Риск - Френсис Дик. Страница 42

— Ты чертовски хорошо понимаешь, о чем я.

— Стойкость сродни налогам, — сказал я. — Глупо платить больше, чем необходимо, но не всегда можно избежать этого.

— И можно ныть и жаловаться, — добавила она, кивнув, — или же терпеть лишения с большим достоинством.

Она хладнокровно допила шерри и предложила перейти к сути дела, ради которого я приехал.

— Попросить сохранить для меня один важный пакет, — объяснил я.

— Ну, разумеется.

— И выслушать довольно длинную историю, чтобы... — Я запнулся. — Я имею в виду, я хочу, чтобы кто-то знал... — Я снова умолк.

— На случай, если ты снова исчезнешь? — прозаически уточнила она.

Я был благодарен Хилари за ее спокойствие.

— Да, — подтвердил я. И рассказал о встрече с Вивиеном Иверсоном на скачках, передав нашу беседу о гарантиях безопасности, обрывах и скалах, падающих на голову.

— Видишь ли, — закончил я, — ты будешь этой самой скалой, если согласишься.

— Можешь рассчитывать, — пообещала она, — я буду тверда, как скала.

— Так вот, — сказал я, — я привез запечатанный пакет с фотокопиями документов. Он в машине.

— Принеси, — распорядилась она. Я вышел на улицу и вынул из багажника толстый конверт. По привычке я заглянул в щель между задним сиденьем и спинками передних кресел и подверг тщательному изучению безобидную улицу.

Насколько я мог судить, никто в машине не прятался и не выслеживал меня. Я был уверен, никто не ехал за мной от ипподрома.

Оглядываться через плечо до конца жизни. Я принес пакет в дом и отдал Хилари вместе с негативами ее фотографий, пояснив, что уже напечатал для себя снимки. Она положила все на стоявший рядом стол, велела мне сесть.

— Сначала я расскажу немного о своей работе, — предупредил я. Тогда ты лучше поймешь. — Я безмерно устал и блаженно расслабился в плетеном кресле; простоватое, волевое лицо Хилари выражало живой интерес и сосредоточенность. Жаль, подумал я, что она носит очки.

— Перед глазами бухгалтера, который долгое время работает на одном месте, особенно таком, как провинциальный город, обычно предстает полная картина местной жизни.

— Понимаю, — сказала она. — Дальше.

— Деловые операции одного клиента, как правило, находят отражение в счетах других. Например, тренер скаковых лошадей покупает корм для лошадей у торговцев фуражом. Я провожу счет-фактуру в ведомости тренера, а затем, поскольку торговец фуражом тоже мой клиент, я провожу накладную еще раз в его отчете. Я вижу, что торговец фуражом заплатил строителю за расширение дома, а позже из ведомости строителя я узнаю, сколько тот заплатил за кирпич и цемент. Я знаю, что жокей заплатил х фунтов за поездку на воздушном такси. Позднее, так как фирма воздушных такси тоже является моим клиентом, я обнаруживаю расписку в получении х фунтов от жокея. Я получаю представление о движении денег в округе... о пересечении интересов... о структуре предпринимательства. Я узнаю имена поставщиков, масштабы бизнеса, и услугами какого рода пользуются люди. Мои знания преумножаются, и в результате у меня в голове складывается некая карта, вроде обширной панорамы, где все названия знакомы и находятся на своих местах.

— Увлекательно, — проронила Хилари.

— Поэтому, — продолжал я, — если вдруг появляются совершенно неизвестные имена и вы не в состоянии найти перекрестную ссылку где-либо еще, то начинаете задавать вопросы. Сначала самому себе, потом другим. Осторожно. Вот таким образом я нарвался на неприятности в лице двух ловких мошенников, которых зовут Глитберг и Онслоу.

— Звучит, как имена комиков из программы мюзик-холла.

— Они забавны, как Черная смерть. — Я удрученно выпил глоток шерри.

