Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 364

От красоты дома Йоланда пришла в восторг, едва не прыгая и не хлопая в ладоши. Ламберто же, опьянённый счастьем, только улыбался. А Эстелла с Данте не глядели друг на друга. Йоланда, в конце концов, заметила это напряжение между ними. Но на её расспросы они отмалчивались.

Лусиано сначала не обрадовался возвращению Данте, ещё дуясь на него из-за расстроенной свадьбы с Леонелой Мендисабаль, но, когда Эстелла поведала ему об их приключениях и о вероломстве Кларисы, он сменил гнев на милость и даже расцеловал и Данте, и Йоланду в щёки.

И вечером, в честь воссоединения семьи, Лусиано устроил праздничный ужин. Стол, украшенный свечами, ломился от лакомств. Все пили португальское коллекционное вино и лопали индейку под мексиканским соусом да устричный салат — коронные блюда поварихи Греты. Но ни Данте, ни Эстелла не проглотили ни кусочка даже мангового пирога в форме королевского дворца, украшенного марципанами и клубникой — шедевра кулинарного искусства.

Эта игра в настоящую семью казалась Данте фальшивой и вызывала у него гнев. Какое лицемерие! Сначала эти люди испортили ему жизнь, а теперь уверяют, что любят его. Да плевать! Никто ему не нужен, он лишь хочет, чтобы от него отвалили все. Ему не место среди счастливых людей.

Не успели все очухаться от происшествий, как Ламберто заговорил о свадьбе с Йоландой. Лусиано не то, чтобы был против (ему нравилась Йоланда), но его лютый консерватизм вмешался и сюда. И герцог убедил Йоланду и Ламберто отложить свадьбу из-за вдовства Эстеллы. Он ведь советник вице-короля, а Ламберто — помощник законодательного министра, и члены их семьи обязаны блюсти правила, не рушить репутацию скандальными выходками. Эстелла должна скорбеть по Маурисио не менее двух лет. И во время траура надо избегать шумных событий и веселья, как дома, так и в публичных местах. Лусиано хотел даже запретить Эстелле работу в салоне моды — вдове не желательно показываться на людях, а надо сидеть дома и целыми днями оплакивать своего мужа. Но тут девушка взбунтовалась. Ни за что она не откажется от работы! Салон моды — её единственная отрада. И Ламберто встал на её сторону, убедив отца: нельзя лишать Эстеллу работы, ведь она отвлекает её от мрачных дум о Маурисио. Эстелла же о Маурисио ни разу и не вспомнила — она была морально убита холодностью Данте. Все её попытки с ним помириться ни к чему не вели — он не шёл на контакт, не смотрел ей в глаза, не оставался с ней наедине и как попугай твердил одну и ту же фразу: «Я желаю тебе счастья».

По поводу загадочной смерти Маурисио, Лусиано и Ламберто, переговорив, решили: правду рассказать они не могут. Во-первых, нужно искать тело, а где оно знают только Салазар и Клариса, которые предположительно умерли. Во-вторых, придётся Эстелле оправдываться за попытку убийства. Да и доказать, что под обликом Маурисио скрывался другой человек, Данте ли это, Салазар ли — невозможно. В колдовство никто не поверит, да ещё и в ереси обвинят. И по рекомендации семейных адвокатов надумали объявить, что Маурисио утонул в океане. Мол, по дороге из Мадрида, корабль, на котором он плыл, потерпел крушение, и все пассажиры погибли.

Адвокаты, благодаря связям Лусиано, составили фальшивые документы с печатями вице-короля, где Маурисио Рейес назывался трагически погибшим. Но как быть с его сестрицей никто не знал — найти её оказалось делом гиблым. Выяснилось, что в Мадриде женщина с именем Матильде Рейес де Гонсалвес не числится — она никогда туда не приезжала, как и её муж Хосе Деметрио. Тот действительно умер, но не в Мадриде, а в своём доме в Ферре де Кастильо. Только вот жены по имени Матильде у него никогда не было — он был холост. Сестрой же маркиза Маурисио Рейеса оказалась старая дева пятидесяти лет, всю жизнь проживающая в Росарио и не выезжавшая оттуда с тех пор, как её младший брат отправился учиться в Лондон. В архивах Ла Платы нынешнее местонахождение сеньориты Матильде Рейес Прието значилось как «Дом для умалишённых №48» города Росарио, где она доживала свои дни в полном маразме.

