Перекресток волков - Белоусова Ольга. Страница 56

Я боялся этой встречи. Я не знал, чего ждать от этого мальчика, которого когда-то я любил как брата, а потом бросил ради своего отца. Думаю, он тоже боялся.

Я жарил рыбу. Он вошел на кухню почти неслышно, закрыл за собой дверь и тихо сказал:

— Ты здесь, я не ошибся.

Я закрыл сознание от чужого непрошеного вторжения. Не то, чтобы оно уже произошло. Так, на всякий случай. Я не хотел, чтобы он увидел мои чувства.

— Здравствуй, Кроха, — сказал я, откладывая нож и вытирая руки.

— Здравствуй, Ной, — он улыбнулся и внезапно обнял меня. — Не думал, что мы еще встретимся.

— Мир тесен, малыш.

— Я рад тебя видеть. Я боялся, что вы с Бэмби умрете там, в лесу.

Он говорил правду, я это чувствовал.

— Денис спас меня.

— Денис…

Кроха и впрямь был очень взрослым. Не по годам взрослым. Он понял то, чего я не сказал.

— Вкусно пахнет… Тебе помочь?

— Нарежь хлеба и вскипяти чайник, — я принялся выкладывать на раскаленную сковороду кусочки рыбы.

— Не знаю, за что Денис не любит своего отца, да это и не мое дело, но все-таки хорошо, что ты его не убил.

На самом деле это было плохо. Но ни Кроха, ни Бэмби этого, к счастью, не понимали.

— Время покажет…

— Ты ведь не убил его? — уточнил Кроха.

— Не убил.

Мы немного помолчали, потом он нерешительно попросил:

— Ты расскажешь, что с вами было?

— Расскажу, малыш. Чуть-чуть позже, ладно?

Мы уже пили чай, когда пришли из кино Лиза и Бэмби.

— Привет, — Бэмби широко заулыбался, увидев Кроху, протянул ему руку. — Привет, малыш!

— Привет, — Кроха пожал руку, тоже улыбнулся, скупой, но теплой улыбкой.

— Есть будете? — громко спросил я. Лиза все еще возилась в ванной.

— Будем, а как же! — крикнула она. — Я сейчас!

— Можешь не торопиться, — сказал я. — Твоя посуда от тебя никуда не убежит.

— А я даже не предполагала, братец, что ты готовить умеешь! — Лиза сделала вид, что не услышала моей последней фразы.

Ребята засмеялись.

— Помню, однажды, Ной, ты предложил мне сырую ворону! — сквозь смех выговорил Кроха.

Бэмби сунул в микроволновку тарелки с рыбой, достал чистые чашки и вилки, нарезал хлеба. Я понимал, что это он не для себя старается. Сам бы он прекрасно поел из сковородки, как бывало раньше, а хлеб просто поломал бы руками. Просто Бэмби нравилось ухаживать за Лизой. А мне нравилось, что ему это нравилось. Как старший брат, я ревностно охранял интересы сестренки.

Кроха приволок из своей комнаты гитару и принялся ее настраивать.

— Какое пренебрежительное отношение к моему инструменту, Бэмби, — ворчливо добавил он через минуту. — Неужели так трудно стереть с него пыль?

— Но ведь это же твой инструмент, — резонно заметил тот.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как Кроха ругался с нами, если кто-нибудь ненароком задевал его гитару.

— Всем привет, — сказала Лиза, заглядывая на кухню. — Это мальчишник или я могу присоединиться?

— Можешь, — кивнул я. — Садись, мы вас не дождались, поели уже. Знакомься, Лиза. Это — Кроха, наш с Бэмби друг и фактический хозяин квартиры.

Кроха кивнул. Ему было чуть больше четырнадцати, и девушки пока интересовали его постольку поскольку. А может, и нет, я не успел выяснить. Лиза заулыбалась, усаживаясь на свое место. У нее был богатый опыт общения с подростками. Эдди, например, никогда не был большим подарком.

Еще минут через пять зазвучала музыка, грустная, как осенний дождь. У Крохи был звонкий, еще не сломавшийся мальчишеский голос. И слова песни были хороши, только я почему-то задыхался, слушая их. Словно я снова умирал там, в ночной прохладе летнего леса…

— Браво! — воскликнула Лиза, захлопав в ладоши, когда Кроха замолчал. — Какая замечательная песня! Правда, Денис?

