Ради острых ощущений - Френсис Дик. Страница 36

– Это не так, сэр, – беспомощно возразил я.

– Давай проверим, а?

Он протянул руку в сторону Хамбера, и тот дал ему свою палку. Эдамс замахнулся и здорово огрел меня по бедру. Если я хотел остаться в конюшне, мне надо было остановить его. На этот раз ничего не оставалось делать, как молить о пощаде. Ловя ртом воздух, я сполз по двери и сел на землю.

– Нет, сэр, не надо! – крикнул я. – У меня есть таблетки. Я до смерти боялся Микки, поэтому в субботу я попросил аптекаря в Поссете продать мне какое-нибудь лекарство для храбрости, и с тех пор все время его принимаю.

– Какие еще таблетки? – недоверчиво спросил Эдамс.

– Он их называл транквил… что-то там. Я не разобрал толком.

– Транквилизаторы.

– Вот-вот, транквилизаторы. Не бейте меня больше, сэр, пожалуйста. Просто я страшно боялся Микки. Не надо меня бить, сэр.

– Черт возьми! – Эдамс расхохотался. – Черт меня возьми! Что они придумают в следующий раз?

Он отдал трость Хамберу, и они неторопливо направились к соседнему стойлу.

– Принимать транквилизаторы, чтоб поджилки не тряслись! Почему бы и нет? – Все еще пересмеиваясь, они вошли в стойло.

Я медленно поднялся и стряхнул грязь со штанов. Убей бог, подавленно думал я, выбора у меня не было. И почему только мы так носимся со своей гордостью и нам так тяжело с ней расставаться?

Ясно как день, что слабость – мое единственное оружие. У Эдамса определенная склонность считать любое проявление силы духа личным вызовом ему и его способности подавить это проявление. Хамбера он подчинил своему влиянию, от Касса требовал неукоснительного и быстрого исполнения любых приказов, эти двое были на его стороне. Если я решусь даже на самый слабый протест, наградой мне будет уйма синяков, а Эдамс задастся вопросом, почему я остаюсь и напрашиваюсь на дальнейшие неприятности. Чем упорнее я буду цепляться за место, тем подозрительнее это будет ему казаться. Сказка о выплате рассрочки надолго его не убедит. Он далеко не дурак. Если он начнет задумываться, то вспомнит, что я пришел из конюшни Октобера. Он, безусловно, знает, что Октобер – председатель Комитета, а стало быть, его неизбежный враг. Вспомнит он и о Томми Стейплтоне. Естественная для преступника сверхчувствительность к опасности не позволит ему спать спокойно. Нет ничего легче, чем выяснить на почте, что я не посылаю никаких денег каждую неделю, и обнаружить, что аптекарь не продавал мне транквилизаторов. Эдамс слишком глубоко увяз, чтобы рисковать. Ему не нужны продолжатели дела Стейплтона под самым носом, и если он только заподозрит неладное, самое меньшее, что мне грозит, – это окончание карьеры детектива.

Если же он будет по-прежнему убежден в моей полнейшей бесхребетности, у него не возникнет никаких подозрений и я смогу в случае необходимости остаться здесь еще недель пять-шесть. Только не дай Бог, чтобы такая необходимость возникла!

Эдамс был совершенно прав, когда инстинктивно встревожился, узнав, что за Микки теперь смотрю я, а не Джерри. За то время, что я провел с ним, у меня сложилось довольно точное представление об истинной причине его болезни, и все разрозненные сведения о подозрительно возбужденных победителях соединились в ясную картину. В общих чертах я уже знал, как именно Эдамс и Хамбер заставляли лошадей выигрывать.

В общих чертах – да, но не в деталях. Теория пока не имела доказательств. Детали и доказательства требовали еще времени, и если я мог купить время, только сидя на земле и умоляя Эдамса не бить меня – что ж, мне придется это делать. И все же это было отвратительно.

Глава 12

Октобер, судя по его ответу, не смягчился.

«Безответственность», «обязанность» – слова он подбирал что надо.

Я еще раз перечитал описания лошадей. Судя по всему, Стар-лэмп – это Микки, Чин-Чин – Доббин, одна из моих лошадей, а Кандерстег – бледное неуклюжее существо, за которым ухаживал Берт и который был известен в конюшне под именем Флэш.

Если «Блэкберн» побил «Арсенал» 30 ноября, значит, Джерри уже провел у Хамбера одиннадцать недель.

Я разорвал письмо Октобера и написал ответ.

«Сикс-Плай может теперь получить допинг в любом соревновании: он единственный оставшийся у них выстрел, поскольку Олд Итониан и Супермен дали осечку.

На случай, если я разобью голову, упав с лошади, или меня собьет машина, хочу сообщить вам, что на этой неделе я окончательно выяснил, как работает их схема, хотя многие детали мне еще неизвестны».

Я написал Октоберу, что применяемый Эдамсом и Хамбером стимулятор – это действительно адреналин; я также объяснил ему, каким способом, по моему мнению, адреналин попадал в кровь лошади.

«Как вы понимаете, надо установить два основных факта, чтобы можно было возбудить против Эдамса и Хамбера уголовное дело. Я сделаю все возможное, чтобы должным образом завершить свою работу, но не могу этого гарантировать, поскольку время работает против меня».

А потом, повинуясь внезапному импульсу, возникшему, должно быть, от охватившего меня чувства страшного одиночества, я нетвердо приписал:

«Верьте мне. Пожалуйста, верьте мне. Я не сделал Пэтти ничего плохого».

Написав эти слова, я с отвращением посмотрел на вырвавшийся у меня «крик души». Кажется, я становлюсь таким малодушным, каким хочу казаться. Оторвав нижнюю часть страницы, я выкинул жалостные слова в корзину и опустил письмо в ящик.

Решив, что надо, пожалуй, и в самом деле купить какой-нибудь транквилизатор на случай возможной проверки, я зашел в аптеку. Но аптекарь категорически отказался продать мне лекарство, объяснив, что для этого надо иметь подписанный врачом рецепт. Интересно, расстроенно подумал я, сколько пройдет времени, прежде чем Эдамс или Хамбер обнаружат этот щекотливый факт.

Джерри был разочарован, когда в кафе я быстро разделался со своим обедом и оставил его в одиночестве доедать и возвращаться домой; но я уверил его, что у меня неотложные дела. Пришло время осмотреть окрестности.

Я выехал из Поссета и, остановив мотоцикл на обочине, вынул карту, которую периодически изучал всю прошедшую неделю. С помощью карандаша и компасов я начертил на ней две концентрические окружности: внешняя имела радиус восемь миль и центр и конюшне Хамбера, радиус внутренней составлял пять миль. Если Джад, отвозя и привозя Микки, никуда не заезжал по дороге, интересующее меня место должно находиться где-то между этими двумя окружностями.

Некоторые районы можно было не исследовать, поскольку они были заняты угольными шахтами: в восьми милях к юго-востоку начинались предместья быстро растущего шахтерского городка Клейверинга. К северу же и западу простирались обширные вересковые пустоши, перемежающиеся маленькими долинами, подобными той, где располагалась конюшня Хамбера – крохотными плодородными оазисами, разбросанными там и сям по бесконечным, голым, продуваемым ветрами пространствам.

Теллбридж – поселок, где жил Эдамс, – лежал мили на две дальше внешней окружности, так что вряд ли Микки провел там время своего отсутствия. Но все равно, участок между конюшней Хамбера и домом Эдамса заинтересовал меня больше всего, и я решил начать свои поиски отсюда.