Брошенное королевство - Крес Феликс В.. Страница 51
Дикая банда неслась по улицам, ища противника. Назначенному Глормом офицеру приходилось сдерживать подчиненных, поскольку Басергор-Крагдоб вовсе не собирался переходить на галоп, чтобы догнать свое войско.
Очередные входящие в Громб стаи расходились направо и налево, перетряхивая кварталы разрушенных, ободранных домов.
Сквозь шум усиливающегося дождя и свист ветра в щелях щербатых стен откуда-то спереди пробился рев. Собравшиеся со всего города местные шайки выбрались наконец навстречу гостям; скорее всего затем, чтобы с ними драться, а может быть, просто поприветствовать — никто не мог разобраться. Никто, впрочем, разбираться не хотел, а меньше всего это было нужно Крагдобу. Приобретение еще двух-трех сотен бандитов значило для него гораздо меньше, чем страшная слава, подтвержденная их поголовным уничтожением. Волки Басергора-Крагдоба бросились на шакалов… как его? ах да, Бехегала… рыча «Трон!» так, как если бы они ревели: «Прочь! Наше! Не подходи!» Громб, к сожалению, на самом деле не остался пуст, там сидели какие-то… готовые к ним присоединиться, страшно, страшно. Убить, трон, всех убить!
Банда помчалась дальше. На месте первой стычки лежали одни трупы, десятка полтора. Неизвестно, сколько своих, сколько врага. Лишь одно тело — без руки и с выпущенными кишками — еще со стоном ползло куда-то, явно оставленное на потеху вождю. Великан-всадник на гнедом лондере сдержал усмешку, когда из-за его спины просвистела легкая стрела, прекратив мучения полутрупа; усмешку же он сдержал главным образом потому, что она была невеселой. Ему нравилась эта молодая женщина, но он уже понимал, что несмотря на все старания, для нее никогда не будет места в Тяжелых горах. Зря он взял ее с собой. Раздобыть хорошие стрелы для лука в горах было неизмеримо сложно… Симпатичная дартанка не могла понять, что здесь жизнь не имеет никакой ценности — в отличие от стрелы.
Замусоренная грязная улица вела к центру города. Дождь постепенно превращал ее в реку.
На рыночной площади виднелось сооружение, напоминавшее лагерь кочевников; повсюду стояли какие-то хибары, не то палатки, не то тенты. Догорал костер, отданный на милость дождя; высокие шесты, поддерживавшие полотняную крышу, кто-то опрокинул — уже одно это доказывало, в какой спешке обитатели покидали лагерь. Среди хибар и уродливых клеток, внутри которых выли ни на что не похожие четвероногие и двуногие твари, среди груд мокрого мусора, вырванных из мостовой камней, сломанного оружия, каких-то остатков, отбросов, костей и где попало выкопанных выгребных ям, окутанные вездесущим удушливым смрадом, метались заманенные в ловушку воины из передового отряда Крагдоба. Дома вокруг площади, где, видимо, обитали самые важные здешние персоны, судя по незначительным разрушениям, послужили убежищем бесчисленным арбалетчикам, посылавшим стрелу за стрелой. В вечной громбелардской серой мгле, пронизанной дождем, под небом, которого почти можно было коснуться, сновали десятки разъяренных людей, зачастую раненых, пытавшихся ворваться в здания — иногда это удавалось, а иногда нет. Падали трупы. Подбежали новые толпы, штурмуя дом за домом. Дикие вопли усилились: штурмующих атаковали сзади новые группы обороняющихся, притаившиеся до этого в какой-то из боковых улиц. Рбит, похоже, ошибся; возможно, он недооценил численность гарнизона Громба.
Откуда-то выскочила еще одна банда, выбрав своей целью небольшую группу всадников, которые как раз сходили с лошадей. Неожиданно нападающие бросились им навстречу.
