Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 98

— Я счастлив приветствовать достопочтенных иерархов Ордена, — заметил Энгинн, кланяясь с замечательной иронией, — нищего арбалетчика из Валлены, изгнанного за дурной нрав своими же нанимателями, никчемного книжника, который прославился только количеством поглощаемой пищи, и жалкое крылатое создание, которое могут не презирать только такие убогие спутники. Кстати, не вижу четвертого. А где наш знаменитый неудачник Баллантайн?

— Если сьера Баллантайна нет,- Гвендолен не без усилий выпрямилась, но от накатившей ярости ей стало намного лучше или, вернее, свободнее, словно она взлетела к потолку, хотя в левом боку все равно полыхал огонь, - то видно потому, что он стесняется своих бывших собратьев, которые опустились до переговоров с такими ничтожными созданиями. Что заставило вас так низко пасть, сьер Энгинн?

— Я не имею привычки разговаривать с такими, как ты, — Энгинн поморщился. — Пусть отвечает кто-то другой из вас.

— Да мы вообще отскреблись языком тут махать со всякими! — в своем ключе высказался Дагадд, топнув ногой. За окном при этом заметно потемнело, но все было так поглощены разворачивающейся сценой, что не обратили особого внимания. — Чего ты сюда затерся?

— Последние несколько недель в Круахане дня не проходит без нового мятежа. И мы прекрасно осознаем, чьих это рук дело.

. — Ну да, — громко и радостно объявила Гвендолен, отводя локтем волосы с лица. — Жалких и никчемных существ, на которых могущественное Провидение не должно тратить свое время.

— Мы и не станем, — Энгинн не повернул головы, глядя прямо перед собой. — Мы как раз недавно потратили совсем немного времени на то, чтобы выяснить, где источник вашей силы. Сначала я думал поспрашивать у вас самих, — он усмехнулся, и у Гвендолен особенно сильно закружилась голова от его усмешки, — но потом мне нашли вот этого человека. Вы, полагаю, его узнаете? Думаю, он теперь сильно раскаивается, что когда-то отдал такое могущество в руки людей, даже не подумавших его защитить. Не так ли, Алларий? Ты ведь не передумал нам рассказать, где Чаша? И подробно объяснить, как она помогает управлять миром?

— Если решили вы, будто пред волей я вашей склонился, — хрипло произнес Алларий, и глаза его полыхнули безумным огнем так внезапно, что невольно захотелось отшатнуться, — плохо вам ведомы страсти, что душу больную терзают. Сам передал я им силу добром, но отныне горько жалею о том, ибо жить не способен без Чаши.

— И тем лучше для нас, — Энгинн продолжал усмехаться. — Видите, как все удачно складывается? Напрасно вы решили помешать Провидению, основатели Ордена. Лучше бы вы оставались сторожить свою Чашу. А теперь ее заберем мы.

Наверно, Алларий, если бы не был так погружен в свои душевные терзания, оценил бы тишину, царившую в зале. Все допушенные на переговоры чиновники Гревена, дюжина сопровождающих посольство воинов Провидения, служители орденской библиотеки — никто не дышал.

— Вы действительно все знаете… — медленно произнес Логан. И неожиданно стало заметно, что он совсем не так молод — заметная складка пролегает у крыльев носа, и тонкие морщинки разбегаются от глаз.

— Более того, отправленный нами человек уже на месте. Сегодня мы получили известие, что он обыскал дом в Эбре и нашел Чашу. Человека этого вы должны тоже вспомнить — его имя Гаран из Западной пряди. Его еще прозвали Любопытным — и надо отметить, что в этом деле он проявил завидную любознательность.

— Все-таки я его до конца не пришибла… — Гвендолен взялась рукой за спинку кресла, надеясь, что это поможет ей не упасть. — Жалко, ведь была такая возможность…

— Зачем вы все это нам говорите? — перебил Логан таким же усталым голосом.

— Через пару недель Гаран привезет нам Чашу. Очень рекомендую употребить с пользой время, потраченное на ожидание этого события, и постараться успокоить взбунтовавшиеся по вашей вине города. Если все покорно склонятся перед волей Провидения, мы, так и быть, позволим вам иногда прикасаться к источнику силы. Если будете продолжать нарушать спокойствие — Алларий может вам рассказать, что испытывает человек, оторванный от Чаши. Он это понял чересчур поздно, но зато осознал слишком хорошо, не так ли?