— Правда, — согласился Бэмби.

Я встал. Мне не хватало воздуха. Кроха вопросительно поднял брови.

— Пойду… прогуляюсь.

— Наверное, я выбрал не ту песню, — задумчиво сказал Кроха, приглушив струны. Я покачал головой:

— Просто вся моя жизнь — это чужая песня…

— Ной!?

— Нет-нет, Бэмби… все хороню… все нормально, поверь…

Всю жизнь я только то и знал…

— А с небосклона бесшумным дожем падали звезды…

— Куда ты ходил?

— Я… я слушал колокола…

Когда я вернулся. Лиза уже спала, благополучно свалив мытье посуды на Бэмби. Надо сказать, ему мало шел фартук. Кроха, удобно устроившийся возле окна на табуретке, подбадривал друга какими-то нецензурными частушками.

— Ты обещал мне кое-что рассказать, Ной, — напомнил Кроха в перерыве между куплетами.

Бэмби нарезал тонкие пластинки сыра, достал из шкафчика бутылку вина, разлил по дешевым стаканам темно-вишневую жидкость. Засмеявшись, я повел носом. Потом заменил вино у себя в стакане молоком.

— Белый Волк не пьет.

Они не поняли моего смеха, но приняли молоко как должное.

— Ты обещал, Ной, — проворчал Кроха.

Желтая луна и небо цвета вишни. Цвета моего мира. Цвета сыра и одуванчиков, вина и запекшейся крови.

Всю жизнь я только то и знал…

— Я любил своего отца, малыш. Любил очень сильно…

Я говорил в ту ночь о многом. О том, что они уже знали и о чем еще даже не догадывались. Мне не нужна была их помощь. Просто я хотел произнести вслух то, о чем до сих пор боялся думать.

— Бог… — повторил Бэмби в какой-то раз.

— Бог.

— Знаешь, это самое странное, что я когда-либо слышал.

— Знаю.

— Я думал, боги добрые…

— Боги бывают разными. Мне все больше попадались пресыщенные, скучающие и равнодушные. Это страшней любого зла.

— А ты? Какой ты?

— Каким был — не помню. Еще не помню. Память вернется постепенно, не сейчас. Я не хочу сейчас. Я не готов к этому. А каким стану… кто знает? А ты, похоже, не удивлен, малыш?

— Я — нет. Я знал это с самого начала. Раньше, чем ты сам узнал.

Я не нашелся, что ответить. Бэмби тоже. Мы только удивленно переглянулись.

— Ты будешь искать Нору? — спросил Кроха.

Я подумал о белой кошке.

— Нет, малыш.

— Почему? Ты не хочешь ее видеть?

— Хочу. Но я знаю, что она придет сама. Она обещала. Как только я перестану искать смерть.

— Что это значит?

— Бог его знает, — я махнул рукой, и сам рассмеялся нелепости фразы. — Я — не знаю.

Кроха покачал головой.

— А что потом?

— Потом все закончится. Для меня и для моего народа.

Он нахмурился, услышав невольную горечь в моем голосе.

— Что значит закончится?

Я вспомнил слова Динь.

— Мы уйдем. То есть они, волки, уйдут. С Земли. Этой планете нужен мир, а моим волкам — покой.

— Но разве ты хочешь уходить?

Я долго молчал, прежде чем ответить.

— Нет, не хочу. Но как бы напыщенно это не прозвучало, я еще не принадлежу себе. Мои желания — это всего лишь мои желания. Меня запихнули в это тело специально для того, чтобы дать волкам возможность вернуться домой. Предопределенность раздражает.

— Неужели ничего нельзя изменить?

— Не знаю… Скорее всего, нет.

— Но ведь ты — бог!

— Боги не имеют власти над прошлым, малыш, иначе мы каждый раз возвращались бы в него, чтобы исправить совершенное, и жизнь замерла бы на одном месте… Боги не имеют власти над будущим… И еще… Даже боги не всегда имеют возможность выбора. Так что…

Волна безысходности накрыла нас и растаяла, как предрассветный туман…

— Жалко, что ты не увидишь ребят, — внезапно сказал Кроха. — Они вернутся из армии только через четырнадцать месяцев.

Я вопросительно посмотрел на Бэмби.

— Марат с Андреем сейчас где-то на севере. Прислали за полгода только одно письмо, и то без обратного адреса, — пояснил он. — Умники! Станут крутыми мужиками…