Напролом - Френсис Дик. Страница 13

– И хватает же наглости!..

– Он говорит, что получил заметку только вчера. Не всю газету, а только вырезку со статьей. Она пришла по почте. В обычном буром конверте.

Адрес напечатан на машинке. Конверт пришел из Лондона, как и все прочие.

– А что, всем владельцам прислали вырезки? – спросил я.

– Похоже, что да. Большинство из них звонили по телефону. Остальным я звонить не стал, так что не знаю.

Мы некоторое время посидели у камина. Я одолжил телефон, чтобы позвонить домой и получить сообщения с автоответчика, и перезвонил двум тренерам, которые предлагали мне участвовать в скачках на следующей неделе. Потом я позвонил двум жокеям, жившим в Ньюмаркете, и попросил подвезти меня завтра до Пламптона в Суссексе.

Они сказали, что уже договорились ехать вдвоем, и обещали подбросить.

– Ты сюда вернешься? – спросила Холли, когда я обо всем договорился.

Я посмотрел на ее обеспокоенное лицо. Бобби, похоже, тоже не имел ничего против. Я думал, что он вообще не хотел меня видеть с самого начала, но, похоже, ошибался.

– Останься, – коротко сказал он, и в его голосе звучала просьба, а не вражда.

– Да много ли с меня толку?

– Нам спокойнее, когда ты здесь, – ответила Холли.

Мне не особенно хотелось оставаться здесь из практических соображений.

Во вторник мне предстояли скачки в Девоне. Я предпочел поселиться в Ламборне, в частности, потому, что оттуда можно было доехать до любого ипподрома Англии и в тот же день вернуться домой. Ламборн был расположен в самом центре. Я виновато сказал:

– Мне все равно придется попросить кого-нибудь подвезти меня до Ламборна, потому что мне понадобится моя машина, чтобы во вторник доехать до Девона. Вот когда я во вторник вернусь в Ламборн, мы посмотрим, как будут обстоять дела, и тогда...

– Ладно, – сказала Холли упавшим голосом, даже не попытавшись меня уговорить.

Я посмотрел на ее унылое лицо. В печали она казалась красивее, чем в радости. Такое с ней часто бывало. Внезапно мне в голову пришла одна мысль, и я, не раздумывая, напрямик спросил:

– Холли, ты что, беременна?

Глава 5

Бобби был ошарашен.

Холли пронзила меня взглядом своих светло-карих глаз, в которых читались тревога и возбуждение.

– С чего ты взял? – спросил Бобби.

– Не знаю.

– У нее только небольшая задержка. Мы еще не делали никаких анализов, – сказал Бобби. – Ты ему, наверно, сказала! – с упреком обратился он к Холли.

– Нет, я ему не говорила. – Холли покачала головой. – Я просто как раз подумала, как я была счастлива, когда проснулась в пятницу и почувствовала, что меня тошнит. И подумала – какая ирония судьбы! Мы столько времени хотели зачать ребенка, и вот, когда нам, наверно, наконец удалось, это случилось в такое время, когда нам только ребенка и не хватало.

Бобби нахмурился.

– Ты ему, наверно, сказала! – повторил он. Голос у него был раздраженный. Что он, ревнует, что ли?

– Да нет, я ему не говорила... – неуверенно сказала Холли.

– Ну да, вчера, когда вы ехали сюда! – настойчиво сказал Бобби.

– Послушай, – вмешался я. – Забудь о том, что я это сказал. Какое это имеет значение?

Бобби взглянул на меня с негодованием и, уже мягче, на Холли. Похоже, ему внезапно пришла в голову новая мысль.

– Это вроде того, о чем ты мне когда-то говорила? – недоверчиво спросил он. – Что вы с Китом читали мысли друг друга, когда были детьми?

Она неохотно кивнула.

– Но этого не было уже много лет.

– Да, теперь этого не бывает, – согласился я. – В смысле то, что было сейчас, – это случайность. Возврат к прошлому, так сказать. Наверно, больше этого не повторится.

"Ну а если и повторится, – подумал я, – буду думать, что говорю.

Случайные мысли следует просеивать".