Эти факты немало поразили Эстеллу и всё семейство Фонтанарес де Арнау в целом. Матильде в последний раз они видели на свадьбе Роксаны и Алехандро Фрейтаса. Она была молода и здорова, и уж никак та красивая и надменная женщина не тянула на престарелую маразматичку.

Данте все эти фамильные скелеты не волновали. Он точил и лелеял свою злость и обиду, пока не слёг.

Эстелла, ища к нему подход, три дня назад заглянула в его спальню. Сев на кровать, она гладила Данте по голове, подкупала нежными словами, но упрямство его было воистину патологическим.

— Данте, давай поговорим, — упрашивала его Эстелла. — Нам надо многое сказать друг другу, эта ситуация не может продолжаться бесконечно.

— Нет, — ответил он односложно и повернулся к стене.

Эстелла убежала вся в слезах и в последующие три дня не возвращалась. И Данте окончательно зарылся в свою нору. Он ей не нужен. Тогда зачем она приходила, если её не интересуют ни он, ни его самочувствие?

Сегодня с утра Данте пребывал в особо дурном настроении. Он раскидал по комнате мебель и чуть не убил Либертад подносом с завтраком, что она притащила.

— Отвали от меня! Оставь меня в покое, дура! — с криком Данте швырнул поднос ей вслед.

Либертад успела сбежать перед тем, как завтрак растёкся по стене.

— Припадочный! — захлопнув дверь, гаркнула она из коридора.

После этого Данте около часа дубасил в подушку кулаками и вгрызался в неё зубами. Нет, он никому не позволит над собой насмехаться. Он никогда, никогда больше не выйдет из этой комнаты, лучше сдохнет.

Но в обед к нему постучалась Йоланда.

— Можно? — робко спросила она, сунув нос в дверной проём.

Он не ответил, и она вошла. Удивлённо изучила стену, заляпанную остатками еды, и раскиданную по углам мебель.

— У тебя здесь прямо военные действия были, — пошутила она.

Данте упорно молчал. Сев на краешек кровати, Йоланда коснулась пальцами его затылка.

— Данте...

Он нетерпеливо дёрнулся, зарываясь в подушку.

— Ну какой же ты упрямый! — вздохнула Йоланда. — И, мне кажется, я знаю в кого у тебя такой характер. Ты очень похож на своего деда, моего отца. Барон Риверо. Он был жутко упрям и частенько всех бесил. Попытки убедить его в чём-либо равнялись нулю всегда. Он стоял на своём, даже будучи в корне неправым. Но у него было доброе сердце, — грустно рассмеялась Йоланда. — У тебя оно тоже очень доброе. Я знаю это, Данте. Просто ты злишься на весь мир, не так ли? Может, мы всё-таки поговорим?

Он молчал, обиженно сопя, как маленький мальчик, которого лишили десерта.

— Данте, ну я же твоя мать, я волнуюсь за тебя. Ты не выходишь из комнаты. Ты ничего не ешь, ты обижаешь прислугу, огрызаешься. Я хочу понять, что с тобой происходит. Я хочу тебе помочь.

— Вы мне не мать! — отрезал он грубо, пряча зарёванное лицо в одеяло. — Когда вы были мне нужны, вы отсутствовали. И я научился со своими проблемами справляться сам. И теперь вы мне не нужны. И никто не нужен! Что со мной происходит — не вашего ума дело. И помочь мне ничем нельзя. Я хочу только одного — сдохнуть. Так что отвалите от меня, дайте мне умереть спокойно. Уже недолго осталось.

Йоланда опять вздохнула.

— Я знаю, чтобы принять меня как мать, тебе нужно время. Я понимаю, Данте, у тебя была тяжёлая жизнь, и я не буду настаивать, чтобы ты за секунду меня полюбил. Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь. Да, прошлое нельзя изменить, но у нас впереди вся жизнь, Данте. Мы наверстаем упущенное, станем близкими людьми. Судьба разлучила нас, но мы встретились и можем начать всё с чистого листа, — голос Йоланды звучал нежно, будто она не разговаривала, а играла на флейте. — Данте, я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы на лице твоём играла улыбка. Но я вижу, что ты страдаешь.

— С чего вы взяли, что я страдаю? — огрызнулся он.

— Я же не дура и не слепая.

— Вас это не касается. Я никого больше не впущу в свою душу, — пробурчал он совсем тихо. — Однажды впустил и жалею об этом. Все люди одинаковые. Они твари и предатели.