Четверо, бежавшие плечом к плечу с возвышавшимся над ними великаном, столкнулись с впятеро более многочисленной толпой — и результат был таким, будто кто-то швырнул камнем в дыню. Для всеми презираемого, обросшего полуправдами и сказками дартанца, сына рода, чтившего воинские традиции предков, среди вопящей банды головорезов не было достойного противника. С длинными мечами в руках, со щитами, которыми никто в этом краю не пользовался, поскольку в горах они были только помехой, прикрытые легкими доспехами и шлемами воины убивали со сноровкой, приобретенной за всю жизнь, проведенную за упражнениями под бдительным оком отца, с опытом, накопленным во время минувшей войны с Армектом. То и дело звенело вражеское оружие о кирасу, слышались глухие удары о щиты, но над всем этим беспомощным грохотом и звоном, скрежетом сталкивающихся мечей, многочисленными воплями и стонами, царил особый лязг, раздававшийся, когда скрещенные клинки двух мечей преграждали путь вражескому оружию, отталкивая его в сторону, — и тотчас же одно острие находило короткий путь к телу противника. Легенда о громбелардском воине, не имеющем себе равных в Шерере, оживала на глазах перепуганных бандитов, которые привыкли не к такому врагу. Группа из пяти воинов одним ударом разбила в пух и прах вражеский отряд и рассеялась, поскольку каждому требовалось место. В самой середине схватки с кошачьей изворотливостью двигался человек, фигура которого полностью противоречила представлениям о подобной подвижности. Короткий гвардейский меч в левой руке всегда был скрещен с другим, который он держал в правой, чтобы остановить удар топора или дубины, но против вражеских мечей в поединке он играл роль щита — причем щита смертоносного. Подобного здесь никогда прежде не видели. По Тяжелым горам бегали многие выдающиеся рубаки, но никто из них не обладал подобной быстротой и силой. Руки взаимодействовали друг с дружкой, чтобы мгновение спустя совершенно независимо — словно они принадлежали двум разным людям — парировать и наносить удары, часто сопровождавшиеся разворотом или полуоборотом могучего тела. Невероятно плавный, ошеломляющий танец великана, казавшегося неспособным на столь молниеносные действия. Лишь однажды откуда-то прилетела легкая стрела, но в ней не было нужды: топорник, в которого она попала, испустил дух с клинком в горле еще до того, как ощутил стрелу в спине; никто, впрочем, эту стрелу даже не заметил. Подошедшая на помощь своему главарю банда остановилась неподалеку от сражающихся, с диким ревом взирая на картину, которая была воплощением легенды. Никто не смел присоединиться к резне. Каждому из этих воинов до конца жизни предстояло рассказывать о том, что он видел в двадцати шагах перед собой своего короля и вождя, устилающего землю вокруг трупами с невероятной легкостью, невероятно… красиво! Да, именно красиво. Дикие горные разбойники, если не видели красоты в бою, то не видели ее вообще. В этом краю не было ничего красивого. Впрочем, свой взгляд они радовали недолго, всего несколько мгновений. Подвергшаяся кровавой расправе группа местных разбежалась во все стороны; две трети ее были безнаказанно вырезаны, а продолжалось это не дольше, чем требовалось, чтобы досчитать до десяти. На прощание струи дождя рассек топор, поднятый с земли громадной рукой, и один из убегающих полетел вперед еще быстрее, когда лезвие ударило его между лопаток с треском и хрустом, непонятным для того, кто не принимал участия в битве. Удар оружия всегда звучал подобным образом, но тело, по которому его нанесли, могло издавать звуки, которые трудно было себе представить и даже понять, откуда они вообще взялись…
Презираемые в Громбеларде дартанцы платили той же монетой. Для гвардейцев Крагдоба на мостовой лежали всего лишь животные; только что закончившаяся схватка вовсе не была благородным сражением с достойными противниками. Один из воинов в кирасе наклонился, чтобы оторвать от одежды хрипящего бандита тряпку и вытереть кровь с меча. Он наступил на вспоротый живот лежащего, отчего раздался как хриплый рев, так и чавкающий звук раздавливаемых кишок, после чего дернул сильнее. Вытерев оружие, он подал мокрую тряпку командиру.
Дождь то ослабевал, то усиливался, но уже не лил как из ведра.
Среди уродливых хибар на площади, в домах, а также где-то дальше, в глубине города, все еще продолжалась драка, погоня, резня по углам, отовсюду доносились завывания, непонятные крики, перемежавшиеся опознавательным боевым кличем. Посреди вонючего лагеря (лившаяся с неба вода не в силах была смыть этот смрад) какой-то воин обгрызал остатки жареного мяса с найденной у костра кости. Он поделился с товарищем, но, увидев приближающегося предводителя, струсил, поскольку объедался лакомствами, вместо того чтобы искать врага. Вскрикнув, он неосмотрительно выпустил изо рта кусок, снова в отчаянии заорал и помчался куда-то, следом за товарищем, у которого в ногах было еще больше разума. Споткнувшись о труп со стрелой в животе, он замахал руками, грохнулся на землю, разбрызгав локтями лужу, вскочил и сразу же побежал дальше, исчезнув между стенами хибар.