Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 314

— Ты правда хочешь это знать? — он сузил глаза, и они превратились в две злые чёрные полоски.

— Да, хочу! Я хочу знать что происходит. Я хочу тебе помочь.

— Мне ничем уже не поможешь. Я убийца, — сказал он.

Наступила пауза.

— Что?

— Я убийца, я убил несколько человек, включая Каролину Ортега, мою приёмную мать. А потом вырезал у неё сердце и сварил из него то зелье, что спасло жизнь тебе и всему городу, — добил Данте сурово. — Ну, что скажешь? Ты ещё хочешь быть со мной? Любить меня, целовать меня, а, красавица?

Глаза его блеснули как два стальных ножа, и Эстеллу вдруг обуял страх. Страх животный. Он безумен. Это не тот Данте, которого она любила. Даже если эти убийства — плод его фантазии, от этого не легче.

— Что, испугалась? — выплюнул Данте в ответ на её молчание. — Да, я чудовище! Я могу сделать всё, что угодно. Могу убить и тебя, если приспичит, — и Данте захохотал грубо, зловеще. — Ну что ты молчишь, красавица? — схватив Эстеллу за плечи, он потряс её. — Отвечай! Ты ещё хочешь быть со мной? Со мной, с таким, какой я сейчас, а не с тем, что уже не вернётся никогда!

— Нет! — крикнула Эстелла громко и отпихнула его — Данте ударился спиной о дерево, а она вскочила на ноги. — Ты не тот Данте, который мне нужен. Я любила другого мужчину, ласкового, заботливого, смелого, у которого в порядке с головой. А ты... ты не в себе, ты другой человек! Ты безумен и несёшь бред! Ты спрашиваешь хочу ли я любить умалишённого? Нет, не хочу!

И она побежала прочь. Подальше. Подальше от него!

Данте упал ничком на землю, обхватив голову руками, и даже не попытался Эстеллу удержать.

Когда Эстелла добралась до замка Рейес, начался ливень. Он пошёл стеной, — собственные руки нельзя было увидеть, не поднеся их к носу. Эстелла угодила под самое начало дождя, и, как он хлынул, она наблюдала лишь краем глаза, скрываясь в парадной.

В замке стояла тишина. Маурисио, наверное, уже спит. И, интересно, вернулась ли Мисолина с бала? Хотя нет, неинтересно. Чтоб её волки разорвали.

Эстелла была взвинчена донельзя. Она обиделась на Данте и разозлилась на себя за то, что побежала за ним. Её взбесило его странное поведение и дурацкие бредни про убийства. В конце концов, ему уже не шестнадцать лет. В двадцать три года пора вести себя как мужчина. Да, она любит Данте, но себя она тоже любит. Сколько можно с ним нянчиться, бегать, упрашивать, уговаривать его взять себя в руки? Не хочет быть нормальным, ну и чёрт с ним, она будет жить своей жизнью.

Алкоголь, выпитый на балу, ещё действовал на Эстеллу, поэтому она не могла трезво оценить поведение Данте. Ей казалось, что он над ней насмехается, кося под сумасшедшего. Но ведь она маркиза, а не безродная крестьянка, она не позволит над собой изгаляться.

Пройдя в гостиную, Эстелла зажгла канделябры и пригубила ещё три стакана бренди. В смеси с уже выпитыми пуншем и виски это дало чудовищный результат — мозг отключился окончательно.

Когда в три часа ночи распахнулась парадная и в неё вошёл Маурисио, стряхивая капли дождя со шляпы, он увидел, что Эстелла стоит посреди гостиной.

— Ах, вот вы где, дорогая! Как хорошо, что вы уже дома, а то на улице жуткий ливень. Я поехал в дом алькальда искать вас, но попал под дождь. Пришлось сидеть там и пережидать непогоду, слушая бесполезные светские разговоры, — сообщил Маурисио радостно. — Стало быть, вы уехали раньше? А ваша сестра с вами? Её я тоже не нашёл.

— Понятия не имею, где эта дура, — фыркнула Эстелла и уставилась на него впритык.

— Вы очень красивы, — спохватился Маурисио, решив, что она ждёт комплиментов.

— А что же вы не появились на балу вовремя, как обещали?

— Ох, я так долго провозился с Матильде, с её багажом, который застрял где-то в пути. Его никак не могли довезти. Потом я обсуждал дела с её мужем и забыл про время, — объяснил Маурисио, разглядывая супругу. При виде её декольте у него заблестели глаза.

