Драконья погода - Уотт-Эванс Лоуренс. Страница 16

— Отлично, — заявил Кровавая Рука. — Давай ори, наглый дурак! — Затем подошел поближе и прошептал: — Нужно, чтобы на хлысте и тряпках остались следы крови, иначе мне не поверят. Извини.

— Все в порядке, — ответил Арлиан, хотя ноги жгло от боли. — Спасибо тебе, Рука.

— Меня зовут Энир, — прошептал надсмотрщик. — Давай быстрее!

Арлиан полез дальше. Он задыхался, стараясь поскорее выбраться наверх, к свету, и пытаясь вдыхать воздух одновременно с ударами хлыста. Время от времени он стонал или издавал пронзительный крик.

Затем его рука коснулась камня, а в следующее мгновение он выбрался на уступ у входа в туннель, освещенный двумя яркими лампами.

У края колодца стоял мужчина, не в лохмотьях рудокопа и не в кожаном переднике надсмотрщика — на нем была яркая туника, зеленая, отделанная золотом, и черные бархатные бриджи. На поясе у незнакомца Арлиан заметил меч и через несколько секунд узнал стражника, который спустился вниз, когда порвался трос подъемника.

— Я Линнас, — сказал стражник, протягивая руку и улыбаясь. — Надеюсь, ты понимаешь, что мы с тобой не видели друг друга? Если кто-нибудь спросит, я скажу, что перебрал пива и на секунду отлучился с поста.

Арлиан кивнул и пожал протянутую руку.

— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты спас Энира, — сказал стражник. Затем отпустил руку Арлиана, сделал шаг назад и снял со стены одну из ламп. Протянув ее Арлиану, он проговорил: — Пригодится. А теперь уходи! Убирайся отсюда!

— Спасибо, — задыхаясь, ответил Арлиан и взял лампу. Затем обошел Линнаса и, прихрамывая, поспешил в коридор — ноги болели и кровоточили от удара хлыста Энира.

Когда Арлиана привели сюда много лет назад, коридор освещали лампы и факелы, однако сейчас он знал, что их тогда зажгли специально, поскольку близилось время новой смены, — мулы, которых запрягают в груженные рудой вагончики, боятся темноты. Арлиан не имел ни малейшего понятия о том, сколько сейчас времени, но предполагал, что самая середина смены, когда в туннелях и коридорах, как правило, никого нет.

У него отчаянно болели ноги, и он пожалел о том, что Рука… нет, Энир… что Эниру понадобилась настоящая кровь. Впрочем, Арлиан много раз работал, когда был болен, ранен или просто смертельно устал, и потому шагал вперед, стараясь не обращать внимания на боль.

Его одинокая лампа отбрасывала огромные, мечущиеся тени на стены туннеля, и Арлиан понял, что проход является составной частью — только очень старой — самого рудника и следует за залежами руды, которую здесь добывают. Он видел следы, оставленные на стенах инструментами рабов, тонкие прожилки галенита, слишком незначительные, чтобы тратить на них силы, слой сажи на потолке над нишами, где из года в год вешали лампы.

Его охватило диковинное ощущение, будто он спит и происходящее ему снится — он столько лет прожил в такой же паутине туннелей, прячущихся глубоко под землей, что новое, совершенно незнакомое ему место казалось совершенно нереальным.

Впрочем, если это сон, сказал себе Арлиан, пусть никогда не кончается. Он мечтал выйти из рудника, на солнце и свежий воздух, снова стать свободным, получить возможность прожить свою жизнь так, как ему хочется, самому решать, куда идти. И со временем отыскать лорда Дракона и его головорезов и отомстить им. А потом отплатить драконам за то, что они сделали с его родными.

Местами коридор сужался настолько, что Арлиан не понимал, как здесь помещаются вагончики с рудой. Впрочем, даже в самом узком месте здесь было просторнее, чем в туннелях рудокопов, и у него возникло ощущение, будто мир раскрывает ему свои объятия.

И вот Арлиан подошел к самой вершине, к концу коридора и тяжелой деревянной двери… и заколебался на одно короткое мгновение. А если с той стороны стоит еще один стражник? У него ведь нет никакого оружия, даже камня. А что, если ужасный толстый старик, который привел его в рудник много лет назад, поджидает его снаружи?

Арлиан сжал зубы. Если толстяк там, он свернет ему шею голыми руками. Прежнего испуганного до смерти ребенка давно нет, он стал взрослым мужчиной.

