Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 345

Эстелла вышла из-за стола первая, Маурисио — следом за ней. Данте ушёл сразу после них, гордо споткнувшись о ковёр и чуть не сломав себе ногу. Дойдя до спальни, он запер дверь на ключ и без сил сполз по стеночке.

— По-моему Данте не в себе, — сказал Ламберто, с тревогой глядя ему вслед. — Он меня пугает.

— Почему? — удивился Лусиано. Запутавшийся в своих правилах, титулах и волнениях о безупречной репутации, он не замечал очевидного.

— А вам не кажется, отец, что Данте очень похож на дедушку Ландольфо? — Ламберто отложил журнал, который читал уже минут двадцать. — Я сужу по портрету, внешнее сходство изумляет. Но я же никогда не видел дедушку, а вы видели, ваше Сиятельство. Как вы полагаете, есть у них что-то общее в характере или они схожи только внешне?

Лусиано вертел у руках лорнет.

— Ну-у я тогда был ребёнком, но я его помню. Визуально они и вправду похожи. Когда я увидел Данте впервые, я подумал, что это дядя Ландольфо ожил, но я бы не сказал, что сходство идеальное. Дядя был аристократичнее, изящнее. У него была грация ягуара — сила и мягкость. Он был умен невероятно, знал абсолютно всё и обо всём. Он производил впечатление очень приятного человека. Он никогда не повышал голоса, при этом слуги боялись ему перечить. Он ладил с людьми, притягивал их к себе. Вокруг него всегда собиралась толпа. Дядю Ландольфо любили все, такого обаятельного человека я больше никогда в жизни не встречал. Жаль, что он так мало прожил. Что касается Данте, то он другой. Резкий, раздражается по пустякам, может хамить, орать, хлопать дверьми и трястись от злости. Он похож на дядю лицом, но не притягивает, даже отталкивает своим характером. Он очень тяжёлый, упрямый, невыносимый, несговорчивый. Он ненавидит всех, он одиночка по сути. Я не знаю, как он живёт среди людей и как собирается жить дальше. В общем, характером они как вода и пламя. А почему вы спрашиваете, маркиз?

— Меня пугает эта схожесть, — честно признался Ламберто. — Данте очень нервный, болезненно нервный. Я боюсь, что он закончит как дедушка. Ведь тот сошёл с ума, а безумие передаётся по наследству. Данте иногда ведёт себя неадекватно. Отец, как вы думаете, дедушка не мог наградить его своей болезнью?

— Хм... это сложный вопрос, Ламберто, но в чём-то вы правы. Данте действительно странный. Но он такой всегда и это его сущность. Дядя же бывал странным лишь во время приступов, но в нормальном состоянии он был душой этого дома. Думаю, прежде чем делать выводы, нам надо за Данте понаблюдать. Возможно, мы зря паникуем.

Ламберто кивнул, в душе оставаясь при мнении, что Данте не помешало бы показать специалисту по заболеваниям головы.

Следующие дни Эстелла истратила на попытки распалить в себе страсть к Маурисио, увы, тщетные. Она надевала экстравагантные платья, стреляла в него глазами, приходила к нему в спальню ночью, заставляя себя увидеть в нём замечательного любовника. Маурисио это льстило, но Эстелла чувствовала себя отвратительно. Это напоминало охоту кошки за мышкой, только Эстелла не знала, кто из них был кошкой, а кто мышкой.

Полюбить Маурисио у неё не получалось — это было невыполнимой задачей. Любовь либо есть, либо нет. Эстелла не могла полюбить Маурисио по желанию, что выросло из обиды на Данте. И не могла разлюбить Данте, сколько бы не гневалась на него. Маурисио же, уверяя Эстеллу, что любит её, ночевать в её комнате не оставался и не звал в свою — противный консерватор, что жил в нём, был уверен: супруги должны спать в разных комнатах, и хоть ты тресни.

А Данте становился всё мрачнее и мрачнее, наблюдая издали за отношениями маркизы и маркиза Рейес. У него скручивало все внутренности, а сердце едва не рассыпалось, но он молчал, закусывая губы, бледнея и худея на глазах. За это Ламберто распекал повариху Грету — что такое она готовит, что Данте буквально тает. В итоге, выяснил: Данте оставляет всю еду на тарелке.

