Вендия 1. Город у священной реки - Йенсен Брэнт. Страница 15

— Не поскупились на комплименты, — усмехнулся киммериец.

— Это как посмотреть, — ответил вендиец, почесывая бороду. — Для человека моей профессии качества необходимые. Было бы интересно послушать, что они сказали бы о вас. Думаю, что-нибудь про волю, твердость характера и живой ум. Во всяком случаев, из слов Телиды о вас можно сделать именно такой вывод.

— Сатти, может, как-нибудь в другой раз обсудим тантриков и мою внешность? — попросил Конан. — Время уже позднее, у меня еще много дел в казарме…

— Я понимаю, — кивнул вендиец. — Иногда я увлекаюсь, простите, пожалуйста. Но, говоря по правде, я думал, что раньше полночи мы отсюда не выберемся. Вы бы увидели тех созданий, что днем прячутся от человеческих глаз.

— Итак…, — напомнил киммериец об обещании отставить в сторону отвлеченные темы.

— Телида что-нибудь рассказывала вам о моих догадках?

— Ничего конкретного. Лишь упомянула об их оригинальности и о расхождениях с официальными выводами.

— Так оно и есть, — сказал кшатрий. — Но я даже не знаю, с чего начать…

— Вы верите в виновность Хамара? — задал Конан свой главный вопрос. — Он понес заслуженное наказание?

— Я считаю, что действия вашего солдата, сотник, были вполне осознанными. Он убил если не всех этих людей, то многих. При этом Хамар желал их смерти. Но здесь есть одна загвоздка. Сам-то он полагал себя невиновным и верил в истинность своих показаний. Мне кажется, что некто сумел разделить его личность на две половинки, каждая из которых была способна совершать самостоятельные действия.

— Но маги, присутствовавшие на процессе, не нашли никаких следов воздействия на сознание Хамара.

— Обмануть их ничего не стоило! Я знаю по меньшей мере четверых людей в столице, любой из которых смог бы подчинить себе вашего солдата, оставшись при этом незамеченным. Тем не менее мне кажется, что колдовство здесь ни при чем.

— Что же тогда?

— Конан, у Хамара были основания не любить Вендию или вендийцев? Какие-то давние воспоминания?

Киммериец задумался, рассказывать ли кшатрию о второй личности Хамара, о воре Зархебе. Пока Сатти говорил довольно складно и, что самое важное, в унисон дневным мыслям Конана, но какие имелись основания доверять этому человеку? Кшатрий был другом Телиды, в отношении которой сотник так и не смог избавиться от подозрений. Однако без риска шансов продвинуться вперед не было.

— Много лет назад он убил знатного вендийца, — сказал Конан. — За ним устроили настоящую охоту, но ему удалось уйти и затаиться. Он сменил имя и начал новую жизнь. Но в Вендию он попал совершенно случайно.

— Случайно? — перебил киммерийца Сатти. — Вы уверены?

Глава 8.

За два дня до похода в Вендию. Аграпур, казармы.

Десятников в новую сотню Конана киммериец и Илдиз отобрали еще вчера. Царь немало удивил северянина тем, что знал многих из перечисленных сотником людей. Так что правитель Турана принимал активное участие в обсуждении кандидатур, но право окончательного выбора оставил за киммерийцем. Впрочем, Конан им не злоупотреблял и старался прислушиваться к мнению царя.

В итоге удалось найти десять человек, которые и Туран бы в глазах иноземцев не посрамили, и за товарищей бы горой стояли.

Через три колокола после встречи с царем все избранные десятники явились к Конану для получения распоряжений, касающихся подготовки к походу. На обсуждение деталей, существенных и не очень, ушло целых четыре колокола, и прощались с киммерийцем его новые подчиненные уже далеко за полночь. Набирать солдат в свои десятки Конан поручил им самостоятельно.

Этим людям он верил.

Первого из десятников звали Хасан. Это был старый вояка, повидавший на своем веку не одно сражение. В последнее время он занимался тем, что руководил борьбой с разбойничьими шайками на полуденной оконечности Турана. Но месяц назад умудрился насмерть рассориться с одним из тамошних тысяцких. В результате был в который уже раз понижен до десятника и переведен на службу в Аграпур. Главным недостатком Хасана считался именно его тяжелый характер. Если бы не это, быть бы ему, несмотря на незнатное происхождение, одним из военачальников.

