Мир Деревьев - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 17

Несмотря на то, что фраза была произнесена очень тихо, голова Виолы дернулась, будто от пощечины, затем ее огромные глазищи вдруг стали в два раза больше, кровь прилила к щекам и шее, чувственный ротик скривился, словно вместо сладкой хмельной амброзии в ее бокале плескался лимонный сок или хуже того – неразбавленный уксус. Если бы Феллад знал свою мать немного лучше, он бы понял, что своим, как ему казалось, невинным упреком он ненароком разбудил спящего тигра, да что там тигра – стаю чешуйчатых волчар или еще какой нечисти, обитающей в зонах отторжения.

– Как ты смеешь, молокосос, незаслуженно обвинять свою мать! Ты даже представить не можешь, сколько я всего перенесла за те бесконечно долгие восемь лет совместной жизни с твоим папашей! И вот теперь, когда он… – Виола запнулась на мгновение и тут же продолжила: – Когда он, может быть, уже не живой, родной сын упрекает меня в том, что будто бы я во всем виновата…

После этих слов она вновь разрыдалась, теперь с удвоенной энергией. Но Феллад каким-то шестым чувством уловил явную фальшь в ее голосе и во всей манере ее поведения.

– Хватит, мама, ваньку валять! Разыгранный тобой спектакль выглядит, по меньшей мере, неубедительно. Хочешь, я объясню тебе, за чем ты примчалась ко мне, едва узнав о том, что отец не вернулся из рейда? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ты пришла сюда вовсе не потому, что так уж сильно принимаешь к сердцу смерть уже давно не близкого тебе человека. Все эти пятнадцать лет тебя грызла совесть, поскольку на подсознательном уровне ты понимала, что испоганила жизнь одному очень хорошему и доброму мужчине до такой степени, что тот сломя голову кинулся на поиски собственной погибели. И теперь ты здесь, чтобы найти в моем лице хоть какое-нибудь утешение и оправдание. Тебе было бы сейчас намного легче, если бы я сказал, что Дрок Рыжий был плохим мужем, отвратительным отцом и вообще, совершенно никчемным человеком. Ведь так? – Он бросил гневный взгляд на мать и не дождавшись ее реакции продолжил: – Да, да, именно так, тебе очень хотелось бы услышать от меня эти слова, хотя в их справедливость ты и сама не веришь… Не дождешься дорогая матушка. Мой отец был настолько тонким человеком, что даже своей смертью он не хотел никому причинить каких-либо неудобств. И тебе, мама…

Феллад не закончил своей обвинительной речи, поскольку бокал с вином неожиданно выпал из ослабевшей руки матери, она ладонями закрыла свое лицо и плечи ее вновь затряслись от горьких рыданий. Однако теперь это были искренние слезы, а не прежние демонстративно-показушные переживания кокетливой пустышки.

Молодой человек и сам был не рад, что немного перестарался. Учила же его родная тетушка быть ну хоть чуть-чуть осмотрительнее в разговоре, и некоторые свои соображения держать при себе. Да видно плохо учила – мало ему разбитых носов сверстников, которым не всегда приходилась по душе излишняя прямота характера Феллада, теперь родную мать обидел, хоть и было за что, однако все равно неприятно. Чтобы хоть как-то смягчить боль от неосмотрительно нанесенной душевной раны, он подскочил со своего кресла, подошел к матери и начал неумело по-мужски гладить ее по голове, пытаясь при этом неуклюже утешить рыдающую женщину добрым словом:

– Будет тебе, мама. Ну, дурак я… несдержанный на язык дурак. Стоит ли обращать внимание на обалдуев? Прости, ляпнул не подумав.

Однако его слова возымели совершенно противоположное действие. Вместо того, чтобы успокоиться, Виола еще сильнее расплакалась. Чтобы ненароком не усугубить ситуацию Феллад замолчал и отдернул руку от головы матери.

Вволю выплакавшись, женщина бросила на пол свой промокший насквозь платочек и, благодарно кивнув, приняла чистый носовой платок из рук сына.

– Сынок, я плачу не потому, что ты так уж сильно обидел свою маму. Обидел, конечно, но дело вовсе не в этом. По большому счету ты сказал чистую правду, но ты еще молод и глуп и, наверное, не в курсе, что людям, а в особенности женщинам, правда в больших количествах категорически противопоказана. Да, я плохая и безответственная. Да, я испортила жизнь твоему отцу. Да, мое поведение стало косвенной причиной его гибели. Но, сынок, вся моя вина заключается всего лишь в том, что я разлюбила этого человека и ушла от него…

– А может быть, ты никогда его не любила?