Я прекрасно понимал ревность Бобби, потому что сам почувствовал нечто подобное, когда Холли впервые сообщила мне, что влюбилась. Когда Холли призналась мне, в кого именно она влюбилась, ревность быстро сменилась более объяснимой тревогой, но я хорошо помню острое нежелание делить ее с кем бы то ни было. Как это так: мое место ближайшего друга займет какой-то чужак!

Честно говоря, эта внезапная ревность меня самого немного шокировала.

Я никогда раньше не задумывался о природе чувств, которые я испытываю к своей сестре, но тут принялся копаться в себе и сделал успокоившее меня, хотя и несколько печальное открытие, что Холли может сколько угодно спать с Бобби, меня это не волнует; я боялся утратить духовную близость с ней.

У меня, разумеется, были женщины и до того, как Холли вышла замуж, и после; но все это были просто недолговечные романчики, куда менее серьезные, чем то, что было у Холли и Бобби. "Ничего, – думал я, – у меня еще все впереди; может быть, когда-нибудь..." и прочие банальности в том же духе.

Бобби поверил – или, по крайней мере, сделал вид, что поверил, – что обмен мыслями между нами с Холли не повторится, но нам с нею стоило переглянуться, как мы сразу поняли, что это не так. Если мы захотим, так сказать, настроиться друг на друга, старая привычка вернется.

Весь вечер мы старались не возвращаться к главной теме: кто и зачем это сделал, и в конце концов устало легли спать, так и не найдя толкового ответа. Я снова лег спать одетым, на случай, если появится Грейвс. Впрочем, я был уверен, что даже если он и хотел вернуться, то уже передумал. Я ошибался.

Звон колокольчика разбудил меня в половине четвертого ночи, и не успел он перестать звонить, как я уже натянул ботинки, выскочил из дома и побежал по дорожке, следуя плану, который мы с Бобби разработали накануне вечером.

Я выбежал в ворота – они были открыты, – и в самом деле, на придорожном лугу, где время от времени останавливался цыганский табор, стоял грузовик. На этот раз это была обычная машина с прицепом на двух лошадей. Пандус прицепа был опущен, но лошадей там пока не было.

Я подбежал прямо к кабине и рывком распахнул дверцу водителя, собираясь застать его врасплох, но внутри никого не было. И ключи торчали в зажигании – просто невероятно!

Я поднял пандус и запер двери прицепа, потом сел в машину, завел мотор и отогнал ее на пару сотен ярдов, на боковую улицу. Свернул туда, проехал немного, остановил машину, оставил ключи в зажигании, как было, и бегом побежал обратно к Бобби.

Сцена почти полностью повторяла позавчерашнюю. По крайней мере, во дворе точно так же горели огни и слышались крик и ругань. Бобби и Джермин Грейвс стояли у пустого денника, к которому была подведена сигнализация, и, похоже, готовы были наброситься друг на друга с кулаками. Неподалеку с несчастным видом переминался с ноги на ногу паренек лет шестнадцати, державший в руке большую сумку.

– Верните мне мое имущество! – орал Грейвс. – Это воровство!

– Это не воровство, – сказал я прямо ему в ухо. – Воровством называется преднамеренное бессрочное отчуждение собственности.

– Чего?! – Он развернулся и уставился на меня. – Опять ты!

– Если уж говорить о законности, – продолжал я, – закон дает право кредитору удерживать собственность должника, пока долг не будет оплачен.

– Я вас разорю! – мстительно выпалил он. – Обоих разорю!

– Мистер Грейвс, – сказал я, – будьте благоразумны! Вы не правы.

– Да срать я хотел!.. Я не позволю, чтобы какой-то презренный жокеишка и разорившийся тренеришка одержали надо мной верх! Поняли?

– Дядя... – нервно начал топтавшийся рядом мальчик.

– Заткнись ты! – оборвал его Грейвс. Парень выронил сумку и бросился поднимать ее.

– Поезжайте, мистер Грейвс, – сказал я. – Успокойтесь. Подумайте хорошенько. А когда ваш чек будет оплачен, приезжайте и заберите лошадей, и дело с концом.

– Не допущу!..

– Ну, дело ваше, – сказал я, пожав плечами. Мы с Бобби наблюдали, как Грейвс мучительно ищет способ выпутаться из этой истории, не теряя лица.

Но вряд ли это было возможно. Он бросил нам еще несколько громогласных угроз, потом раздраженно сказал своему племяннику: "Пошли, чего встал!", и потопал к дороге.