Вторым человеком, на чьей кандидатуре сошлись Конан и Илдиз, был выходец из Самарры по имени Ясир. Большую часть своей жизни он посвятил тому, что служил наемным охранником при караванах либо сопровождал богатых и знатных людей, совершавших длительные путешествия. Что заставило его оставить прежнюю профессию, неизвестно, но год назад он поступил на службу в армию Турана и к настоящему времени успел дослужиться до десятника. Конан много слышал о Ясире, хоть лично и не был с ним знаком, и решил, что опыт самаррца пригодится в дальнем путешествии.

Третий десятник свое первое повышение получил одновременно с Конаном. Этому человеку киммериец доверял больше всего, хотя ему лишь недавно исполнилось двадцать. Звали его Джан. Смысл своей жизни он видел в служении царю и Турану. Еще Джан был невероятно религиозен и строго соблюдал все заповеди, ниспосланные Эрликом через его пророка Тарима. Того же он требовал и от своих солдат. Его за это недолюбливали.

Четвертым был друг детства Джана – Артан. Он был не в пример мягче своего младшего товарища, голос повышал лишь в исключительных случаях. Несмотря на это, авторитет его среди подчиненных был невероятно высок. Артан никогда не ленился лично разбираться с проблемами своих солдат и вообще стоял за них горой. Единственной его явной отрицательной чертой киммериец полагал стремление Артана угнаться за Джаном в его умении обращаться с оружием и обхаживать приглянувшихся девиц.

Пятого десятника звали Масул. Родом он был из Султанапура. Там же он прожил большую часть своих сорока лет. Занимался этот усач, если верить его словам, рыбной ловлей. Если же полагаться на жизненный опыт и здравый смысл, по всему выходило, что был он контрабандистом. Но и Конан, и Илдиз согласились закрыть на это глаза. Неглупый, очень уравновешенный султанапурец умел замечательно поддерживать дисциплину среди вверенных ему людей, к тому же считался одним из лучших стрелков из лука во всей туранской армии.

Шестой десятник был единственным в отряде человеком, кто мог похвастаться голубой кровью. Бернеш был бастардом. Во всяком случае, так утверждала его мать. Но сам Бернеш большого значения своему происхождению не предавал и к отцу никаких претензий не предъявлял, желая добиться всего исключительно своими силами. Конан не сомневался, что эта задача ему по плечу. Помимо приятной внешности, Бернеш отличался живым умом и умел находить общий язык абсолютно со всеми. Сколько киммериец помнил бастарда, на его губах всегда играла легкая полуулыбка.

С седьмым десятником Конан познакомился еще в бытность свою вором в Аренджуне. Талат состоял там охранником при посольстве Турана, сундуки которого однажды изрядно опустели не без содействия киммерийца. Талат был единственным, кто сумел напасть на след вора. Выследить Конана ему не удалось, но северянин запомнил смекалистого туранца и не преминул привлечь его в отряд, благо он почти сразу же вслед за киммерийцем перебрался в Аграпур.

Восьмой человек, избранный Конаном, был одной из самых известных персон в туранской армии. Прославился Газил своей жестокостью. Только на дуэлях он убил не меньше ста человек. И солдат своих он не щадил, наказывая плетьми за глупость и нерадивость. Многие после этой экзекуции оставались калеками, кое-кто даже умирал. Нетрудно догадаться, что и врагов Газил в плен никогда не брал. Конану не нравился ни этот человек, ни его методы, но в дальнем путешествии необходим был тот, кто напоминал бы солдатам о дисциплине.

Последних двоих десятников киммериец знал по рейдам против пиратов, что состоялись месяц назад. Исмаил и Кюрсум проявили себя там смелыми, самоотверженными бойцами. Еще на выбор Конана в значительной мере повлияло то, что эти двое выходцев из Аграпура были умелыми моряками. Северянин не исключал той ситуации, когда отряду могли понадобиться эти их способности.