Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 262

— Потому что дочь твоя такое же исчадие, как ты и как твоя мамаша, — не удержалась от яда Эстелла.

— Не говори того, о чём ты не знаешь, — оборвал Клем. — А что касается Данте, если бы он был нормальный, его бы никто в Жёлтый дом не отправил. Но ему там хорошо.

— Хорошо?!!! — Эстелла как никогда сейчас понимала состояние Данте, когда его доводили до белого каления. Она чуть ли не дымилась от ярости.

— Да, мама навещала его. Его там хорошо лечат, он чувствует себя счастливым и даже домой не хочет, — сообщил Клем.

— Да ты... да вы... вот твари! — Эстелла едва не задохнулась. — А ты, ты хоть раз его навещал?

— Нет, но мама навещала.

— Ах, мама! — Эстелла начала орать. — Ну если то, в каком состоянии Данте видела я, она называет «хорошо», то она идиотка! Его там на цепи держали, как собаку, пока он не сбежал.

— Данте сбежал? — удивился Клементе.

— Да, уже год назад. А что, твоя мамаша тебе не сказала?

— Нет, — наморщил лоб Клем. — Как он мог сбежать год назад, если мама ездила к нему в прошлом месяце? Её не было пару дней, затем она вернулась домой и рассказала нам, что лечение Данте идёт успешно, и он выглядит даже весёлым.

— Это враньё! Эта гадюка Каролина вас просто надула! — своим выкриком Эстелла спугнула стайку печников, что облюбовали кустик лайма. — Она наверняка ни разу Данте и не навещала, просто вешала вам спагетти на уши. Данте сбежал из дома умалишённых ещё год назад. Его там нет и никто не знает, где он сейчас.

— Ты что-то путаешь, мама не могла нас обмануть, — не поверил Клементе.

У Эстеллы уже не было никаких слов, остались одни междометия, и она в гневе залепила Клему оплеуху.

— Ты что, совсем больная? — он схватился за щёку.

— Это вы больные! Я вас ненавижу, мрази! Вы погубили Данте! Он никогда не был сумасшедшим, он был нормальный! Уж я-то это знаю! Я всегда знала как привести его в чувства, когда он немного переходил границу. Вы специально от него избавились. Нет человека, нет проблемы! Уроды, как вас земля таких носит?

Эстелла разошлась ни на шутку. Она забыла, что стоит на улице напротив борделя, и все проходящие мимо проститутки на неё смотрят. Да ещё и Мисолина со злорадной ухмылочкой слушает её вопли.

Дверь борделя вдруг открылась и оттуда высунулась хмурая донья Нэла.

— Это что ещё тут у вас? — вознегодовала она. — Идите вон отсюда! Орите в лесу, а не под окнами моего заведения!

— Простите, — буркнула Эстелла, но донья Нэла уже переключилась на Клема.

— А ты чего тут всё сидишь? Я ж тебе сказала, иди отсюда. У нас карантин, всё закрыто. Пять девочек увезли в госпиталь.

— А где Лус? — нагло вмешалась Эстелла.

— Лус тоже в госпитале. Но соваться туда не надо, там зараза мигом прилипнет. А ты вообще кто такая? — донья Нэла строго оглядела Эстеллу. — С какой целью ты сюда пожаловала, а, фифа?

— Я не фифа! — горделиво распрямила плечи Эстелла.— Мы с моей сестрой, — Эстелла указала на Мисолину, которая изучала разноцветную бабочку, спутавшую её юбку с розой, — пришли от сеньора Сантоса, от аптекаря. Нам нужны снадобья. Ну... снадобья для женщин, ну, вы понимаете?

Донья Нэла скривила уголки губ.

— Идём внутрь, но только одна. У нас карантин, всем нельзя, — и она поманила Эстеллу указательным пальцем.

Эстелла вошла следом за хозяйкой, оставив Мисолину и Клементе снаружи.

Донья Нэла, проведя гостью в центральную залу, ушла во внутренние комнаты. Эстелла пялилась на вульгарную обстановку: стены, диваны и пуфы, обитые красным и розовым плюшем, картины с изображением голых девиц. В борделе не было ни души, и Эстелла, снедаемая приступом любопытства, рассмотрела всё, что смогла.

Донья Нэла вернулась через десять минут с коробочкой, полной всяких пузырьков.

— Я теперь сама их смешиваю, — объяснила она. — За сеньором Сантосом следят жандармы, вот он меня и научил. А чего остаётся делать нам, женщинам, не рожать же по ребёнку в год! Вот и крутимся. А ежели жандармы пристанут, так я им скажу, будто это афродизиаки, — она расхохоталась. — Так чего тебе надобно, красотка?

