Игра без козырей - Воронин Андрей Николаевич. Страница 24

Но шум поднялся такой, что Смирнов забеспокоился:

– Тихо было, теперь собака лает. Может, собаки территорию соседних площадок охраняют, потому и людей не видно. Как дикий зверь лает. Что там охранять, ржавое железо?

– Нет, не скажите, – произнес сержант, – тут и нормальные трубы найти можно. Мы с приятелем для его дачи целый комплект подобрали для водопровода, комплект оцинкованных труб. Если вам надо, можете слазить, я глаза закрою, – сержанты смеялись, попивая крепкий чай.

Пес все не унимался. Коготь ругался матом. Он нашарил возле себя обломок трубы и, прицелившись, бросил в собаку. Метил он в голову, но пес оказался ушлым и проворным. Если бы бросали в него деревянной палкой, он непременно схватил бы ее зубами на лету, трубу же он просто пропустил мимо себя, и она, зазвенев, покатилась по бетону.

– Зверюга гнусная! – прошептал Коготь, вытаскивая из кобуры пистолет и наворачивая на ствол глушитель. Резьба никак не совпадала, потому как делать это приходилось лежа на боку и видеть пистолет он не мог.

Пес надрывался так, что казалось, его зубы щелкают возле самого уха. Вдруг совсем рядом с Когтем на мгновение показалась разверстая пасть собаки с грязными желтыми клыками. Клыки казались Когтю огромными, как мизинцы взрослого мужчины. Когти проскребли по краю площадки. От звериной морды, возникшей в полуметре от головы Когтя, его руки самопроизвольно дернулись, и глушитель, звякнув вначале об одну железяку, затем о другую, исчез в недрах металлолома. Рация засвистела, и раздался шепот Станчикова:

– Коготь, что там у тебя?

– Да пошел ты!.. – под нос себе рычал Коготь, затем буркнул:

– Конец связи!

Он изогнулся и, когда пес вновь подпрыгнул, изо всей силы заехал тяжелым ботинком прямо ему в зубы. Бил Коготь, вкладывая в удар всю злость, всю силу. Мужик он был тренированный, каждый четверг играл в футбол, не считая тренировок по рукопашному бою. Оглушенный пес, как мешок с картошкой, рухнул на землю, покатился, поднялся на лапы и крутил головой: то ли ничего не видел, то ли позабыл все, что с ним произошло в прежней жизни. Затем тихо заскулил, опустился на полусогнутые лапы и, жалкий, прихрамывая, пополз в темноту.

– Вот так тебе, сука! – произнес Коготь, хотя успел заметить, что это была не сука, а кобель. Но так получалось обиднее. – Как же глушитель найти? – шептал он, глядя на кучу металлоконструкций с отчаянием человека, смотрящего на стог сена, в который завалилась иголка.

Из темноты вынырнули пятеро в камуфляже. Они двигались бесшумно, как ночной дозор в горах. Еще пятеро появились со стороны Станчикова. Коготь поднял руку, давая понять своим, чтобы те приостановились. А затем еще раз махнул рукой, дескать, двигайтесь потихоньку, бесшумно. Люди в камуфляже были хорошо обучены, в свое время прошли подготовку в горах Афганистана, воевали в Приднестровье и в Абхазии. А потом (так уж сложилась судьба), солдаты различных армейских формирований стали солдатами банды Полковника. А порядки в хорошо организованной преступной группировке, возглавляемой Полковником, были круче, чем в любой армии. Полковник подбирал лишь хорошо обученных парней, знающих цену жизни и умеющих убивать других. Субординация у него в банде была такая, что ей могло бы позавидовать любое вооруженное формирование регулярной армии. Каждый знал свое дело, каждый отвечал за свой участок, а также за соседа.

Стрелки расположились на заранее подготовленных позициях. Рассмотреть их с площадки было невозможно: слепили прожектора. Действовали умело, бесшумно, слаженно.

– Через десять секунд начинаем, – сказал по рации Коготь, опуская руку, которую видел в бинокль Станчиков.

Бойцы припали к оптике, отсчитывая про себя от десяти до нуля. Коготь нервничал, он потерял глушитель и понимал, что достать его не сможет, не разобрав огромную многотонную кучу металлолома. На глушителе остались его отпечатки пальцев, и придется его бросить. На сборы после операции останется не более пяти минут. «Даст Бог, не найдут. Если бы искали металлоискателем на земле, в траве, то нашли бы наверняка, а здесь одно железо. Черт с ним, у меня есть другой, личный», – как у всякого профессионала, у Когтя была заначка.

