Брошенное королевство - Крес Феликс В.. Страница 79

Но туда пришлось бы ехать…

Энита ехать не хотела. Если уж она что-то вбила себе в голову, то выбить это оттуда оказывалось не так-то просто. Глорм собирался встряхнуть ее посильнее, но пропустил момент, а потом стало слишком поздно. Полагалось бы взяться за Эниту еще в Громбе, попытаться ее убедить, а лучше всего — поколотить как следует, обругать на чем свет стоит, презрительно отозваться о ее умении стрелять, высмеять ее полезность в горах… Что угодно, лишь бы она — убежденная, униженная или разозленная — вернулась в Дартан. Можно было послать письмо Делену и Алии, чтобы они о ней позаботились, вознаградить за верность, даже снова позвать к себе в Тяжелые горы, здоровую, уже привыкшую к ветру и дождю, набравшуюся сил. Но у Басергора-Крагдоба не имелось опыта в подобных делах, он снова что-то прозевал, чего-то не заметил. Потом Лучка уже не понимала, что ей говорят, а если даже до нее что-то и доходило, то самое большее наполовину. Надвигались видения, призраки, обычный горячечный бред, вытеснявший из головы любую разумную мысль. И во второй раз Глорм пропустил момент, когда следовало действовать, вместо того чтобы настаивать, кричать… Ему бы отправить ее, не спрашивая ее мнения, пусть бы ехала в Лонд, если Дартан слишком далеко. Пусть бы даже ее везли в полубессознательном состоянии. Он мог бы выделить ей вооруженное сопровождение с одним лишь приказом: «Довезите ее туда живой», раз уж «здоровой» ее довезти не могли.

Но нет, поскольку сперва требовалось навести порядок в Рахгаре… Лишь когда Рбит отправился в Лонд, а Рахгар стал прекрасно убранным и безопасным городом, из которого начали отправляться карательные отряды к обнаруженным в горах еще не покоренным разбойничьим селениям, у Короля Гор наконец появилось время, чтобы внимательнее взглянуть на своего верного гвардейца. Ту самую девушку, которая когда-то, будучи еще симпатичной невольницей, спросила его взглядом: «А ты, господин?»

Но теперь она спрашивала самое большее: «Ты ли это?» Дрожащая, потная, с вырывающимся из легких вместе с кашлем смрадным дыханием, не понимающая, где находится. В очередной раз за свою жизнь Глорм понял, что за чем-то не уследил, что-то проглядел… Есть, видимо, существа, призванные к жизни лишь затем, чтобы пройти через нее насквозь, как копье через толстый щит, оставляя торчащие во все стороны щепки. Как наконечник стрелы, задача которого — пробить доспехи, а не восхищаться украшающим щит рисунком. Да и может ли он быть способен на подобное?

Чувствовавший себя одиноким в занятом полутысячной армией Рахгаре светловолосый великан внезапно пробудился и начал отчаянно сражаться за нечто совершенно несущественное. Несущественное для Громбеларда, никак не связанное с жизнью, которую он вел, не касавшееся его намерений и планов. Да, он кое о чем забыл, но вспомнил в последнее мгновение… Может, еще не было поздно; может, он еще мог исправить собственный недосмотр, спасти одну проклятую маленькую жизнь, которая никому не была нужна. Не шло уже и речи о том, чтобы отправить ее в Лонд, она не пережила бы подобного путешествия. Но был шанс, хотя и небольшой, что лихорадка пройдет, отступит, пусть даже лишь утихнет настолько, чтобы он снова мог подумать о том, как отправить девушку на север или на юг, лишь бы подальше от дождя, ветра и тумана.

