Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 52

Из-за двери донесся рев разочарования.

Как ни странно, звук этот его порадовал. «Да, высоколобый, ты снова посрамлен. Кошмар о двух головах. Как ты ни кичишься интеллектом, мелкая тварь в головоломке хитрее тебя. Может быть, Блюститель, мир не такой, каким тебе видится. Не такой совершенный. Не приспособленный под твое господство».

Он заставил себя двинуться вниз. Нет, он не убьет Джанат Анар. Он любит ее. Карос Инвиктад любит только себя – Танал подозревал, что так было всегда и ничего никогда не изменится. Блюститель совсем не понимает человеческую натуру, хотя сам уверен в обратном. Карос выдал себя, так беззаботно отдав приказ убить пленницу. «Да, Блюститель, вот мое прозрение. Я умнее тебя. Я превыше тебя в тех вопросах, что имеют реальное значение. Ты и твоя сила… это всего лишь компенсация непонимания мира, компенсация дыры на том месте, где в душе должно быть расположено сострадание. Сострадание и любовь к другому человеку».

Да, он расскажет ей. Он изольет глубину своего чувства, потом освободит от цепей, и они убегут. Из Летераса. От хватки истопатов. Вдвоем они начнут новую жизнь.

Он почти бежал по скользким, стертым ступеням, скрываясь от чужих глаз, вниз, в свой личный мир. Туда, где ждет любовь.

Блюститель не может дотянуться куда угодно. Танал намерен был это доказать.

Вниз, через тьму, такую знакомую, что ему не нужна лампа. Туда, где правит он, а не Карос Инвиктад. Вот почему Блюститель нападает на него снова и снова с одним и тем же оружием – намекая, что разоблачит Танала Ятванара, опорочит его доброе имя. Но все преступления – плоды деятельности самого Кароса. Он представлял контраргументы, которые при необходимости выдвинет. Сохранились копии всех дел; он помнит их подоплеку, знает, где схоронены тайны. Списки неправедных приобретений Блюстителя, грабившего дома жертв – Танал знает, где хранятся эти бумаги. Что до пропавших тел, они тоже…

Достигнув бронзовой двери пыточной, он достал фонарь с полки и не без труда разжег фитиль. Затем поднял тяжелый засов и толкнул толстую створку.

– Так скоро? – Голос стал хриплым карканьем.

Танал вошел в комнату. – Ты снова обгадилась. Не удивляюсь. Но это в последний раз, Джанат Анар.

– Значит, пришел убивать. Да будет так. Давно пора. Я уже желаю покинуть изношенную плоть. Дух не сковать. Тогда, после моей смерти, пленником станешь ты. Тебя будут пытать. Всю твою жизнь – надеюсь, она будет долгой – я стану шептать в ухо… – Она замолчала, тяжело закашлявшись.

Он подошел поближе, чувствуя опустошение. Вся решимость исчезла под напором страстных слов.

Казалось, оковы плачут кровью – она снова пыталась вырвать руки из кандалов. «Мечтает преследовать меня, уничтожить меня. Почему она такая? Но чего же иного я мог ожидать?» – Погляди на себя, – тихо произнес он. – Ты уже на человека не похожа. Неужели тебя не заботит внешность, неужели тебе не важно, что я вижу, когда прихожу сюда?

– Ты прав, – проскрипела она. – Нужно было ждать, пока ты не подойдешь совсем близко. Тогда и завладеть тобой. Прости. Боюсь, мои кишки сейчас откажут – мышцы слабеют.

– Тебе не захватить меня. Твоя душа слаба – уверен, Бездна сразу ее поглотит. К тому же я тебя не убью…

– Не думаю, что это в твоей власти, Танал Ятванар. Уже нет…

– В моей! – закричал он. – Здесь всё в моей власти!

Он подбежал и начал открывать кандалы на руках и ногах. Не успел вынуть вторую руку, как она потеряла сознание, упав грудой и чуть не сломав себе обе ноги, прежде чем он успел убрать обручи с изодранных лодыжек.

Женщина стала почти невесомой, и он смог двигаться быстро: двадцать ступеней вверх, в боковой проход… Скользкие плиты под ногами имели слабый уклон кверху. Он шатался, взвалив женщину на плечо; фонарь мотался в свободной руке. Крысы разбегались с дороги. На стенах виднелись глубокие борозды, созданные бесконечными протечками.

