восемь, а ведь сначала я думала, что ему уже далеко за тридцать.

Все оставшиеся дни поездки пролетели так же незаметно и приятно. Спенсер рассказывал мне о городах, мимо которых мы проезжали — я не уставала удивляться, сколько же он путешествовал, казалось, объехал всю страну. Мы разговаривали обо всём на свете, много смеялись, и порой, зачарованная рассказами Спенсера, я даже забывала, что стала калекой, и что моих родителей больше нет со мной.

Осознание накатило ночью, на четвёртый день пути. Я долго не могла уснуть, сдерживая слёзы, а когда всё же заснула, то ко мне вернулся старый детский кошмар — страшно, холодно, темно, я плачу, зову папочку, но он спит на снегу, только почему-то с открытыми глазами, и не хочет просыпаться. И я плачу, плачу и никак не могу успокоиться, пока вдруг не слышу тихую колыбельную, которую напевает мой ангел-хранитель. И я успокаиваюсь, ведь теперь всё будет хорошо.

Я осознала, что уже не сплю, потому что вокруг меня не снег, а тёплая уютная постель, которая слегка покачивается, я слышала стук колёс поезда, но при этом колыбельная продолжала звучать, и я чувствовала легчайшее прикосновение к своим волосам, словно кто-то гладил меня по голове.

Открыв глаза, я быстро села, постаравшись сдержать стон от боли в ноге из-за резкого движения, и осмотрелась. В приглушённом свете фонарей я хорошо видела весь вагон, но никакого ангела-хранителя, конечно же, не увидела. Через спинку своего дивана я хорошо видела миссис Вуд, которая спокойно похрапывала в соседнем отсеке, Спенсера я не видела и не слышала, но его спальное место располагалось в дальнем конце вагона, так что это было нормально. Вздохнув, я снова улеглась, глядя в потолок и вспоминая голос, утешающий меня старинной песней. Мой ангел-хранитель вернулся ко мне.

Оставшаяся часть поездки прошла очень приятно. Спенсер учил меня играть в разные игры, нарды я освоила быстро и даже несколько раз выиграла, шахматы мне давались с трудом, даже играя без пары сильных фигур, Спенсер всегда выигрывал. А вот в покер, как ни странно, лучше всех играла миссис Вуд.