— Понятно.

— А как прошёл бал, дорогая? Вам понравилось, было весело?

— Скука смертная, — Эстелла залпом осушила ещё стакан бренди. Взгляд её застыл, а в грудь кинжалом вонзилось желание отомстить. Отомстить Данте за всё, что он ей наговорил. Убрав стакан, Эстелла пошла на Маурисио, как бык на красную тряпку.

— Значит, вы считаете меня красивой, маркиз?

— Разумеется, Эстелла, вы прекрасны, вы само совершенство, я вам говорил это и ещё повторю сотни, тысячи раз.

— И я вам нравлюсь?

— Скажу вам больше, я вас люблю, — слова Маурисио звучали искренне, но на лице его отражалось недоумение — он не понимал к чему Эстелла клонит.

— Тогда пойдёмте наверх.

— Что?

— Пойдёмте в спальню. Я хочу, чтобы этой ночью вы меня любили.

Маурисио рот разинул, став похож на лягушку, ловящую муху.

— Вы... вы... да вы... Что с вами?

— Ничего. Просто я хочу ласки, — повела плечиком Эстелла. — В конце концов, вы мой муж и я вправе требовать исполнения вами супружеского долга. Или вы способны только болтать языком? Все мужчины одинаковые.

— Что значит «все»?

— Все и значит все. Не придирайтесь к словам. Так мы пойдём наверх? Да или нет?

Маурисио, не заставляя себя больше упрашивать, схватил Эстеллу на руки и потащил по лестнице. До него не дошло, что девушка пьяна и обижена на весь мир, и утром явно не обрадуется такому повороту.

Ночь прошла бурно. Эстелла получила удовольствие чисто физическое. Моральное — ни капли, но это уже не имело значения. Проснулась она с головной болью. Обнажённая и в пустой кровати. Бирюзовая гора шёлка валялась на полу, а Маурисио и след простыл. Хотя он всегда так делал. Получив своё, уходил к себе, никогда не оставаясь до утра в её постели.

Эстелла помнила всё, что произошло, несмотря на количество выпитого. И поведение Данте, и то, что сама себя предложила Маурисио. Было стыдно, противно и больно. Она хотела сделать на зло Данте, но отомстила лишь себе, и теперь не могла даже в зеркало смотреться. Вчера она вела себя как Мисолина. И это уже второй раз, когда близость с Маурисио не вызвала в ней тошноты.

Когда без четверти десять маркиз вошёл в её спальню с завтраком на подносе, Эстелла была и раздражена, и польщена.

— Вот если бы вы всегда были таким любезным, как этой ночью... — она кокетливо взяла с подноса горсть винограда.

— Тогда что?

— Возможно, я смогла бы вас полюбить.

Зная двуличность Маурисио, Эстелла не верила, что он изменился. Но притворство — это лучше, чем насилие. Так что Эстелла сказала это с определённой целью: чтобы Маурисио продолжал притворяться. А маркиза эта фраза окрылила. Весь день он ухаживал за Эстеллой, крутясь возле неё, как бабочка у ароматного цветка.

Врождённому кокетству Эстеллы это льстило. Она — объект восхищения мужчин. Это они должны бегать за ней и умолять о любви, а не она. Воспоминание о том, как она вчера побежала за Данте, вызывало в Эстелле гнев и чувство унижения. С возрастом в ней проснулась гордость красивой женщины, замещая подростковую романтичность. Это Данте, Данте должен за ней бегать, а она ещё подумает, нужен ли он ей со своими тараканами.

Оценив вчерашнюю ситуацию на трезвую голову, Эстелла поняла, что Данте болен. В ней горела и обида, и жалость, и любовь, и некий страх. Даже если он передумает и позовёт её обратно, она не уверена, что пойдёт. Связаться с ним, с таким, какой он сейчас, может либо дура, либо сумасшедшая. Эстелла не относила себя ни к той, ни к другой категории. Да, она любила Данте всегда. Любит и сейчас. Но любит она мальчика, волшебством которого была очарована в двенадцать лет; любит храброго всадника, что спас её от грабителей; любит ласкового, самого красивого, самого родного человека, с которым лежала она под ночным небом и ела запечённые на костре груши. И никто не мог изгнать воспоминания о нём из её сердца. Она любила его как вымышленного героя книги, привязанность к которому не зависит от внешних факторов. А этот Данте, которого она видела вчера, это другой человек.