Единственным спасением для Данте стали книги. Всё свободное время он проводил в библиотеке, читая старинные фолианты до самого рассвета. Это был целый мир, невероятный и завораживающий. Может, приземлённому реалисту столь фанатичное увлечение книгами показалось бы странным, но больное воображение Данте требовало подпитки. Раньше эту подпитку давала ему любовь Эстеллы. Теперь ею стали книги, ибо Данте жил мечтами всегда. Они были ему необходимы как воздух, помогая переносить тяжёлую реальность.

Эстелла же не видела дальше своего носа — так велики были её обида и ревность. Маурисио раздражал её как человек, да и как любовник мало устраивал. Конечно, с Данте его было не сравнить, но... ведь любой женщине хочется чувствовать себя нужной и желанной, и Эстелла пыталась искусственно восполнить недостаток любви.

Сегодня, когда она уже собиралась ко сну, приняв ванну с лепестками жасмина и надев рубашку из тонкого хлопка, Маурисио явился опять. Он был, мягко говоря, нетрезв и держался рукой за стену.

— Я вас люблю! — выдал он, громко хохоча.

— Прежде чем это говорить, вам не помешает проспаться, — съязвила Эстелла.

— А я думаю, мне нужно получить своё. Мой супружеский долг. Я вас хочу прямо сейчас! — шатаясь, он подошёл и схватил её за талию.

— Вы всегда так говорите, а потом получаете своё и сбегаете через полчаса, — укорила Эстелла, вырываясь из объятий.

— А чего вы от меня хотите?

— Хоть бы раз вы остались на ночь, так нет, вам же это претит, — выдавила она ехидно. — Вы уверяете, что я красивая и что вы любите меня. А сами бежите как от крокодила. А ведь мы муж и жена. Знаете, если вы не в курсе, то засыпать и просыпаться в объятиях друг друга — очень приятно.

— Но это неприлично! — Маурисио топнул ногой так, что зазвенел хрустальный графин на комоде. — Мы с вами не какие-нибудь крестьяне. Мы аристократы, у нас голубая кровь!

— Вы совершенно не умете ублажать женщин. Вы даже не ледышка, вы айсберг! — заявила Эстелла.

— Вообще-то я пришёл не вести с вами пространные диалоги. Мне нужно другое. Так что раздевайтесь и ложитесь.

Пожав плечами, Эстелла сбросила рубашку на пол и легла в кровать. Она не ждала чего-то особенного, но сегодня всё оказалось иначе. Руки его, обычно жёсткие, вдруг стали мягкими, движения кошачьими, и по телу Эстеллы побежала дрожь. Как давно она подобное не испытывала! Ночь не отдачи супружеского долга, а ночь любви.

— Мне так хорошо... — вырвалось у Эстеллы. — Вот если бы ты всегда такой был, я, наверное, смогла бы тебя полюбить...

Он молчал, продолжая её ласкать. Поцелуи перешли в покусывания, и Эстелла ощутила райское блаженство, какое она никогда не испытывала, будучи с Маурисио. Только с Данте она то взлетала в облака, то падала в бездну. Только от его ласк у неё захватывало дух.

Но сегодня Маурисио себя превзошёл. Всё тело у Эстеллы горело огнём. Темнота была полная, за окном не светили ни звёзды, ни луна, а Маурисио не удосужился зажечь свечи. Поэтому Эстелла его не видела. На ощупь поймала губами его губы. Обычно поцелуи в губы с Маурисио ей не нравились, он всегда целовался грубо и быстро, оставляя синяки. Сейчас это было долго и медленно. Даже когда он чуть прикусил зубами ей нижнюю губу, Эстелле не было больно. В груди кипела страсть. Она прижалась к нему, ловя ощущения, провела рукой по его спине. Как же хорошо сегодня... Не хочется, чтобы это заканчивалось...

В голове всё перепуталось, а из сумрака раздавался его смех, низковатый, гипнотизирующий. Эстелла взъерошила рукой ему волосы — они были мягкие и... длинные, закрывали всю спину. «Откуда у Маурисио такие длинные волосы?» — это была последняя мысль Эстеллы перед тем, как она провалилась в бездну.

Как долго Эстелла была в отключке, она не смогла бы сказать — когда открыла глаза, за окном уже брезжил рассвет. И розовато-голубое небо пробуждалось, светлея и напоминая бутон цветка, что раскрывается постепенно, являя миру свою красоту. Голова у Эстеллы гудела, а кожа ещё не остыла от жарких ласк. На груди у неё лежал юноша, тычась щекой ей в ключицу. И это был не Маурисио.