Сердце полуночи - Кинг Джордж Роберт. Страница 20

– Это моя внучатая племянница, внучка моей старшей сестры, Юлианна Эстовина.

"Неужели это племянница Кляуса? – удивился Казимир. – Каким образом может это чистое, незапятнанное создание принадлежать к той же семье, что и этот мерзкий старикашка?”

Он уставился на Юлианну словно громом пораженный; если не считать черных волос, во всем остальном она была полной противоположностью старейшины гильдии трубадуров, лучом света в его мраке, островком чистоты и невинности в его распутстве и грехе.

Казимир упал на свое здоровое колено, сдвинул маску с лица и коснулся губами ее шелковистой руки.

– Как я счастлив, Юлианна Эстовина, что у вашего деда есть столь злобный и неуправляемый пес. Если бы не он, разве мы встретились бы с вами?

Казимир уже поднимался, когда Кляус снова заговорил:

– Приношу свои глубочайшие извинения, дорогой Геркон. Я понятия не имел, что этот молодой человек – ваш воспитанник.

Казимир остолбенел. Геркон Люкас, незаметно подошедший к собравшимся, гулко расхохотался.

– Он действительно превосходен в некоторых областях, – заметил Люкас не без сарказма. – Мне остается только надеяться, что его талант окажется равным его честолюбию.

Казимир украдкой взглянул на Люкаса, и тот поймал его взгляд, ответив мрачной, понимающей улыбкой. Затем юноша снова обратил свой взор к Юлианне.

– Скоро мы узнаем, каков его талант, заметил Мейстерзингер, хорошо отработанным жестом указывая на регистрационную книгу. – Он записался для участия в турнире. Сейчас, однако, он должен спеть нам прелюдию, как и все остальные.

Он схватил Казимира за руку и потащил в сторону, подальше от Юлианны.

– Идем, Раненое Сердце. На сцену! Ты споешь нам, музыканты уже ждут.

Казимир вырвался из рук Мейстерзингера и снова посмотрел на белокожую красавицу.

– Я исполню эту песню для вас, леди Юлианна.

Он опустил на лицо свою ухмыляющуюся маску и, прихрамывая, пошел к сцене. Люкас и Кляус сопровождали его, идя по сторонам и чуть сзади.

– Если твой голос окажется не столь приятным для слуха, как твоя ложь, – злобно прошептал Люкас, – я публично откажусь от тебя и прикажу тихонько тебя прикончить.

Казимир не ответил, стараясь вести себя с максимальным достоинством, которое только было возможно с его прокушенной ногой. Наконец он приблизился к сцене, и Кляус с Люкасом уселись в переднем ряду, словно пара воронов. Один из музыкантов, седой старик с древней трехструнной скрипкой, наклонился к юноше:

– Что мы должны для вас исполнить? Казимир отмахнулся от него:

– Я не стану петь под стоны твоего инструмента!

Музыкант нахмурился и затряс головой. Люкас наградил юношу убийственным взглядом, однако Казимир и вовсе не обратил внимания на своего “наставника”. Он шагнул к самому краю сцены и слегка откашлялся:

– Я – Раненое Сердце.

По толпе пронесся шепот и смешки.

– Он певец или сама песня?

– Мне кажется, что он – не Раненое сердце, а Раненая нога.

– Сразу видно, это человек не из Хармони-Холла.

– Приготовьтесь, сейчас последует “Серенада уличных котов”.

Казимир снова кашлянул, чтобы заставить глушителей замолчать. Как ни странно, но после своей встречи с Юлианной, он не чувствовал гнева по отношению к этим чванливым и самодовольным людишкам. Одно лишь легкое покровительственное раздражение ожило в его груди.

– Я Раненое сердце, – повторил он, и я спою балладу “Раненое Сердце” для прекрасной дамы по имени Юлианна.

Снова раздались злобные смешки. Один из учеников Хармони-Холла даже попытался утешить девушку. Не обращая внимания на шум, Казимир закрыл глаза и запел. Его чистый и печальный голос без труда заглушил бормотание толпы.

Чудесный голос Казимира заставил замолчать даже самых отъявленных скептиков. Звучавшие в его голосе искренность и печаль, чистота тонов, не смягченных даже вибрато, которому обучились певцы в Хармони-Холле, пронизали толпу и достигли Юлианны. Казимир подставлял ее себе пронзенной стрелою, медленно умирающей в его объятиях под скорбную мелодию его песни.

– Прирожденный певец… – зашептались гости. – Скорее соловей, чем кот из подворотни. Три сотни золотых в месяц, но ты все равно не споешь так, как он…

Пока собравшиеся обменивались впечатлениями, кто-то в переднем ряду захлопал. Казимир повернулся на звук, а вслед за ним повернулись и остальные. На всех лицах было написано одинаковое удивление.

Аплодировал Геркон Люкас.

Один за другим менестрели присоединялись к прославленному барду. Даже Зон Кляус, чье лицо приобрело легкий зеленоватый оттенок, с видимой неохотой трижды хлопнул в ладоши.

Неожиданно в толпе гостей возник какой-то новый звук. Шумные аплодисменты смешались с удивленными возгласами и возмущенными восклицаниями. Хлопки стали реже, а потом и вовсе затихли. Потрясенные гости вскакивали со своих мест, освобождая дорогу. Казимир вытянул шею, чтобы рассмотреть причину беспорядка. Люкас и Кляус вскочили.