Сердце полуночи - Кинг Джордж Роберт. Страница 61
– Милил простил и очистил тебя, Казимир, – продолжал Густав. – И поскольку ухо твое не отмечено видимым знаком внутреннего исцеления, прощение Милила должно быть запечатлено во плоти твоей.
Он потянулся к алтарю и, не глядя, взял в руку серебряный кинжал. Держа серебряный клинок пред Казимиром, Густав продолжал мрачным и торжественным голосом:
– Эгот нож, благословленный руками жреца Великого Милила, и есть теперь тот самый клинок, каким Милил разрезал свое ухо. Прикоснись же кончиком его к своему языку.
Казимир подчинился, и Густав продолжал:
– Сим ты подтверждаешь, что грехи твои изверглись изо рта твоего и проникли в твои уши контрапунктом к божественной песне Милила. Прежде чем ты отречешься от этих звуков, искаженных греховным диссонансом, припомни все свои богохульства, убийства и попытки самоубийства и подумай о вере, смирении и повиновении песне Милила, о бесценных чужих жизнях.
Густав шагнул к Казимиру, и рука его скользнула за ушную раковину юноши. Подняв нож высоко в воздух, жрец сказал:
– Прежде чем кинжал опустится, Казимир, припомни лица всех тех, кого ты убил. Пусть этот знак скрепит твою память!
Двумя ловкими ударами острого ножа он вырезал в ухе Казимира треугольное отверстие и подставил под струйку брызнувшей крови деревянную чашу. Окровавленный нож и кусочек плоти он возложил на алтарь, затем вынул из кармана кусок беленой холстины и приложил к ране, унимая кровотечение.
– Милил простил твои деяния, добрый Казимир. Поэтому теперь ты должен петь свою песнь так, чтобы она услаждала слух Бога…
Казимир поднял руку, чтобы удержать возле уха покрасневшую тряпку, и только теперь заметил Ториса, который подошел к нему и стоял рядом. Лицо его было бледным, и он молчал, однако на бескровных губах его играла слабая улыбка.
Густав взял с алтаря нож и деревянную миску, снял с плеч шелковое покрывало и аккуратно сложил его. Затем он повернулся к двум друзьям.
– Это только первый шаг, Казимир, – сказал он. – Ты прощен, но ты еще не исцелился. Исцеление может произойти не раньше следующего полнолуния, которое наступит через две недели. Тогда ты должен будешь снова прийти сюда для совершения обряда.
Улыбка на лице Ториса погасла, а Казимир побелел.
– Что же, до тех пор я должен воздерживаться от этих… грехов?
– Да, – ответил Густав односложно.
– Почему вы не сказали нам об этом до церемонии?
– Ты можешь надеяться на исцеление, Казимир, только если до наступления полнолуния ты останешься верен песне Милила. Ты не должен богохульствовать, не должен пытаться покончить с собой… И ты не должен убивать, – жрец посмотрел на юношу холодным оценивающим взглядом. – Именно поэтому я ничего тебе не сказал.
Глубоко вздохнув, Казимир ответил старому жрецу так:
– Несмотря на то что ты не очень-то веришь в меня, добрый Густав, я останусь чист перед Милилом и дождусь полнолуния!
С этими словами Казимир сердито развернулся и вместе с Торисом вышел из алтаря.
– Эта рана на ухе делает тебя одним из детей Милила! – крикнул им вслед старик, увидев что Казимир и его приятель достигли полутемной часовни.
– Если Милил не спасет меня, я прокляну его! – прорычал не оборачиваясь Казимир.
– Избегай греха, и Милил спасет тебя!
Если тебе это не удастся, то проклинай себя, а не его!
Его слова эхом разнеслись в чернильной пустоте, в которой растворились Торис и Казимир. Густав усталой походкой отошел от алтаря и рухнул на первую же скамейку. Закрыв глаза и проведя рукой по спутанным седым волосам, он тихонько запел старинный гимн.