Испытай себя - Френсис Дик. Страница 22

— Если хотите, я включу эти ваши рассуждения в книгу.

Он оценивающе взглянул на меня.

— Все-таки я заполучил хорошего писателя, не так ли? Я покачал головой.

— Вы заполучили писателя, который постарается сделать все, что в его силах.

Тремьен улыбнулся с оттенком удовлетворения.

После завтрака (бутерброды с мясом) мы вновь приступили к работе. На сей раз я записывал историю его отрочества, историю тех лет, что он провел вместе со своим эксцентричным папочкой.

Казалось, Тремьен не испытывает никакого чувства обиды за былые унижения; он с легкостью парил над всеми этими психологическими нюансами. Он откровенно рассказывал о том, как работал чистильщиком сбруй и упряжей в одном семействе охотников на лис в графстве Лестершир, а годом позже — конюшенным мальчиком у какого-то ватерполиста в Аргентине.

— Но это же злоупотребление детским трудом, — протестующе заметил я.

Тремьен беззаботно улыбнулся.

— Меня не сделали педерастом, если вы это имеете в виду. В конечном счете отец разыскал меня, привез домой, отобрал заработанные деньги, а когда я возразил, что это, дескать, несправедливо, взял палку и врезал мне пару раз. Да, явно несправедливо, но отец сказал, что это послужит мне хорошим уроком и я навсегда запомню, что не все в этой жизни справедливо. «Никогда не рассчитывай на справедливость» — его слова. Но вам повезло: я не буду вколачивать эту сентенцию в вас палкой.

— А платить будете? Он от души рассмеялся.

— У вас есть Ронни Керзон, он приглядит за этим. А вас отец когда-нибудь лупил? — с любопытством спросил он. Улыбка не сходила с его лица. Тремьен явно забавлялся.

— Нет, он не признавал это воспитательное средство.

— Я тоже, слава богу. В жизни не поднял руку ни на Гарета, ни на Перкина. Не мог. Я всегда помню, что это такое и как я себя чувствовал после побоев. Впрочем, папаша все-таки взял меня потом с собой в Аргентину, и мы объездили весь свет. Я повидал то, чего не видели большинство английских мальчиков. Конечно, я пропустил много школьных занятий. Отец был ненормальным, в этом я не сомневаюсь, но именно он дал мне бесценное образование. Я ни о чем не жалею.

— У вас очень цепкий ум.

— Конечно, — кивнул он. — В жизни он необходим.

Да, в жизни он необходим, размышлял я, но где его взять, если ты с ним не родился, цепкий ум — это не правило для всех. Многие дети явно растерялись бы там, где Тремьен только приобретал и процветал.

Я все больше начинал ощущать себя в этой семье как дома, возросло также чувство симпатии к Тремьену.

Около полудня, когда мы закончили работать, он вручил мне ключи от своего «вольво», чтобы я поехал на станцию Дидкот, забрал коробку с книгами и сделал необходимые покупки, причем посоветовал, если это, конечно, возможно, не перевернуться в канаву.

Дороги стали, несомненно, безопасней, и уже не было такого жесточайшего мороза, хотя прогноз обещал еще несколько холодных дней.

В каком-то самозабвенном упоении я накупил еды, захватил книги и прибыл в Шеллертон задолго до возвращения Тремьена с вечернего обхода конюшен.

Вернулся он вместе с Мэкки. Пританцовывая и дуя на замерзшие пальцы, они обсуждали состояние лошадей.

— Лучше тебе самой проехаться на Селкирке завтра утром, — говорил ей Тремьен. — Последние дни он что-то не слушается своего конюха.

— Правильно.

— Еще я забыл сказать Бобу, чтобы он велел конюхам класть под седло по две попоны, если предусматриваются пробежки только рысью.

— Я ему напомню.

— Хорошо.

Увидев меня на кухне — я как раз закончил разбирать и складывал покупки, — он спросил, привез ли я книги. Я ответил, что привез.

— Прекрасно. Принесите их в нашу семейную комнату. А ты, Мэкки, действуй — джин с тоником.