— Моя сестра в положении, — сказала Эстелла прямо. — Ей надо бы средство, чтобы вызвать выкидыш.

— Хм... а какой срок?

— Без понятия, — пожала плечами Эстелла. — Ну живот у неё ещё не виден, может месяц, может два.

Донья Нэла поковырялась в коробке и извлекла несколько пузырьков.

— Вот это посильнее, — она указала на красную бутылочку, — но скрутить может на несколько дней. От организма зависит. Но результат почти гарантирован, до месяца пятого так точно. Вот это послабее, — она показала на синюю бутылочку. — Его можно принять в следующие несколько дней после близости с мужчиной, для профилактики. А при очень большом сроке, — она наклонилась к Эстелле ближе, — травки и снадобья навряд-ли уже помогут. У меня одна из девочек на шестом месяце с лестницы падала, специально, три раза, на третий выкинула. Ещё с крыши можно или с лошади. А ещё есть народное средство, вязальная спица называется, — донья Нэла хихикнула в ответ на немой ужас Эстеллы. — А чего ты пугаешься, красотка? Моя прабабка так делала, дожила до девяноста семи лет, родила пятерых, а остальных спицей почикала ещё в утробе. И бабку мою научила, и мать мою, да и меня тоже, ибо нечего нищету плодить. А раньше ж не так было, как теперь, делали всё подручными средствами, — и она опять расхохоталась.

В итоге Эстелла купила снадобья для Мисолины и свои запасы тоже пополнила. Собралась уже уходить, но тут дверь распахнулась и в неё ввалилась ярко-рыжая девица с конопушками и туповатым добродушным лицом. В руках она держала пачку писем и газет.

— Донья Нэла, почта! — выкрикнула она, как торговка на базаре, тараща глаза на Эстеллу.

— Коко, сколько раз повторять, не ори дурным голосом! И без того голова трещит! — донья Нэла выхватила у Коко почту и стала просматривать её. Коко же не сводила с Эстеллы глаз. — Счета, счета, счета, «Городские ведомости», «Мода Парижа», «Светское чаепитие», — перечисляла названия донья Нэла, отбрасывая газеты и журналы в сторону. — А это что? — она выудила из-под кипы бесполезной макулатуры чёрный конверт. — Что бы это значило? Никогда таких не получала.

Не обращая внимания ни на кого, донья Нэла вскрыла конверт и вынула письмо, написанное на желтоватом пергаменте. Лицо её, сухощавое, с выдающимися скулами, покрывали мелкие морщинки, так что невозможно было определить сколько ей лет: тридцать или шестьдесят. Прочитав письмо, донья Нэла рухнула в кресло.

— Чёрт возьми, — выдавила она, роняя письмо на колени.

— Донья Нэла, чего это с вами? — пискнула Коко. Схватив графин с водой, она стала хозяйку отпаивать.

Эстелла не двигалась с места, не зная что делать: и уходить вот так нехорошо, и стоять тут столбом и слушать то, что её не касается, тоже. Но любопытство было сильнее, и она не шевелилась.

Донья Нэла сама дала ответ на все эстеллины вопросы.

— Лус померла, — объявила она, с Эстеллы переводя взгляд на Коко и обратно.

— Ой! — визгнула Коко, прикрыв рот руками.

— Это уведомление из госпиталя, — донья Нэла потрясла письмом. — Написано, что тело забирать нельзя, чумное оно, хоронить его не будут, сжигать только.

Эстелла разинула рот и попятилась к двери, обнимая сумочку со снадобьями.

— Бедная Лус, — всхлипнула Коко, когда Эстелла исчезла за дверью. — Донья Нэла, а вы знаете, чего это за особа к нам приходила? Чего ей было надо?

— Да снадобья купила, — глухо отозвалась хозяйка.

— А я её знаю! — объявила Коко.

— То есть?

— Ну... я её видала на одном портрете. Донья Нэла, вы помните брата Клементе, ну, того, что за Лус бегает и сидит щас на пороге у нас. Братец его красавчик такой, с длинными-длинными волосами.

— Помню такого, как его забудешь? Так он ведь сгинул куда-то.

— Эх, а я прямо аж без ума от него до сих пор, как вспомню! — Коко облизала губы. — Лакомый кусочек, жаль, что пропал. Так вот, эта самая фифа, я видала её на портрете, который он рисовал. Кажется, она его любовница.