Перекресток волков - Белоусова Ольга. Страница 48

— С-сволочь, — пробормотала Лиза.

— Кто?

— Тот, кто придумал все это…

Если она говорила о Первом Волке, то тут я был с ней полностью согласен. В свете последних событий, а если конкретнее — в кровавых отсветах Клыка, — он казался мне порядочной сволочью.

— В общем, возьми меня в город, а?

В ее голосе больше не было смешинок, только мольба, мольба о помощи.

— Я же пообещал тебе, Лиза. Сказал — значит, сделаю.

— Мать не отпустит…

— Отпустит…

Она, облегченно вздохнув, вытянулась на траве.

— По небесному снегу стая алых волков… Красиво, правда?

В нестерпимо голубом небе, над самым краешком леса, виднелась луна… вернее, не луна, а так, бледный новорожденный месяц.

— Красиво…

Ночью я лег между Лизой и Бэмби. Сестренка уткнулась носом мне в бок, что-то проворчала по поводу жесткой шерсти и мгновенно уснула. Бэмби, оказавшийся между мной и костром, еще долго ворочался, не решаясь придвинуться ближе ни ко мне, ни к огню. Я улыбался про себя. Бэмби с его вечно запоздалыми страхами был совершенно неподражаем…

Я не спал всю ночь. Это было совсем не обязательно, я знал, что ни один лесной зверь не рискнул бы напасть на нас. И все же уснуть не мог. Звезды светили ровным светом, шуршала накатывающаяся на берег вода, кто-то пел в тишине… Красивый голос. Чужой, холодный, но очень красивый, он звал за собой, но я не мог оставить Лизу и Бэмби, и мне оставалось только слушать…

Мы возвращались домой следующим вечером.

Бэмби и Лиза шли рядом, улыбались друг другу и совсем не обращали на меня внимания. Бэмби перестал каждый раз нервно вздрагивать при виде моих клыков, а Лиза вообще посоветовала не лезть к ней, потому что у меня, видите ли, «вся морда в земле». Я метался по лесу белой тенью, не выпуская их из виду, и думал о двух вещах: о том, как быстро люди адаптируются к новым условиям, и о том, что сделает Эдвард, когда узнает, что его единственная дочь встречается с человеком. Оставалось только надеяться, что дядя решит задержаться в городе лет на сто…

Кто-то настойчиво потряс меня за плечо.

— Слишком крепко спишь, племянник! Забыл об осторожности? А зря, — произнес над ухом знакомый голос.

— Дядя! — я даже подскочил от неожиданности. Потом радостно бросился ему на шею. — Ты вернулся!

Эдвард Вулф, родной брат моего отца, крепко обнял меня. Он все так же был похож на Тома, и я все так же любил его и восхищался им.

Это я настоял, чтобы моего младшего брата назвали его именем. Однажды, давным-давно, Эдвард стал героем. Я часто думал, смог бы я сам поступить так же, как он? Нет, скорее всего.

— Давненько мы не виделись, — улыбнулся Эдвард, оглядывая меня с головы до ног. — Ты вырос, заматерел… Волк, настоящий волк! Неудивительно, что племя не смогло устоять перед твоим обаянием!

— Да? — глубокомысленно спросил я, стряхивая с себя остатки сна. — А я-то думал, что племя просто не смогло устоять перед Клыком на моей шее.

Дядя махнул рукой.

— Какая разница? Ты цел и невредим — и это главное. А где человек?

— Спит еще, я полагаю… А ты, выходит, уже в курсе?

— Скажем так: это было первое, о чем сообщили мне старейшины. Хорошо, что они заодно не сообщили о том, что Лиза и Бэмби целовались за нашим домом… Впрочем, может, никто, кроме меня, этого не видел?

— Я думал, они это уже переварили…

— Ага, как же! — тихо засмеялся Эдвард. — С твоей матерью и Линой они свыкались больше года, а ты хочешь получить их благословение за полмесяца!

Потом лицо его помрачнело.

— Послушай, я тебя спрошу сейчас кое о чем, только ты не удивляйся, ладно?

Я кивнул, искренне надеясь, что Эдварда интересуют не подробности личной жизни его дочери.

— Твоего друга… как его зовут на самом деле? Ну не Бэмби же, правда?

Я пожал плечами:

— Не все ли равно?

— Ной! — в его голосе зазвучали требовательные нотки. Я снова пожал плечами и раздраженно ответил:

— Денис. Денис Чернышев. Эдвард тяжело вздохнул.

— Точно, это о нем мне Том рассказывал! Я сразу понял… Светлые волосы, шрам на лице…

— Мой отец что, отслеживал всех моих друзей? — поперхнулся я.

— Он знал, как и чем ты живешь… — дядя сказал это так, словно вынужден был отвечать на какую-то глупость. — Чего ты удивляешься? Ты все-таки был ему сыном. Ну что я говорил, Ян? Я ведь был прав!

Я вдруг осознал, что в доме есть еще посторонние. Плохо иметь дело с соплеменниками! Они не хуже тебя самого умеют быть незаметными.