Больная девушка-гвардеец была окружена всеми удобствами, как настоящая королевна. К удивлению всей его армии — ибо все странные известия расходятся очень быстро, — Басергор-Крагдоб перестал расспрашивать о результатах карательных экспедиций, махал рукой, когда ему докладывали о постепенном оживлении ремесла и торговли в горных городах, поскольку сейчас его заботило исключительно здоровье Эниты. Когда все мерзли и мокли, ей было тепло и сухо; когда все бодрствовали, она спала. На крутой горной тропе разыгрывались настоящие состязания — властелин гор осыпал золотом каждого, кто достаточно быстро мог принести из ниже лежавших городов ягненка для бульона, привезти бурдюк еще не скисшего молока, доставить мешок фруктов и овощей. Не тот считался героем, кто притащил с гор голову главаря очередной вражеской группировки, но тот, кто приготовил пирожки с нежной ягнятиной или раздобыл мед, коренья и хорошее вино. Ни о ком во всем Громбеларде так не заботились, как о больной девушке, которую могущественный, богатый и обладающий властью человек тянул в одну сторону, смерть же — в другую. Кто-то сочинил про это грубоватую песенку, двадцать с небольшим строк о величайшем в истории воине, который бросил вызов самой смерти, когда увидел ее, подкрадывающуюся к изголовью спящей и беззащитной девушки. Он преградил ей дорогу и сказал: «Нет!» В песне рассказывалось, что этот вождь над всеми вождями решил сражаться за каждого верно охраняющего его воина; он решил выиграть поединок со смертью, победить ее и поставить условие, что никого из его подчиненных она никогда не заберет предательски и тайно, а лишь в честной и открытой схватке с врагом. Песня, как это порой бывает, удивительно легко запомнилась. Вскоре ее пели все, и всех захватили непостижимые усилия их вождя, явно направленные на нечто большее, чем спасение Лучки, маленькой девушки-воина издалека. Возможно, песня лгала, а может быть, говорила правду, но этот постоянно бодрствовавший, измученный до предела великан с мрачным лицом наверняка сражался за нечто неизмеримо важное.

Так оно и было. Басергор-Крагдоб сражался за то, чтобы слова, которые когда-то сказала о нем у ручья давняя подруга, оказались неверными. Он не знал, что именно она сказала, но пытался не быть машиной из собранных вместе пружин и шестерен, слепой, холодной, катящейся в одном лишь направлении. Тараном для разбивания все новых и новых ворот.

Но миры — как те идентичные, которые видел Таменат, так и другие, отличные от Шерера, хотя точно так же выстроившиеся в бесконечные последовательности, — существуют не для того, чтобы кто-то что-то мог себе доказать. Два великана в двух городах, сын и отец, боролись за жизнь и здоровье двух женщин. Одна была интриганкой и изменницей с сотней лиц, вторая — верной невольницей, по-девичьи стыдливо влюбленной в своего господина. Таменату ничего не приходилось доказывать — в отличие от Глорма. Отец выдернул откуда-то некие силы, никогда никому не пригодившиеся, исковерканные, не имеющие никакого отношения к миру, — сын же, напротив, со смирением и гневом одновременно тянулся ко всему, что предлагал мир. И оказалось, что хотя ему под силу с мечами в руках завоевать Тяжелые горы, но никаким оружием мира, никаким золотом, усилием или горячим желанием он не мог сделать так, чтобы очередной тихий вздох не стал последним. Не мог, а ведь… какая, собственно, разница для всего Шерера? Миллионы вздохов в каждое мгновение его существования; миллионы очередных вздохов каждого живого существа… Еще один, еще два, даже сто или тысяча — какая разница? И тем не менее она была. Пятидесятилетний король разбойников коснулся того, чего не мог заметить его столетний отец, смотревший на ряды миров и времен, а именно — конца. Княжна Риолата Ридарета увидела в глазах умирающей женщины в точности то же самое, что Глорм ощутил на слух, — конец, краткий миг, когда свершалось необратимое. Любой, кто стоял на этой границе и по-настоящему ее видевший, испытывал чувство полной беспомощности. Все можно было исправить или предотвратить, повторить — но только не пересечь границу в обратную сторону.

Глорм услышал последний вздох Эниты, вернее — не услышал следующего. Так что, может быть, в сущности, он услышал именно тот вздох, которого не хватило, не было? Можно ли услышать неизданный вздох? Тишину. То, чего, собственно, нет, поскольку оно означает всего лишь отсутствие звука.

В большой сухой и светлой комнате, по-королевски обогреваемой дровами, за которые громбелардский богач платил дороже, чем за рулон шелка где-нибудь еще, в комнате, где пахло подогретым вином и горячим бульоном, стало ясно, что машина навсегда останется машиной. Она может ненадолго остановиться, но только тогда, когда вынесет очередные ворота, и у нее нет никакой цели. Но живые и чувствующие существа все же ведут себя иначе, ибо иногда останавливаются именно затем — и низачем больше — чтобы что-то заметить, чему-то порадоваться, а о чем-то еще не забыть…