Одиннадцать сребреников - Асприн Роберт Линн. Страница 16

Ганс ждал, не сводя глаз с Мигнариал. Как он и ожидал, девушка, слегка заикаясь, заговорила уже на его языке, которому научили ее родители. Ганс был уверен, что она повторяет то, что только что сказала на ином наречии, на языке, которого не знал никто, кроме с'данзо.

— Я — с'данзо. Ты мой мужчина. Я твоя женщина. Женщина должна делать то, что делает женщина. М-мужчина д-должен делать то, что должен делать м-мужчина.

Ганс кивнул и сглотнул слюну.

— Это же самое ты сказала на языке твоих предков? Мигнариал наклонила голову в знак согласия и добавила:

— На языке моих отцов и матерей.

Ганс протянул руку и взял ее ладонь в свою.

— Я слышал твои слова. Я люблю тебя, женщина. Он крепко держал Мигнариал за руку, чтобы не дать ей броситься вперед, к нему в объятия. Девушка понимала это. Они долго смотрели друг другу в глаза. Затем Ганс отпустил руку Мигнариал, отступил в сторону и причмокнул, заставляя онагра двигаться дальше.

ЛЕС

Пустыня осталась позади. Почва под ногами путников становилась все менее и менее песчаной, заросли колючих сорняков сделались гуще, а затем уступили место обычной траве. Дальше к северу виднелись кустарники, а порою и одинокие деревца. А еще севернее темнел лес, хорошо различимый даже при лунном свете. Ганс и Мигнариал не знали, насколько велик этот лес, однако он тянулся широкой полосой с востока на запад, как бы обозначая северную границу пустыни. Инас начал упираться, так что его приходилось тянуть за недоуздок: онагр хотел попробовать на вкус нежную зеленую травку.

— Погоди, Инас, успеешь еще, — сказал Ганс. — Прекрати дергать головой, а то я посажу тебе на шею Нотабля, чтобы он погонял тебя.

В течение некоторого времени путники не видели никаких признаков того, что в этом лесу когда-либо бывали люди. Но затем они вышли на дорогу, как и предсказывал Ганс.

— Ну вот, теперь мы знаем, что дорога здесь есть, так что давай уйдем от нее. Нам лучше держаться поближе к деревьям. — И Ганс мысленно добавил: «На всякий случай».

Мигнариал с опасением посмотрела на темный лес.

— Как ты думаешь, там, в лесу, есть какие-нибудь звери.., я хочу сказать — дикие звери?

— Сомневаюсь. Я думаю скорее о людях на дороге, чем о зверях в лесу. Тем более что это почти самая опушка. Хищники охотятся на животных, которые едят траву. А на этой полоске вряд ли может пастись целое стадо, так что и хищники сюда не ходят. Смотри, Инас совсем не беспокоится. Это значит, что он не учуял никакой опасности.

— Это, конечно, хорошо, — с сомнением произнесла Мигнариал. — Э-э.., а слоны едят траву? Ганс фыркнул.

— Едят. Только здесь мы слона не встретим. Им нужно гораздо больше травы, чем растет тут, на самом краю пустыни. Если хочешь, можешь залезть на дерево, я тебя подсажу. Там тебе будет спокойнее?

— Ганс, я волнуюсь за Инаса, а не за себя! Если с ним что-нибудь случится, мы попадем в безвыходное положение, ведь тащить на себе всю поклажу мы не сможем. И вообще тогда мы будем ползти, как улитки.

— У нас будут лошади, — угрюмо ответил Ганс.

Мигнариал, смирившаяся с его опасным замыслом, не сказала ни слова.

— Смотри, Мигни, эти кусты отгораживают лес от дороги. Почему бы тебе не остаться здесь? Тогда тебе можно будет не заходить в лес. Там слишком темно.

Путники остановились, привязали к задней ноге Инаса длинную веревку и пустили его попастись на травке, а сами тем временем сняли со спины онагра поклажу. Ганс развязал один из вьюков, а Мигнариал проскользнула сквозь кусты на небольшую полянку, полускрытую зарослями.

— Ганс! Здесь ягоды! Настоящие ягоды! Ох, Ганс, смотри — это действительно ягоды! Значит, мы и вправду выбрались из пустыни!

Ганс, раздраженный непривычной и не подходящей для него ролью главы семьи, предупредил девушку, что есть незнакомые ягоды опасно. Не успел он закончить фразу, как Мигнариал ойкнула. Ганс ощутил в животе внезапный холодок, вызванный тем чувством, которое он сам называл беспокойством, а кое-кто именовал страхом.