Выстрелы прозвучали практически одновременно. Стреляли с двух сторон перекрестным огнем, слышались лишь легкие хлопки. Оба сержанта милиции погибли в первые секунды, даже не поняв, что произошло: пули вошли в голову и грудь.

Смирнов успел отскочить к машине, но пуля достала его. Он зажимал левое плечо, из которого хлестала кровь густой горячей струей. «Аорту пробило», – успел подумать бывший майор ФСБ.

Рядом с ним, прижавшись к колесу, сидел, стуча зубами, водитель Акулич.

– Семеныч, что это такое? – спросил он. Кровь стекала с кончиков пальцев висевшей как плеть руки.

– Рана…

Все, кто не успел спрятаться, были уже мертвы. Молодой водитель, бывший десантник, водил пистолетом из стороны в сторону.

– Не стреляй, – сказал ему Смирнов, – это бесполезно, только себя откроешь.

– Э нет, я не дамся, – десантник поднял пистолет, целясь в прожектор.

Смирнов схватил его за руку и опустил ее.

– Один разобьешь, три останется. Мы в тени, нас пока не видно. Но они знают, что мы здесь, нас вычислили, время у них было. Пять винтовок с оптикой с той стороны и пять с этой.

– Что же делать?

Впервые за время совместной работы Смирнов обратился к водителю Акуличу по званию:

– Сержант, под машиной колодец – то ли теплотрасса, то ли канализация, не знаю. Я специально распорядился поставить машину так, чтобы никто не провалился в люк без крышки. Ныряй туда, может, удастся выйти.

– А вы? А ты… Семеныч? Пошли вместе.

– Мне уже не уйти. Я тебя прикрою. Иди. Если удастся – я следом за тобой.

Хоть сержант Акулич и понимал, что Смирнов его просто успокаивает, но хотелось верить, что майор последует за ним.

– Семеныч, не могу!

– Можешь! – и Смирнов ногой оттолкнул сержанта Акулича. – Иди, я тебе приказываю! – сказано это было так, что ослушаться было невозможно.

– Семеныч, я пошел, – уже из-под машины бросил сержант и спустился в открытый люк по ржавым, расшатанным железным скобам.

Битое стекло захрустело под ногами. Сержант щелкнул зажигалкой, и подземный сквозняк тут же погасил огонек. Сержант прислушался, не слышны ли сверху выстрелы, не слышно ли ползущего Смирнова.

«Притворюсь убитым, – подумал Семен Смирнов, бывший майор ФСБ, – и хоть парочку мерзавцев, но уложу, когда они приблизятся, когда я смогу их видеть».

Прозвучало два выстрела. Одна пуля вошла в дверку кабины, вторая угодила майору в ногу. «Видят меня, сволочи, – подумал он, отползая на спине. Он замер, до половины исчезнув под машиной. В руке Смирнов держал пистолет».

– Какого черта стреляли? – спросил в рацию Коготь, он был уверен, что все уже убиты.

– С нашей стороны, – ответил Станчиков, – оставались двое. Стреляли, потому что они заползли под машину. Одного мы только что увидели, второго нет.

– Что предлагаешь?

– На месте разберемся, перелезайте через забор. Сержант Акулич вытащил из кармана газету, зажег ее и осветил небольшое прямоугольное помещение. От него в четыре стороны уходили низкие коридоры, по которым шли трубы, обкрученные теплоизоляцией. Акулич запрокинул голову, в люке лишь смутно проступал карданный вал тягача и бак для горючего.

– Семеныч! – позвал он.

Смирнов хотя и слышал, но не отвечал.

«Неужели убили, сволочи?» – подумал Акулич.

Он услышал негромкие голоса, топот. Это люди в камуфляже уже перебрались через забор и добивали контрольными выстрелами в голову лежавших на асфальте в луже крови.

«Мне приказано уходить», – билось в голове у сержанта Акулича.

Он лег животом на идущие одна возле другой трубы и пополз в темноту, как крыса. Газета, еще тлеющая, вспорхнула в подземном сквозняке, рассыпалась искорками и погасла. Акулич полз, раздирая бушлат и штаны о туго скрученные концы проволоки, стягивающие теплоизоляцию.