Если большие поленья в камине гостиной не полыхали, то угли от них тлели постоянно. Тремьен, чтобы разжечь пламя, подоткнул их в одну кучу, добавил щепок и свежую порцию буковых дров. Вечер проходил подобно двум предыдущим — пришел Перкин с неизменным стаканом кока-колы и уселся в кресло.

Тремьен с явным нетерпением распаковал коробку и, вынув несколько книг, протянул их Мэкки и Перкину. Привыкнув к своим опусам, я не мог понять, что удивительного находят в них другие.

Книги были большего размера, чем те, которые продаются в мягких обложках; по своему формату они приближались к размерам видеокассеты и переплетены были в белые твердые глянцевые обложки, на которых красовались заголовки, причем заголовок каждой книги был исполнен буквами разного цвета, но с одинаковым черным контуром:

«Как вернуться живым из джунглей» — буквами зеленого цвета,

«Как вернуться живым из пустыни» — буквами оранжевого цвета,

«Как вернуться живым из открытого моря» — буквами синего цвета,

«Как вернуться живым из Арктики» — буквами фиолетового цвета,

«Как вернуться живым с сафари» — буквами красного цвета,

«Как вернуться живым из дикой местности» — буквами коричнево-ржавого цвета.

— Будь я проклят! — воскликнул Тремьен. — Настоящие книги.

— А что вы ожидали? — поинтересовался я.

— Ну... буклеты, полагаю. Возможно, тоненькие книжонки в мягких обложках.

— Туристическое агентство хотело, чтобы они были глянцевыми, — пояснил я, — ну и, естественно, полезными.

— Но это же, вероятно, огромная работа, — заметила Мэкки, листая «Арктику» и разглядывая иллюстрации.

— Должен признаться, что во всех книгах много повторов. Я имею в виду, что техника выживания во многих случаях одна и та же.

— Какая, например? — в своей обычной вызывающей манере спросил Перкин.

— Разжигание костра, поиски воды, сооружение укрытия. В таком вот роде.

— Книги великолепные, — сказала Мэкки, разглядывая «Открытое море». — Но как часто в наши дни люди оказываются на необитаемых островах?

Я улыбнулся.

— Нечасто. Но людям нравится сама идея выживания. Существуют специальные школы, где будущие путешественники проходят курс выживания. В действительности же самые опасные места — это горные районы Великобритании, если оказаться в них в стужу без подходящей одежды. Каждый год немалое количество людей замерзают там.

— А вы бы выжили? — спросил Перкин.

— Да, но прежде всего я бы не оказался там без соответствующей одежды.

— Необходимость выживания следует предвидеть, — сказал Тремьен, читая первую страницу «Джунглей». Затем поднял глаза и процитировал:

— "Выживание — это прежде всего психологический настрой".

— Именно.

— У меня он есть, — сказал Тремьен.

— Определенно есть.

Все трое с явным интересом углубились в изучение моих рекомендаций, наугад раскрывая книги, перелистывая их и вчитываясь в заинтересовавшие их страницы; я подумал, что, агентство не ошиблось в своем намерении напичкать путеводители всеми тонкостями приемов выживания, с тем чтобы они производили на читателей неотразимое впечатление и обладали могучей притягательной силой, ибо на практике большинству людей никогда не придется столкнуться с этой проблемой всерьез.

Неожиданно наш покой был нарушен: в комнате, подобно явлению полтергейста, материализовался Гарет.

— Чем это вы все так заняты? — требовательно спросил он и, заметив книги, воскликнул: — О! Вот так дела! Они уже здесь!

Он схватил «Как вернуться живым из дикой местности» и уткнулся в нее.

Я сидел, пил вино и размышлял, увижу ли я когда-нибудь, чтобы четыре человека с таким же упоением читали мою «Долгую дорогу домой».

— Весьма прозаические вещи, — через некоторое время высказала свое мнение Мэкки, отложив книгу. — Освежевание и удаление внутренностей. Бр-р-р.

— Если будешь голодать, сделаешь и это, — сказал ей Тремьен.

— Я сделаю это для тебя, — пообещал Гарет.

— То же сделаю и я.

— Ну, в таком случае я постараюсь не оказаться где бы то ни было без вас обоих, — нежно подшутила Мэкки. — А я буду сторожить очаг и молоть зерно.

Мэкки в притворном испуге прикрыла рот рукой.