— А я и не спорил с тобой, — хрипло сказал еще один мой ночной гость.

— И чего вам всем не спится? — поинтересовался я. — Бэмби не троянский конь, угрозы для племени не представляет, и вообще, мы скоро уйдем…

— Уйдете, уйдете, — заверил меня обладатель хриплого голоса, подходя ближе. — И раньше, чем ты думаешь…

— Не люблю угроз, — предупредил я.

Ян усмехнулся.

— Ну и племянничек у тебя, Эдвард! Кто его учил так разговаривать со старшими?

— Отец, конечно, — отрезал я.

Эдвард предостерегающе поднял руки:

— Хватит! Не ночь, а сумасшедший дом! Я устал и хочу домой, так что давайте закончим все по-быстрому! Оденься, Ной. Вам с Яном нужно кое-что обсудить. А я пока пошепчусь тут с Катей.

Я, изо всех сил стараясь подавить в себе растущее раздражение, натянул на себя одежду и вышел за Яном в предрассветный лес. Несмотря ни на что, Эдвард оставался мне дядей, и я с детства привык ему доверять.

Мы отошли от дома и уселись на холодную землю. Ян достал пачку сигарет, сказал извиняющимся голосом:

— Дурацкая привычка, знаю, но никак не могу от нее отделаться. Тебе не помешает?

— Нет. И ближе к делу, пожалуйста, — попросил я.

Ян закурил и немного помолчав, спросил:

— Человек, которого ты привел в поселок, сын Артура Чернышева?

— Все мы чьи-то дети. И что из того?

— Жаль, что ты не убил его.

— Кого? Бэмби? — я нахмурился. — Мне кажется, мы это уже обсуждали…

— Не его, нет. Полковника Чернышева…

Я пожал плечами.

— Наверное, он просто не попался мне на глаза. На фоне остального какое значение имеет еще одна жизнь?

— Полковник Чернышев руководил арестом твоего отца, Ной, — Ян вздохнул. — Ты не знал?

Я не знал. На душе стало как-то муторно.

— Племя будет требовать справедливости?

Ян сделал одну затяжку. Потом другую, третью… Заговорил медленно, с натяжкой, словно стесняясь собственных слов.

— Смерть Тома нас сильно напугала. Это был не шок от потери лидера, а именно страх. Вспомнились костры, виселицы и испанский сапог. В воздухе запахло глобальной войной, которой никто никогда не хотел. Удобно было убивать, когда у племени был Клык, а вот когда Клыка не стало…

— Война уже шла тысячу лет, — возразил я. — Независимо от нашего желания.

— О нет! — Ян, покачав головой, стряхнул пепел с сигареты. — Чаще всего мы откупались от людей. Чьей-то смертью или чьей-то жизнью. Костры и ошейники… Люди ведь боролись не с нами, а с оборотнями. Пока мы успешно прикидывались такими же, как все человечество, мы жили вполне приемлемо. Если ты помнишь, Белый Волк запретил убивать.

— Запретил! Да… — бурчал я, вспоминая зов собственной крови. — Волчонок получает право на убийство в шестнадцать лет. Вместе с Силой. Я все время гадал, почему?

Ян ответил не сразу. Долго, с интересом разглядывал белесое облачко дыма, зависшее над нашими головами.

— Это придумали мы.

— Вы? — я давно так не удивлялся. — Зачем?

— Неужели сам не понимаешь? Получив Силу, ты получаешь преимущество перед противником. Волчонок может не справиться с человеком, а вот для волка это вполне реально. Наше племя стремилось выжить любой ценой. Тысячи лет мы прятались, убивали, защищаясь, нападали и снова убивали. Всякое бывало. Кто виноват? Мы? «Конечно же, нет!» — скажет любой волк. Люди? Не-ет, и не они тоже. Мы убивали, нас убивали. Потом появился Том. Его обуревали ненависть и жажда мщения. Он смог объединить нас. А потом его сожгли на костре, и те из волков, которые не пришли в лес сразу, заявили, что только союз с людьми поможет нам выжить. Они пытались приспособиться, и многим это удалось… А мы стали совсем редко выходить в город. И волчат не пускали, тех, для кого ты стал живой легендой… Впрочем, некоторых из волков было трудно удержать. Некоторые из них уходили насовсем. Погибали где-то среди людей… Другие, такие же, как Артем, уходили, убивали и возвращались. Мстили. Или просто охотились. Они ничего не рассказывали на Совете. Да они вообще редко в нем участвовали. Они тоже восхищались тобой, в одночасье простив тебе твою жизнь среди людей. Вы, молодые, умеете быстро меняться, приспосабливаться, как хамелеоны. А вот мы уже разучились. Когда убили Тома, мы испугались. Сам понимаешь: одно дело — когда рвешь горло ты, и совсем другое — если его рвут тебе. Мы думали, что лучше переждать. Человеческая ненависть угаснет, уже так не раз бывало. Люди подыщут себе другую забаву, а нас оставят в покое. Да, мы испугались. Вряд ли кто-то решится сегодня в этом признаться, но так было.