Рискованная игра Лютиена - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 47

Сидя у камина, Лютиен посмотрел поверх пламени на Кэтрин, и их обоих согрело нечто большее, чем пылающее между ними пламя.

— Ну, — поправился Шаглин, пододвигаясь к камину, — я имел в виду, что ничто не будет гореть без нужды!

Эта поправка вызвала легкий смешок у всех собравшихся.

— Однако несколько тысяч циклопов все еще шатаются где-то по полям, — заметил Оливер.

— Вот уж холодно им, бедным, — фыркнула Кэтрин.

— А тех, кто переживет снежную бурю, мы переловим, — мрачно пообещала Сиоба.

Лютиен кивнул. На обратном пути в Кэр Макдональд были организованы группы преследования. Циклопам никуда не уйти.

— Поблизости нет городов, кроме Феллинг Даунза, — продолжала Сиоба. — И эти скоты не найдут там себе пристанища, потому что все дома были разрушены. Скорее всего, они повернут на Порт-Чарлей.

Лютиен не столько слушал ее слова, сколько голос, каким они произносились. Тяжелое сражение было выиграно, но Сиоба не позволяла себе расслабиться. Да, для этой девушки восстание было важнее всего, оно поглощало ее всю. Она готова на все, лишь бы освободить Эриадор и своих собратьев от Гринспэрроу.

На все, вплоть до того, чтобы делить постель с Алой Тенью? Лютиен попытался отбросить эту мысль, как только она появилась, укоряя себя за то, что так плохо думает о Сиобе. Между ним и полуэльфийкой проскользнуло что-то настоящее, что-то теплое и чудесное, и, хотя они оба знали, что это никогда не перейдет в нечто большее, Лютиен готов был поклясться, что он никогда не будет вспоминать свои утраченные отношения с Сиобой с сомнениями или сожалениями. Он стал лучше, узнав ее, его жизнь обрела новую радость, потому что она превратилась в ее часть. И, глядя сейчас на девушку, Лютиен верил всем сердцем, что она чувствует то же самое.

Юноша перевел взгляд с Сиобы, которая продолжала говорить о неотложных делах, на Кэтрин. Он понял, что Кэтрин все это время смотрела на него, потому что рыжеволосая воительница покраснела (что редко случалось с ее покрытым загаром лицом) и отвела зеленые глаза.

Лютиен постарался улыбнуться, чтобы скрыть боль, закрыл глаза, стараясь удержать в памяти образ женщины из Хейла, и откинул голову назад. Затем он задремал, а разговор продолжался и стал еще горячее, сосредоточившись на нем самом.

— Наш бесстрашный вождь, — сухо заметил Оливер, обратив внимание на позу юноши и его ровное дыхание.

Все пятеро рассмеялись, Кэтрин протянула руку, чтобы растолкать Лютиена.

— Пусть спит, — остановила ее Сиоба. В воздухе немедленно повисло напряжение, когда Кэтрин повернулась и посмотрела на полуэльфийку.

— Он трудился день и ночь, — продолжала Сиоба.

Кэтрин выпрямилась и опустила руку.

— Ну, разумеется, те циклопы, которым удалось сегодня бежать, не причинят больших неприятностей, — вмешался Бринд Амор громко и значительно, что заставило всех отвлечься и посмотреть на старого волшебника. — Многие погибнут в пурге, а те, кто останется в живых, вряд ли смогут сопротивляться, когда мы их догоним. Конечно, они отправятся на запад, к своему флоту, который уже не их флот!

— А сможет Порт-Чарлей справиться с ними? — серьезно спросил Оливер, потому что самые крепкие жители городка находились сейчас в Кэр Макдональде.

— Немногие циклопы доберутся туда, — пообещала Сиоба.

— И мы успеем перебросить в Порт-Чарлей достаточно воинов, прежде чем туда доберутся циклопы, — добавил Бринд Амор. — Их будут преследовать на каждом шагу, а нам известны самые короткие тропы. Нет, с ними будет немного хлопот. Армия Эйвона, которая пришла к нашим берегам, разбита.

— Но что это значит? — задал Шаглин вопрос, который вертелся у каждого на языке.

Мертвая тишина. Рассматривая далеко идущие последствия сегодняшней победы, каждый из них осознавал, что, в конце концов, она, возможно, всего лишь мелочь, крохотное светлое пятнышко во тьме, называемой Гринспэрроу.