Алларий склонил голову, ничего не ответив, но пробегающие по его лицу судороги все равно были хорошо заметны.

— Если мы согласимся… какие будут гарантии?

— Логан! Провидение никогда не дает гарантий! Не соглашайтесь!

Эбер пытался протолкаться через застывшую у дверей толпу. Все невольно повернулись к нему, губы Энгинна изогнулись в презрительной ухмылке, гревенцы испуганно задвигались, но никто, кроме Гвендолен, не обратил особого внимания на темноволосую женщину, вошедшую в зал вместе с ним. Та скорбно поджала губы и положила ладонь ему на рукав, словно сдерживая.

— Сьер Баллантайн, разве ваши собратья оставляют нам выбор?

Баллантайн наконец пробился ближе. Элизия неотступно следовала за ним, неся на лице озабоченное выражение.

Гвендолен разжала пальцы и чуть качнулась, отступив назад. Люди и предметы вокруг снова завертелись и перемешались, словно исполняя какой-то безумный танец. Только две фигуры, остановившиеся прямо перед ней, не трогались с места.

— Я счастлива вас видеть, сьер Баллантайн, — выговорила она в пространство.

— С приездом, Гвендолен, — пробормотал он в сторону и несколько смущенно.

Это была последняя фраза, которую ей довелось услышать. Гвендолен почувствовала, как ее повлекло куда-то в сторону, словно затягивая во всеобщий хоровод. Жжение в боку превратилось в жаркую волну, которая налетела и сбила с ног. Она покачнулась и рухнула на пол, под ноги подбежавшему Логану, попытавшемуся ее подхватить и теперь с ужасом смотревшего на свои пальцы, испачканные кровью…

Страшная суматоха, поднявшаяся затем в зале, была вызвана вовсе не падением Гвендолен. Следующий, кто распростерся на полу, заставив свиту запричитать и забегать вокруг, всплескивая руками, был гревенский бургомистр. Он совершенно не выносил вида крови.

"И когда потеряешь ты последнюю надежду, когда покажется тебе, что упал ты на самое глубокое дно, откуда нет возврата, когда все отвернутся от тебя с презрением, вспомни, что осталось у тебя самое ценное, что никто и никогда не сможет отнять. Это любовь Изира к тебе. И когда покажется тебе, что жизнь тебе в тягость…"

— Если ты и дальше будешь зудеть над ухом несчастной раненой, жизнь точно покажется мне в тягость, — пробурчала Гвендолен, не открывая глаз.

На боку была тугая повязка, кровь больше не шла, но болело невыносимо — по крайней мере, ей так казалось. Она пробормотала сквозь зубы несколько самых изощренных ругательств, потом попробовала пошевелиться. Жаркой слабости и кружения перед глазами больше не было, но Гвендолен предпочла бы то граничащее с блаженством состояние, когда она словно парила в горячем воздухе, чем нынешнее, когда предметы просматривались четко и неприглядно, в боку поселилась дергающая боль, и сама Гвен была раздражена до предела.

Мэдрей, служитель Изира, сидел у ее изголовья, уткнувшись носом в большую толстую книгу с надорванными страницами. Он бровью не повел в ответ на высказывания Гвендолен, только внимательно посмотрел на нее — глаза его из-за стекол казались совсем крошечными, но в них угадывалась улыбка.

— Эти слова точно не про тебя — я редко встречал более сильную, чем ты. Хотя вы все проиграли, если я правильно понимаю.

— Да, — Гвендолен медленно села на постели, ощупывая узелки повязки и расправляя затекшие крылья. Никогда она не стала бы этого делать при людях, чтобы не нарываться лишний раз на перекошенные лица, но Мэдрей напросился сам. Кроме того. он продолжал спокойно поглядывать то на мелкие строчки в книге, то на нее. Похоже, бедняга видел совсем плохо. — Уж я-то проиграла точно. По крайней мере, на данный момент.

— Не трогай бинты. Пока что кровь остановилась, я приложил к ране листья ацены. Но тебе лучше не делать резких движений.