— Они работали в городском совете, а составляла отчеты совета и осуществляла аудиторские проверки одна крупная лондонская фирма, которая, естественно, совершенно незнакома с подробностями местной жизни. Онслоу и Глитберг придумали строительную фирму под названием «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», с помощью которой каждый из них прикарманил более миллиона фунтов из денег налогоплательщиков. А у меня был клиент, торговец строительными материалами, получивший несколько чеков от «Нэшнл констракшн (Уессекс)». Я никогда не слышал о «Нэшнл констракшн (Уессекс)» в какой-либо другой связи, и я подробно расспросил своего клиента. Его очевидная паника явилась красноречивым ответом. Глитберга и Онслоу судили, и они отправились в тюрьму, поклявшись отомстить.

— Тебе?

— Мне.

— Отвратительно.

— Спустя несколько недель, — сказал я, — произошла похожая история. Я наткнулся на довольно-таки странные платежи, сделанные директором фирмы электронной техники через компьютерную сеть компании. Его звали Коннат Павис. Он обокрал свою фирму более чем на четверть миллиона и сел в тюрьму, тоже обещая отомстить. Сейчас он снова на свободе, как и Глитберг с Онслоу. С тех пор я стал главной причиной краха еще двух выдающихся растратчиков, и каждый проследовал в камеру, угрожая выпустить мне кишки и перерезать глотку. — Я вздохнул. — К счастью, оба еще отбывают свой срок.

— А я думала, бухгалтеры ведут довольно унылое существование!

— Возможно, некоторые и ведут. — Я осушил рюмку шерри. — Помимо меня этих пятерых мошенников объединяет еще одно, а именно то, что из украденных ими денег не было возвращено ни пенса.

— Правда? — Похоже, она не придала большого значения этому обстоятельству. — Полагаю они лежат себе спокойно на банковских депозитах под разными именами.

Я покачал головой.

— Нет, если только они не разложены буквально на тысячи крохотных вкладов, что кажется не правдоподобным.

— Почему на тысячи?

— В наши дни банки обязаны сообщать в налоговую инспекцию о каждом депозите, проценты с которого составляют пятнадцать фунтов стерлингов и более. Это значит, что инспекции известно обо всех счетах свыше трехсот-четырехсот фунтов.

— Я понятия не имела, — откровенно призналась она.

— В любом случае, — сказал я, — мне хотелось знать, мог ли Павис, Глитберг или Онслоу из мести организовать мое похищение, и я спросил их.

— О Боже!

— Ага. Идея была не очень удачной. Они не сказали ни «да», ни «нет».

— Я мысленно вернулся в тот вечер в клубе «Виват». — Однако они сказали нечто другое... — добавил я и объяснил Хилари, что именно. Ее глаза расширились за стеклами очков, и она пару раз кивнула.

— Да. Понимаю, — произнесла она.

— Вот так, — продолжал я, — обстоят дела в настоящий момент, через несколько лет. Но теперь в моем распоряжении не только мысленная карта местного региона, но и пространное представление о большей части скакового мира с его бесчисленными взаимосвязями. Я веду дела огромного количества людей из этого мира. Их жизни — словно нити, вплетенные в большой ковер, расстилающийся передо мной, они соприкасаются между собой и перекрывают друг друга, и каждая маленькая сделка добавляет новые штрихи, помогая лучше рассмотреть узор в целом. Я сам являюсь его частью как жокей. Я ощущаю движение материи вокруг себя. Я знаю, сколько стоят седла и у кого из шорников дела идут лучше всех, кто из владельцев не оплачивает свои счета, кто играет, а кто пьет, кто копит деньги, кто жертвует на благотворительность и кто содержит любовницу. Я знаю, сколько заплатила женщина, на чьей лошади я скакал сегодня, чтобы сфотографировать своего скакуна на рождественские открытки, которые она рассылала в прошлом году. Я знаю, сколько букмекер отдал за свой «роллс», и тысячи и тысячи подобных деталей. Все они соответствуют друг другу и безвредны. Но когда они выпадают из общей картины... например, жокей вдруг начинает тратить больше, чем заработал, и я обнаруживаю, что он основал полностью новое дело и не указывает в налоговой декларации ни пенса из этих доходов... когда концы с концами не сходятся, тогда я вижу чудище в волнах. Лишь мельком, тщательно спрятанное... Но оно наверняка там.

— Как теперь? — спросила она, нахмурившись. — Твой айсберг?

— М-м... — Я заколебался. — Еще один вор.