— Это значит, что сегодня мы выиграли битву, — сказал Бринд Амор после долго молчания. — И теперь у нас есть флот, чтобы затруднить любое будущее вторжение через Порт-Чарлей.

— Но теперь Гринспэрроу начнет принимать нас всерьез, — предупредил волшебник. — Снег глубок, это нам на руку и дает некоторое время, но дни сейчас станут теплее, и снег долго не пролежит. Мы можем ожидать, что, как только снег растает, к нам пожалует армия от Мальпьюсантовой стены и, возможно, еще одна армия, через перевалы Айрон Кросса, и каждая из них будет больше той, которую мы только что разгромили.

Радостное настроение пропало, полностью развеялось мрачным, но необходимым вопросом гнома и очевидной правдой ответа волшебника.

Бринд Амор внимательно разглядывал своих товарищей. Он знал, что эти пятеро были представителями Эриадора. Здесь находилась Кэтрин, гордая Кэтрин, отчаянно стремившаяся вернуть дни свободы Эриадора, дни его славы. Большинство островитян были похожи на нее — на Бедвидрине, Марвисе и Карите, — равно как и рыбаки Порт-Чарлея, и племена на север от Эрадоха, в области залива Колтуин.

Здесь была Сиоба, гневная Сиоба, уязвленная несправедливостью и лелеющая мысли о мщении. Она являлась законным представителем исконного населения Монфора — нет, Кэр Макдональда; теперь город можно называть так, подумал волшебник. Она была душой и мозгом восстания, гордая, но не настолько, чтобы отказаться от вмешательства волшебника, когда поняла, что это вмешательство пойдет на пользу ее народу.

И Шаглин, чей народ пострадал больше всего. Этим двигали не ярость и не смирение, и Бринд Амор прекрасно понимал его чувства. Те гномы, которые погибли в самоубийственной засаде около рухнувшей стены, не гневались и не ощущали печали. Они просто делали то, что считали своим долгом. Они просто надеялись, что и Эриадор, и их народ после самопожертвования небольшого отряда обретут лучшую судьбу. И вот он сидел здесь, чернобородый гном, до мозга костей воин. Бринд Амор думал, что, если бы у него была армия из десяти тысяч таких, как Шаглин, он мог бы стереть Гринспэрроу с лица земли.

И тут же сидел Оливер, олицетворение столь многочисленных в Эриадоре чужеземных бродяг. Эти дикие края притягивали к себе всех, кто не вписывался в мирную жизнь ни в Эйвоне, ни в Гаскони. В ценности Оливера на поле боя не приходилось сомневаться. К тому же он очень много значил в качестве надежного друга Лютиена. Но истинная ценность Оливера и многих, подобных ему, которые безусловно всплывут на поверхность, когда восстание распространится, — в его знании других земель и других людей. Если это восстание достигнет того уровня, когда Гасконь сочтет возможным его поддержать, знания Оливера об этой стране окажутся бесценными. Оливер — дипломат? Бринд Амор уже давно обдумывал и эту возможность.

И наконец, Лютиен. Юноша все еще дремал, прислонившись спиной к камню камина. В нем объединились они все, подумал Бринд Амор. Гордый, как островитянин, яростный, как житель Кэр Макдональда, чистый, самоотверженный воин и вождь, в котором так отчаянно нуждался Эриадор. После своих подвигов на поле битвы Лютиен стал тем краеугольным камнем, на котором Эриадор устоит — или падет. Рассказ о «рискованной игре Лютиена» уже распространился далеко за городскими стенами, смешиваясь с историями об Алой Тени, таинственном борце против того зла, которое олицетворял Гринспэрроу. Кто бы мог подумать, что молодой человек из Бедвидрина обретет такую славу?

— Я бы мог! — ответил Бринд Амор на собственный вопрос, неожиданно для себя самого — вслух, а затем смущенно откашлялся и огляделся по сторонам.

— Что случилось? — потягиваясь, спросил проснувшийся Лютиен.

— Ничего, пустяки, — извинился волшебник. — Видимо, моим мозгам потребовалось упражнение для челюсти.

Остальные пожали плечами и не обратили на это внимания, кроме проницательного Лютиена, который задержал свой взгляд на Бринд Аморе, словно читая его мысли.

— А знаете, — начал Оливер, привлекая всеобщее внимание, — я как-то был в диких землях Ангарота. — Видя, что это заявление не произвело особого впечатления, он пояснил: