Ради острых ощущений - Френсис Дик. Страница 30

Я так хорошо знал его машину, потому что мне приходило«мыть ее каждый понедельник. По пятницам это делал Берт. Хамбер очень гордился своим автомобилем.

Во время длительных поездок за рулем этого символа благополучия сидела сестра Джада Уилсона Грейс – амазонка с грубым лицом. Она с привычной легкостью справлялась с управлением автомобилем, но не занималась его обслуживанием. Мне ни разу не пришлось с ней разговаривать: она приезжала из дому на велосипеде, выполняла свои шоферские обязанности и на велосипеде же уезжала обратно. Она часто бывала недовольна тем, как помыта машина, но свои замечания передавала мне и Берту через Джада.

Каждый раз, моя автомобиль, я заглядывал в каждую щелку, но Хамбер не был ни настолько любезен, ни настолько неосторожен, чтобы оставлять в перчаточном ящике шприцы или пузырьки со стимулянтом.

Целый месяц стояла морозная погода, и это не только причиняло лишние неудобства, но и задерживало расследование. Пока скачки не проводились, Хамбер не мог давать лошадям допинг, и у меня не было возможности выяснить, какие изменения вносились в распорядок, когда скачки должны были состояться на одном из пяти ипподромов с длинными финишными прямыми.

В довершение всего, Джад Уилсон и Касс вечно торчали в конюшне. Я хотел порыться в конторе Хамбера, кирпичном строении в дальнем конце двора, но это было слишком рискованно – один из них мог в любую минуту войти туда и меня застукать. Я прикинул, что мог бы сделать это, когда Хамбер и Джад Уилсон уедут на скачки: во время обеда Касс уйдет домой, а конюхи будут сидеть в кухне.

Ключ от конторы был у Касса, именно он отпирал ее утром и запирал вечером. Насколько я успел заметить, уходя обедать, он не закрывал дверь, и обычно контора была открыта в течение всего дня, кроме воскресений. Это могло означать, что Хамбер не держит там ничего, что могло бы его уличить. Но с другой стороны, там могло храниться нечто вполне невинное на первый взгляд, но опасное в руках человека, который понял бы смысл и значение находки.

Однако вероятность того, что я смогу распутать все дело с помощью беглого обыска незапертой конторы, была слишком мала, чтобы идти на крупный риск, и я принял решение подождать более благоприятного случая.

Оставался еще дом Хамбера – примыкающее к двору конюшни беленое здание, переделанное из жилья фермера. Пара тайных осмотров дома, сделанных, когда мне приходилось очищать от снега i адовые дорожки, показала, что он представляет собой сверхаккуратное, вылизанное, бездушное жилище, смахивающее на комнаты |» витринах магазинов – безличные и нежилые. Хамбер не был женат, и я не обнаружил во всем первом этаже дома ни одного уютного уголка, где он мог бы проводить вечера.

Заглядывая в окна, я не увидел ни письменного стола, ни сейфа, куда можно было бы запирать что-нибудь секретное. Но я все равно рассудил, что если я ничего не найду в конторе и проникновение туда сойдет мне с рук, я при первой же возможности нанесу визит в дом.

В среду вечером наконец началась оттепель, которая продолжалась в четверг и в пятницу, так что к субботе талый снег превратился в лужицы, и в конюшнях началось оживление, потому что возобновились скачки и охота.

В пятницу Касс предупредил меня, что владелец охотничьих лошадей требует, чтобы они были готовы к субботе, и после второй тренировки я вывел их из конюшни и погрузил в присланный за ними фургон.

Их хозяин стоял, опираясь на переднее крыло до блеска отполированного «ягуара». Его охотничьи сапоги сияли как солнце, кремовые брюки были безупречны, красная куртка сидела без единой морщинки. В руке он держал обтянутый кожей стек и похлопывал им по сапогу. Он был высокого роста, широкоплечий, лет сорока на вид и с противоположного конца двора казался симпатичным. Но, подойдя поближе, я разглядел на его лице выражение недовольства, а на коже – следы пьянства.

– Ты, – сказал он, указывая на меня стеком, – иди сюда.

Я подошел. У него были тяжелые веки и несколько фиолетовых прожилок на носу и щеках. Он глядел на меня свысока, с выражением скучающего превосходства. Во мне пять футов девять дюймов росту, в нем же оказалось дюйма на четыре больше, и он знал, как этим пользоваться!

– Тебе не поздоровится, если мои лошади устанут раньше, чем нужно. Им придется побегать, и они должны быть в хорошей форме.

В его голосе звенели те же нотки богатства и уверенности, что и в голосе Октобера.

– Они будут в форме, если снег позволит, – спокойна сказал я.

Его брови поползли вверх.

– Сэр, – добавил я.

– Дерзость вряд ли сослужит тебе хорошую службу.

– Простите, сэр, я не хотел. Он неприятно засмеялся.

– Я не сомневаюсь. Ведь найти другую работу не так-то просто, а? В будущем придерживай язык, когда разговариваешь со мной, если не хочешь нажить неприятностей.

– Слушаюсь, сэр.

– И если мои лошади в плохой форме, ты пожалеешь, что на свет родился.

За моим левым плечом появился Касс, на лице его было написано беспокойство.

– Все в порядке, сэр? – спросил он. – Роук сделал что-нибудь не так, мистер Эдамс?

Я чуть не подскочил. Мистер Эдамс! Пол Джеймс Эдамс, бывший владелец семи подозрительных лошадей?

– Это цыганское отродье хорошо смотрит за моими лошадьми? – оскорбительным тоном осведомился Эдамс.

– Он не хуже других, – успокаивающе сказал Касс.

– Не самая лучшая рекомендация! – Он злобно взглянул на меня. – Во время морозов тебе хорошо жилось. Слишком хорошо. Теперь, когда снова началась охота, тебе придется попотеть! А я не такой мягкий человек, как твой хозяин.

Я молчал. Он резко ударил стеком по сапогу.

– Ты слышал? Мне труднее угодить!

– Да, сэр, – пробормотал я.

Он разжал пальцы, и стек упал к его ногам.

– Подними, – приказал он.

Когда я нагнулся за стеком, он поставил мне на плечо ногу в сапоге и сильно толкнул меня, так что я потерял равновесие и растянулся на мокрой грязной земле.

Он улыбнулся с жестоким удовольствием.

– Встань, неуклюжая скотина, и подними трость.

Я поднялся на ноги, подобрал трость и протянул ему. Он выдернул ее из моей руки и сказал, глядя на Касса:

– Им надо показывать, что не потерпишь никаких глупостей. Унижать их как можно чаще. Этого, – он холодно оглядел меня с головы до ног, – надо проучить. Что вы предлагаете?

Касс в нерешительности посмотрел на меня. Я взглянул на Эдамса. Это уже было не смешно. Его серо-голубые глаза были странно тусклыми, как у пьяного, но он был совершенно трезв. Однажды я уже видел такие глаза у одного конюха, который у меня работал, и я знал, что это означает. Мне нужно было угадать, и угадать правильно с первого раза, любит ли он издеваться над слабыми или над сильными. Инстинктивно (возможно, видя его физическую силу и явное тщеславие) я догадался, что сокрушить слабого для него не слишком интересно. А стало быть, момент для демонстрации силы не самый подходящий. Я принял такой поникший и запуганный вид, на какой только был способен.

– Боже мой, – с отвращением произнес Эдамс. – Только взгляните на него! Перепугался до смерти. – Он нетерпеливо пожал плечами. – Вот что, Касс, найдите для него какую-нибудь бессмысленную грязную работу – например, чистить дорожки, – и пусть займется. Мне с ним возиться неинтересно. У него нет хребта, который можно было бы сломать. Лучше уж охотиться на лис – вот у кого и хитрость и мужество.

В эту минуту он увидел Хамбера, появившегося в дальнем конце двора, и сказал Кассу:

– Скажите мистеру Хамберу, что мне надо с ним поговорить. Когда Касс удалился, он повернулся ко мне.

– Где ты работал до этого?

– У мистера Инскипа, сэр.

– И он тебя выгнал?

– Да, сэр.

– За что?

– Я… э-э… – Я запнулся. Было просто нестерпимо рассказывать что-то о себе подобному типу. Но если он убедится, что я не соврал ему в мелочах, то потом проглотит самую наглую ложь.

– Отвечай, когда я тебя спрашиваю! – холодно проговорил Эдамс. – За что мистер Инскип тебя уволил?