Брошенное королевство - Крес Феликс В.. Страница 16

— А стоит ли? Во славу ее брата?

— В том-то и дело. Не знаю, стоит ли.

5

У его королевского высочества А.С.Н. Аскенеза, князя — представителя императора в Лонде, подобных сомнений не было. Он прибыл в Громбелард, чтобы наконец навести порядок в заброшенной провинции, почти развалившейся под властью младшей сестры и еще раньше приведенной в упадок ее бывшим супругом Рамезом. Громбеларду не везло на сильных властителей.

Теперь все это изменится.

Второй из императорских сыновей — что бы о нем ни говорили и ни думали — был не так уж несправедлив, сурово оценивая деяния предшественников. Правивший провинцией несколько лет назад князь Н.Р.М. Рамез был не то чтобы слаб, но неуравновешен. Говорили, будто он сошел с ума. После короткого периода правления сильной руки он отошел от дел провинции, вместо этого занявшись изучением тайн висящих над миром сил. Играя в ученого или даже мудреца-посланника, он пришел к выводу, что над Шерером вскоре неизбежно разразится всеуничтожающая война этих сил, и преднамеренно стремился к тому, чтобы спровоцировать ее над Тяжелыми горами, самым диким и малонаселенным из всех краев Шерера. Руководствуясь благородными, хотя оттого не менее безумными намерениями, и желая защитить подданных империи от последствий якобы надвигающейся войны сил, несчастный князь сделал все возможное для превращения Второй провинции в негостеприимный край, из которого очень скоро сломя голову побежали его обитатели, опасаясь за свое имущество и жизнь. Он добился своего — но лишился поста, и даже хуже того, уважения и любви жены. Верена, единственная дочь императора, развелась с мужем, который позорно не оправдал надежд ее властителя и отца, и заняла после него вице-королевский трон — но и она не сумела позаботиться о несчастном дождливом крае. Этот край она не любила; она приехала сюда вместе с супругом, а потеряв его, думала лишь об отъезде. Ей пришлось ждать около трех лет. За эти три года ее высочество Верена сумела реорганизовать громбелардскую армию и флот, усилить влияние трибунала, сократить злоупотребления имперских урядников, поддержать едва дышавшее ремесло и оживить торговлю. Она навела неплохой порядок — но все это ограничивалось Лондом, единственным городом, еще сохранявшим связь с империей. Орлиные гнезда в Горах — Рахгар, Громб и Бадор — обезлюдевшие, брошенные имперскими солдатами, стали теперь логовами разбойников, а княгиня даже не думала о том, чтобы вернуть их империи, особенно если учесть, что залитые дождем Тяжелые горы она искренне ненавидела. Немногим лучше обстояли дела в лежавшем дальше всего на юге Риксе; еще год назад, до того как разразилась война с Дартаном, Низкий Громбелард до самого Рикса контролировал отборный гарнизон Акалии, города на тройном пограничье, где сходились три великих края империи. Но война пожрала войско, Акалию же обратила в пепелище, и труп этого большого города разлагался столь же быстро, как и останки громбелардских городов. Дартанская королева, правда, послала по требованию Кирлана немного солдат на пограничные территории, выполняя обязанности вассала империи, но это мало что изменило. Дартанские вояки совершенно не справлялись с поддержанием порядка — никто не знал, стояла ли за этим военная бездарность или политическая злая воля. Можно было лишь догадываться, что ставший вассалом Дартан нисколько не заинтересован в восстановлении прежнего могущества империи.

И именно в такие времена сменился человек, занимавший высший пост во Второй провинции, состоявшей, собственно, лишь из одного города. Города, надо добавить, неизмеримо важного для империи, ибо удержание его означало контроль над имевшим огромное значение морским путем, обслуживавшим зерновые рынки центрального Армекта.