Ему пришлось остановиться и вспомнить, как устроена щеколда — он так давно ничего не открывал! В подземном руднике не было дверей. Оказалось совсем просто, и Арлиан справился с ней без проблем.

В следующее мгновение его окатила волна такого ослепительного света, что он в ужасе шарахнулся назад, решив, что сойдет с ума от яркого сияния. Прикрыв глаза рукой, Арлиан прищурился, но мир все равно заливало алое пламя.

Он понял, что видит внутреннюю поверхность собственных век; свет снаружи оказался таким ярким, что он проник сквозь кожу.

Но глаза начали постепенно привыкать, и спустя несколько минут Арлиан осмелился снова приоткрыть дверь — совсем чуть-чуть.

На небе светило солнце.

Арлиан так много времени провел в темноте, что глаза не выносили света дня.

Однако он знал, что ему надо выйти наружу, в невыносимое сияние, и постараться уйти подальше от рудника, пока кто-нибудь не сообразил, что он бежал. Он сделал шаг вперед, продолжая прикрывать глаза рукой.

И почувствовал, как его окатил поток воздуха. Что-то не так. Арлиан задрожал, на теле появились мурашки.

Это же ветер, сообразил он вдруг, — просто дует холодный ветер. А непривычное ощущение — холод, в руднике температура круглый год одна и та же, если не считать тех мест, где лампы нагревают воздух. Он забыл.

Арлиан сделал еще шаг вперед и попытался оглядеться по сторонам, продолжая прикрывать глаза от солнца.

Все казалось вымытым, почти белым, цвета какими-то выгоревшими, тусклыми и неинтересными, но он видел уходящую в небо вершину желтого холма, следы от колес вагончиков у самых своих ног, а впереди — склон, заросший высокой зеленой травой, и прекрасную долину.

Слева располагалось несколько строений, какие-то невысокие сооружения из камня и соломы — наверняка контора рудника. Именно здесь лорд Дракон продал его толстяку. Если кому-нибудь придет в голову выглянуть в одно из дюжины окошек, его заметят сразу. И мгновенно поймут — судя по тряпью, бледной коже и изможденному лицу, — что он беглый рудокоп.

Нужно побыстрее убраться от окон. Следы вагончиков уходили налево, мимо строений, на дорогу, проложенную по склону, а затем вниз и в сторону от холма.

Значит, идти налево и прямо нельзя. Арлиан повернул направо и зашагал вперед, стараясь держаться поближе к склону холма в надежде, что в случае необходимости ему удастся спрятаться в тени серых камней. Вскоре он понял, что медленно взбирается наверх.

Он довольно быстро добрался до вершины холма и остановился среди деревьев, оглядываясь по сторонам и обхватив себя руками в безнадежной попытке хотя бы немного согреться.

Арлиан не знал, какое сейчас время года — ранняя весна или поздняя осень, пока не заметил на земле листья, недавно облетевшие с деревьев, — значит, все-таки осень. Он понял, что ему не нравится такая погода — слишком холодно.

А мир вокруг такой странный, такой напряженный — чужое, неприятное ощущение ветра на коже, жалящий яркий свет, сочные диковинные цвета. Непривычные запахи вернули его в прошлое, всколыхнув детские воспоминания, с которыми, ему казалось, он давно расстался.

Безжалостный, яркий, холодный, чужой мир причинял Арлиану физические страдания, но он знал, что не хочет потерять его снова. Лучше смерть, чем жизнь в руднике.

Он дал себе торжественную клятву, что никогда туда не вернется. Значит, нужно хорошенько все обдумать и спланировать, а не бесцельно бродить по округе. Нужно понять, где он находится и куда следует идти.

Слева высилась заросшая лесом вершина холма, и никаких признаков людей; справа, от подножия холма начинались открытые поля, а вдалеке Арлиан заметил крытые соломенными крышами дома. Солнце слегка переместилось и покинуло зенит, следовательно, оно находится на западе, а сам Арлиан двигается на северо-запад.

Арлиан решил, что правильнее всего повернуть на север — отыскать его среди деревьев будет непросто, а на пути преследователей встанет сам холм. У него сложилось впечатление, что в лесу на севере нет никаких поселений, тем меньше шансов, что его кто-нибудь увидит и доложит, кому следует, о беглом рабе. К тому же и глазам, которые еще не совсем привыкли к свету, будет легче. Деревья сбросили большую часть листвы, но еще дают какую-то тень, да и спрятаться от пронизывающего ветра не помешает.