Местами капель темной воды со сводов становилась настоящим ливнем. Влага на время оживила Джанат – она забормотала, закашлялась несколько раз – Танал был рад, когда женщина снова впала в забытье и прекратила беспомощно царапать ногтями спину.

Его окружило зловоние. Исчезли? Здесь они. Все здесь. Все те, кого Карос Инвиктад не любил, в ком не нуждался, кого хотел убрать с дороги.

В первой из громадных комнат под потолком – куполом имеется глубокий колодец, в нем белые крабы перерывают кости. Колодец полон, пришлось открыть второй, а потом и третий – как много их здесь, под речным дном.

Достигнув последней комнаты, Танал опустил женщину и приковал к стене за ногу. У нее будет компания, хотя и неживая. Он отошел. Джанат снова зашевелилась.

– Это временно, – сказал Танал. – Ты не присоединишься к друзьям, что лежат рядом. Когда я вернусь – это будет скоро – я снова перенесу тебя. В другую келью, никому неведомую. Там я научу тебя любить. Ты поймешь, Джанат Анар. Я не такой монстр, каким ты считала меня. Карос Инвиктад – вот монстр. Он исковеркал меня, он сделал меня таким, какой я есть. Но Карос не бог. Не бессмертный. Не всемогущий. Вскоре все это увидят. Он думает – она мне нужна, императорская шлюха, грязная, падшая тварь. Нельзя было ошибиться сильнее. Ох, как много нужно сделать… но обещаю, что вернусь очень скоро. Ты поймешь, любовь моя…

Она очнулась от звука его шагов, удаляющихся, ставших неразличимыми среди шума текущей и каплющей воды. Было темно и холодно – такого холода она еще не знала – она в другом месте, другом подземелье – но в том же кошмаре.

Она подняла руку – насколько смогла – и утерла лицо. Ладонь стала скользкой от слизи. Однако… цепей не было. Женщина попыталась подтянуть ноги – и расслышала лязг железа о камень. Ах, не совсем свободна…

Пришла боль – яростная, обжигающая ломота в каждом суставе. Сухожилия и связки, так долго бывшие растянутыми, начали сокращаться словно обгорелые канаты. «О, возьми меня Странник…»

Веки вновь открылись, вместе с сознанием вернулся голод, змеей извивающийся в желудке. Она упустила водянистый кал.

Зачем плакать? Разве важно, кто из них более безумен – Танал со своими низменными страстями и тупой жестокостью или она, бестолково цепляющаяся за остаток жизни. Битва воли, да, только очень уж неравная – она понимала это с самого начала, сердце знало…

Собрание важнейших лекций, которые она проговаривала в уме – это пустой обман. Их вкус слишком горек. «Он победил, ибо владел оружием бессмысленности – а я поднимала щит безумия. Думала, это сработает. Но увы, я сдала все, что считала важным. Теперь, когда смертный холод обнимает меня, остается лишь мечтать о превращении в злобное привидение, мстительно терзающее обидчика, готовое сделать с ним то, что он сделал со мной. Верить, что в этом равновесие, справедливость… что за безумие. Делать как он – стать таким, как он.

Оставьте же меня здесь навеки…»

И она ощутила, как подкрадывается безумие, обнимает ее – сейчас оно унесет ощущение себя, знание, кто она и кем была раньше. Педантом, отстраненным академиком. Она верила в первичный разум, создающий и пересоздающий мир. Реальная жизнь стала для нее ничего не значащей, даже не достойной обсуждения – внешний мир мерзок, зачем вспоминать о нем? Он принадлежит людям вроде Танала Ятванара и Кароса Инвиктада, радостно барахтающимся в грязи, из коей они сотворены, ибо лишь густая вонь способна коснуться грубых органов чувств…

«… но они добрались до меня. Слышу! Он возвращается. Шаги неуверенные…»

На лоб опустилась мозолистая ладонь.

Джанат Анар открыла глаза.

Со всех сторон льется свет. Теплый свет, мягкий словно дыхание. Над ней склонилось лицо. Старое, худое, обветренное – глаза глубокие как море, и в них блестят слезы.

Она ощутила, как скрежещет цепь. Старик потянул – и звенья рассыпались словно гнилой тростник. Он склонился и без усилий поднял ее тело.