– Нет, Фелл, твой папенька вначале нашего знакомства никакого внимания не обратил на твою мать. Мне пришлось приложить максимум смекалки и изворотливости для того, чтобы подцепить Рыжего Дрока на крючок. Однако после нескольких лет жизни мне показалось, что некогда любимый мною человек превратился в подобие половой тряпки, которую можно вертеть, как заблагорассудится, пинать из угла в угол или попросту выбросить за ненадобностью в компостную кучу. Наверное, так случается в каждой семье всякий раз, когда один из супругов любит другого более, чем тот того достоин. Я начала потихоньку провоцировать супруга, чтобы определить степень его – как мне тогда казалось – бесхребетности. Твой отец прощал мне любые выходки и проказы. Каюсь, сын, я даже несколько раз изменила твоему отцу с другими мужчинами. В результате каждый из моих горе любовников угодил в медицинский кокон, а меня даже не пожурили толком. Если бы Рыжий Дрок после того, как разобрался с ними пришел, задрал мне юбку и вмазал, как следует своей медвежьей лапищей по моей вертлявой заднице, все могло быть совсем по-другому. Но он не смел не то, что поднять руку на свою ненаглядную женушку, излишне сильно дунуть на меня боялся, чтобы ненароком не простудилась. Сам понимаешь, с этим безвольным типом жить дальше под одной крышей я не могла себе позволить, поскольку, грешным делом, начала подумывать о самоубийстве или хуже того – убийстве твоего папочки. После моего ухода из Клана Единорога я поменяла не один десяток мужей, но, признаюсь тебе как на духу, такого мужчину как твой отец я так и не встретила. Все они на поверку оказывались мелкими себялюбивыми личностями, ставящими во главу угла свое гипертрофированное эго и не способными испытывать настоящие чувства… – Виола осеклась, будто осознала, что ненароком излишне разоткровенничалась в присутствие сына, но после короткой паузы окончательно взяла верх над своими чувствами и уже твердым голосом закончила: – В общем, ты прав, сынок – я пришла сюда для того, чтобы услышать из твоих уст, каким плохим отцом был Рыжий Дрок. Но теперь я рада за то, что ты у меня стал совсем взрослым, вполне научился разбираться в людях и ни при каких обстоятельствах не станешь кривить душой.

Виола поднялась с кресла, подошла к Фелладу, крепко обняла его за шею и, встав на носки, поцеловала в щеку со словами:

– А теперь прости, сын, мне нужно уходить.

– Куда же ты, мама, на ночь глядя? – забеспокоился Феллад. – Я распоряжусь, Трифон тебе подготовит отдельную комнату…

– Не беспокойся и не волнуйся за меня. Твоей непутевой матушке сейчас необходимо побыть одной: вволю нареветься, помянуть добрым словом моего незадачливого супруга и вообще… – Что такое это «вообще» Виола не стала объяснять, хорошо поставленным командирским голосом она скомандовала: – Трифон, дверь! – и как только в стене возник проем входной двери, выскочила в душную темноту летней ночи.

– Вот так всегда, – проворчал недовольно Трифон, – не успела появиться, как снова ее куда-то несет.

Феллад никак не прокомментировал уход матери. Вместо этого он обратился к Трифону с вопросом:

– А теперь выкладывай все, что тебе сообщили Деревья об обстоятельствах исчезновения Дрока Рыжего?

За годы проживания под опекой своего бестелесного домоправителя Феллад настолько свыкся с манерой его общения, что вольно или невольно воспринимал Трифона как самостоятельное существо, соединенное какими-то опосредованными связями с всепланетарным мозгом разумных деревьев. Вот и на сей раз он непроизвольно обратился к нему как к мыслящему индивидууму, вполне независимому в своих суждениях и поступках.

– В общем-то, ничего особенного, – тут же начал свой доклад Трифон, – Неделю назад группа пластунов направилась на зачистку участка Дикого Леса, расположенного в верховьях реки Конг. Основной задачей рейда было обнаружение и уничтожение маточных данья пока те не вызрели и не заполонили окрестности древесными точильщиками. Сам понимаешь, если бы такое случилось, молодые посадки на территории нескольких сотен квадратных километров были бы мгновенно уничтожены. Операция прошла вполне успешно – две сотни человек прочесали и зачистили от данья потенциально опасный участок Дикого Леса. Однако по дороге обратно отряд подвергся нападению огромной стаи чешуйчатых волчар. Твой отец и еще пара десятков пластунов обеспечивали отход основной группы. Час с небольшим назад основная часть пластунов прибыла в базовый лагерь, а из группы прикрытия не вернулся ни один. Есть надежда, что кому-либо удалось выжить, но она весьма призрачная, поскольку от стаи чешуйчатых волчар практически невозможно убежать или укрыться даже на самом высоком дереве. Существует вероятность, что группа прикрытия, уводя за собой основную стаю, отходила к подземным лабиринтам Сангаи, созданным, по нашим данным, несколько тысячелетий назад гигантскими скальными червями. В этом случае им удалось бы оторваться от погони, войдя внутрь поскольку ни один волчара ни за какие коврижки добровольно под землю не сунет свой любопытный нос. Однако в этом случае путников подстерегает не менее страшная опасность, таящаяся внутри подземных пещер – их кровожадные обитатели. Поэтому надеяться на то, что твоему отцу и остальным членам группы прикрытия удалось выжить, особенно не приходится.