Однако Мигнариал поспешила успокоить его:

— Все в порядке, Ганс. Это ежевика! Я никогда раньше не видела, как растет ежевика — я видела ее только в корзинах на рынке. Я и не знала, что ежевичные кусты такие колючие.

— Колючие, — машинально повторил Ганс, занятый своим делом.

— Ну да, на них шипы. Ой! Ну и что, неважно. А ягоды такие вкусные! — Судя по голосу, она подошла ближе к нему. — Вот, Ганс, попробуй еже.., ох!

Занятая сбором ягоды, она не видела, как Ганс переоделся. Вор по кличке Порождение Тени облачился в свою «рабочую» одежду.

Ганс был среднего роста, худощав и строен, но в своем черном облачении казался выше. Туника и узкие штаны из матово-черной ткани в сочетании со смуглым цветом его кожи позволяли ему ловко скрываться в темноте. Со стороны казалось, что Шедоуспан просто растворяется в густой тени. Некоторые даже полагали, что здесь не обошлось без колдовства. Но Шедоуспану не требовалась магия — ему хватало умения. Не он придумал прозвище, под которым его знали в Санктуарии. Просто несколько лет назад кто-то упомянул о том, что Ганс так легко растворяется в тени и появляется вновь, словно сама эта тень породила его. Приятель человека, произнесшего эти слова, насмешливо фыркнул: «Порождение тени!» Так и родилось это прозвище.

— Спасибо, Мигни. Ум-м-м. Вкусно! Мигнариал вздохнула, прикусила губу и окончательно смирилась с тем, что, по заверению Ганса, было неизбежно.

— Может быть, дать тебе немного моей сурьмы для глаз, чтобы ты зачернил ею лицо?

— У меня лицо от природы темное. Никто не увидит меня в темноте, если я не улыбнусь. А я не буду улыбаться.

Мигнариал кивнула, глядя на него. Нельзя сказать, чтобы кругом царил непроглядный мрак, однако было довольно темно. Луна уже скрылась за лесом. Ганс и прежде был смуглым, а от пустынного загара его лицо и руки стали еще темнее. Черные, словно ночь, волосы слегка вились, закрывая уши, однако не доставали до плеч. Глубоко посаженные глаза, блестящие, словно черный агат, прятались под густыми черными бровями, почти сходящимися над переносицей. Нос Ганса, тонкий и украшенный изрядной горбинкой, при желании можно было бы назвать ястребиным.

Мигнариал знала, что у Ганса сейчас при себе имеется несколько ножей, однако она заметила только четыре. Изогнутый кинжал на левом боку и длинный ибарский клинок на правом, тонкие и плоские метательные ножи в ножнах, притороченных к правой руке — на предплечье и повыше локтя. Девушке было известно, что еще один нож спрятан у Ганса в голенище. Если судить по рукояти, нож этот служил всего лишь украшением, однако такое мнение было глубоко ошибочным. Помимо этого Ганс взял с собой несколько шестиконечных звездочек с острыми краями, также служивших метательным оружием.

— Ты возьмешь меня с собой или мне нужно идти сзади?

— Мигни.., будь оно все проклято, оставайся здесь! Я в темноте чувствую себя как дома, ты же знаешь. Я умею двигаться бесшумно, и мои сапоги сшиты специально для этого.

Ты посмотри на себя! Разве в этой куче юбок ты сможешь бежать.., или красться по лесу?

Не сказав ни слова, Мигнариал начала развязывать юбки. Ганс шагнул к ней и положил ладони ей на плечи:

— Мигни, прошу тебя, подумай хорошенько. Мне будет гораздо безопаснее, если тебя не будет со мной.

Вид у Мигнариал был удрученный, однако ей не оставалось ничего другого, как признать правоту Ганса и смириться с нею.

— Но.., но я же буду так беспокоиться за тебя, милый! Я буду так бояться за тебя!

— Как ты думаешь, что мне еще нужно взять с собой, а? Мигнариал покачала головой:

— Нет, я.., ох, ты подумал про видение, правда? Ты думаешь, я видела что-то для тебя? Нет, ничего. Может быть, это означает, что нет никакой опасности… Ганс, садись на Инаса и следуй за Нотаблем. Тебе будет нужен Инас, Ганс.

Ганс пристально смотрел на нее в ночном сумраке, который здесь, на опушке леса, сгустился до почти непроглядной тьмы.