Можно было бы долго говорить о запутанных отношениях в лоне императорской семьи… Достаточно того, что в глазах самого императора трое его сыновей выглядели неудачниками, и это в лучшем случае. На самом деле неудачником — умным и честным недотепой с золотой душой — был только самый младший, остальные двое в точности соответствовали портрету, который изобразила наместнице Арме ее Жемчужина. Качествами настоящего монарха обладала только Верена, достойная дочь императрицы, женщины разумной, жесткой и решительной, если не жестокой. Многие годы достойнейший император А. С. Н. Авенор держал своих сыновей вдали от важнейших постов империи, впрочем, вообще от любых постов и любой ответственности, но, отрекаясь в пользу дочери, он вынужден был что-то дать также и ее братьям, если не хотел восстанавливать империю в обстановке интриг, заговоров и ссор. Старший сын властителя получил представительство в Морской провинции, второй же — громбелардский трон. Для третьего, похоже, предназначался трон дартанский; поговаривали, что союз обоих государств будет скреплен браком самого младшего армектанского князя и непокорной дартанской королевы, над чем украдкой посмеивались. Прекрасная королева Эзена была дартанским отражением только что занявшей трон императрицы: жесткая баба, готовая в супружеской спальне поторапливать мягкого и тихого мужа палкой… Ясно было, что предназначавшийся ей в мужья князь не сможет ничего сказать. Чего ожидал Кирлан в связи с этим супружеством?

Его высочество А.С.Н. Аскенез, усаживаясь на вице-королевский трон в Лонде, к сожалению, не знал, что он идиот — к тому же идиот отнюдь не тихий, так что рассуждения наместницы Армы его не касались. Он был невероятно трудолюбивым, хитрым, но ничего ни о чем не знающим, излишне самоуверенным распутником — только и всего. В течение нескольких месяцев, получив обещание, что станет представителем в Лонде, он не спешил ехать в Громбелард, ибо ему пришлось бы там торчать, не имея возможности ничего сказать, со слезами на глазах, с оборванными ушами и носом, болезненно сжатым в пальцах младшей сестры, которую он искренне не терпел, если вообще не ненавидел, и которая отвечала ему тем же. Того, что с ее помощью он мог бы познакомиться с делами провинции и постепенно их принимать, он вообще не брал в расчет. В Лонд он прибыл на борту того же самого корабля, на котором должна была вернуться в Армект Верена; они провели вместе в громбелардской столице неполных два дня, но поговорили только однажды, за обедом («Было ли путешествие утомительным, брат мой?» — «Нет, сестренка, и желаю тебе столь же спокойного моря», — «Обязательно попробуй треску, приготовленную по местному рецепту»). Мало того, Аскенез не преминул послать впереди быстрый кораблик, который привез в Лонд письмо об отставке Верены еще до прибытия корабля, везшего ее преемника. Ему хотелось высадиться в Громбеларде, будучи безраздельным властителем этого края, и ему было все равно, что для сестры получить письмо об отставке из рук посланца — прямое оскорбление. И такой вот человек, заняв вице-королевский «дворец», за неполную неделю, трудясь без устали и заставляя трудиться других, устроил все дела в провинции по-своему — и отправился отдыхать, неизмеримо довольный, ожидая, когда его гениальные распоряжения начнут приносить плоды.

К сожалению, неизвестно, каков мог быть вкус этих плодов, поскольку им не дали созреть. Кто знает, может быть, они оказались бы вполне сносны… Многие выдающиеся государственные мужи полагали, что глупый закон, плохой закон, если дать ему окрепнуть, будет лучше, чем закон более умный, но постоянно меняющийся. Во все времена худшим врагом любого правления был хаос. Среди плохих и глупых распоряжений можно как-то устроить свою жизнь, привыкнуть к глупостям, заняться какой-то деятельностью, производить блага и торговать ими. Среди постоянно меняющихся законов ничего предпринять невозможно.

А тем временем бездействие было для нового князя-представителя просто невыносимым. Он ощущал, что правит, только тогда, когда сам непрерывно всем руководил, лично за всем присматривал и даже контролировал (по крайней мере, так считал). Впрочем, вопрос, что он контролировал, если без устали повсюду совал нос, но при этом держал ли под контролем хотя бы свои собственные действия? Хуже того, этот тридцатипятилетний мужчина всю жизнь был никем, князем с императорской кровью в жилах, без какого-либо поста и фактической власти. Он никогда, не считая собственного дома и прислуги, не имел возможности удовлетворить неодолимое желание властвовать. Теперь ему, похоже, хотелось наверстать упущенное. Одурманенный собственной значимостью, он походил на ребенка, получившего игрушку, о которой давно мечтал, и готов был лично диктовать приказы, которые подсотники посылали командирам городских патрулей, и составлять правила, касающиеся торговли рыбой. С тем же воодушевлением он добрался до трибунала — и понял, что уткнулся в стену.