Путешествие на Запад. ТОМ IV - Чэн-энь (Чэнъэнь) У. Страница 44

Итак, мы уже знаем, что Чжу Ба-цзе спрыгнул с облака на высокую гору и отправился искать дорогу. Ему удалось найти тропу, по которой он и прошел несколько ли. Неожиданно его внимание привлекли две девы-оборотня, которые черпали воду из колодца. Вы спросите, как догадался Чжу Ба-цзе, что они оборотни? А очень просто. У дев были давно вышедшие из моды очень высокие прически. Дурень подошел к ним поближе и крикнул:

– Эй вы, оборотни!

Девы разозлились.

– Какой грубиян, а еще монах! – воскликнули они с возмущением. – Мы его совсем не знаем, никогда и двух слов с ним не сказали, а он позволяет себе так оскорблять нас! – С этими словами девы схватили коромысла и принялись бить Чжу Ба-цзе по голове.

А Дурень, как вы знаете, не взял с собой никакого оружия и ему нечем было отбиваться. Поэтому, получив несколько увесистых ударов, он обхватил голову руками и помчался обратно.

– Братец! Пойдем отсюда! – жалобно взмолился он, обращаясь к Сунь У-куну. – Очень уж лихие здесь оборотни!

– С чего это ты взял, что они лихие? – удивился Сунь У-кун.

– А вот с чего, – стал рассказывать Чжу Ба-цзе. – Под горой, в ущелье, я увидел двух девиц-оборотней, которые черпали воду из колодца. Я их окликнул, а они напали на меня и поколотили своими коромыслами.

– А как ты их окликнул? – спросил Сунь У-кун.

– Да очень просто: «Эй вы, оборотни!».

– Мало они тебя побили, – рассмеялся Сунь У-кун.

– Спасибо на добром слове! – обиделся Чжу Ба-цзе. – У меня и так вся голова распухла!

– «Смиренный благополучно пройдет всю Поднебесную, а невежа и шага не ступит!» – смеясь, произнес Сунь У-кун. – Пойми, ты, наконец, что будь у тебя хоть тысяча рук, все равно надо быть вежливым и обходительным, особенно с незнакомыми. Эти девы – здешние жительницы, а ты – странник монах из далеких стран. С какой же стати ты, ни с того ни с сего, обозвал их оборотнями? Правильно они сделали, что побили тебя. Не меня же им бить за это. Разве ты не знаешь, что «больше всего люди ценят вежливость и музыку»!

– Вот хоть убей не знал я этого! – проворчал Чжу Ба-цзе.

– А известны ли тебе две породы деревьев? – спросил Сунь У-кун. – Ты ведь долгое время жил в горах и занимался там людоедством.

– Что за породы? Понятия не имею! – отвечал Чжу Ба-цзе.

– Одна порода это тополь, а другая – сандал. Древесина у тополя очень мягкая, и опытный мастер вырезывает из нее изображения святых праведников, даже самого Будду Татагату, покрывает их позолотой, раскрашивает, оправляет яшмой, украшает узорами, и десятки тысяч людей воскуривают перед этим изображением фимиам, поклоняются ему. Вот какое безмерное счастье выпадает на долю тополя. А вот у сандала древесина очень твердая. Поэтому сандаловое дерево идет на маслобойки и из него делают жом, который стягивают железным обручем. И все эти мучения сандаловое дерево переносит лишь потому, что древесина у него очень твердая.

– Братец, что же ты раньше не рассказал мне эту притчу? – укоризненно произнес Чжу Ба-цзе. – Может, они и не побили бы меня.

– А что тебе стоит еще раз сходить и вежливо приветствовать их? – лукаво спросил Сунь У-кун.

– Как же я пойду? Они сразу же узнают меня! – возразил Чжу Ба-цзе.

– А ты прими другой облик, – посоветовал Великий Мудрец.

– Ладно, – согласился Чжу Ба-цзе, – но что я им скажу?

– Ты преобразись сперва, а потом подойди к ним, соверши учтивый поклон и разгляди, какого они возраста. Если нам ровесницы, то назови их сестрицами, а если постарше, величай бабушками.

– Нет, так не пойдет! – воскликнул Чжу Ба-цзе. – Мы слишком далеко жили от них, чтобы набиваться в родственники.

– Ну что ты! Вовсе и не надо набиваться им в родню! – рассмеялся Сунь У-кун. – Ты только постарайся завести с ними разговор. Если окажется, что это они похитили наставника, то нам легче будет действовать; если же не они, то и возиться с ними нечего.

– Ты совершенно прав! – согласился Чжу Ба-цзе. – Попробую еще разок сходить к ним!

Ну и молодец Чжу Ба-цзе! Он заткнул за пояс грабли, спустился с горы, встряхнулся и превратился в темнолицего толстого монаха. Медленно, вразвалку подошел он к девам и, совершив перед ними глубокий поклон, протяжно произнес приветствие:

– Бабуси! Бедный монах бьет вам челом!

Девы развеселились.

– Вот это настоящий монах! – защебетали они. – И поклонился как следует и вежливые слова сказал.

– Ты откуда, почтеннейший? – спросили девы.

Чжу Ба-цзе растерялся, куда-то в сторону махнул рукой и пробормотал:

– Оттуда!

– А куда направляешься?

– Туда!

– Как же тебя зовут?

– Как зовут? – повторил Чжу Ба-цзе, не зная, что сказать.

Девы звонко рассмеялись.

– Всем хорош этот монах, только простоват немного. Повторяет чужие слова, сам ничего сказать не умеет.

– Бабуси, – набравшись духу спросил Чжу Ба-цзе, – вы для чего воду набираете?

– А ты и не знаешь, почтеннейший, – затараторили девы, – наша хозяйка нынешней ночью притащила к себе в пещеру Танского монаха и хочет завлечь его. У нас в пещере вода не чистая, вот она и послала нас сюда за этой прекрасной водой, в которой слились силы Инь и Ян. Скоро у нас начнется богатый пир, разных яств и плодов будет видимо-невидимо, и все постные, специально для этого Танского монаха. А вечером хозяйка породнится с ним!

От этих слов Чжу Ба-цзе весь как-то сжался и опрометью бросился бежать, крича на ходу:

– Ша-сэн! Неси сюда поклажу скорей! Разделим ее между собой – и баста!

– Что ты, братец! – откликнулся Ша-сэн. – Зачем же мы станем устраивать дележ?

– Ты возьмешь свою долю и вернешься к себе на реку Сыпучих песков и опять станешь людоедом, я отправлюсь в Гаолао-чжуан повидаться с родными, а старший брат Сунь У-кун – в свою пещеру на горе Цветов и плодов, где станут прославлять его мудрость. Белый конь пусть возвращается в великое мореокеан и снова станет драконом. Наш наставник решил породниться с девой-оборотнем и, видно, останется жить у нее в пещере! Нам делать здесь больше нечего, и мы вправе жить теперь, как нам вздумается.