Вопреки судьбе (СИ) - "Gannel". Страница 52
- Что же привело вас ко мне? - Миледи попыталась собраться с силами, но голос звучал глухо и слабо. - И чего вы от меня хотите?
Еще она хотела понять, как вышло, что он знаком с лордом Винтером, и когда тот сообщил о ней.
- Я хочу вам сказать, что, упорно оставаясь невидимым для вас, я не упускал вас из виду, - Атос подвинул стул, сел напротив пленницы, не спуская с нее взгляда, полного презрения и ненависти.
- Вам известно, что я делала?
- Я могу день за днем перечислить вам, что вы делали, начиная с того времени, когда поступили на службу к кардиналу, и вплоть до вчерашнего дня, мадам.
Миледи готова была в это поверить. Она уже во все могла поверить, в любой кошмар. Достаточно уже того, что он нашел ее здесь, явился в ночи, как призрак.
- Вы сам сатана!
- Быть может, - равнодушно согласился он. - Однако я пришел сказать вам, что на этот раз ваши преступления будут пресечены. Яд в бокале мадемуазель Луизы - последняя ваша капля, мадам!
- Ах вот оно что! - несмотря на страх, опутавший ее, Миледи рассмеялась. - Вы влюбились, мой дорогой супруг?
По его взгляду она поняла - угадала. Влюбился. И девчонка влюбилась, поэтому и осмелилась прийти к ней тогда, это ради него она осмелилась угрожать!
Рука графа опасно сжала пистолет, но сейчас это не могло испугать Миледи - она чувствовала привкус победы.
- А я так сокрушалась, что не добралась до галантерейщицы! О, если бы я тогда знала об этом! Если бы мне вновь пришлось выбирать, от кого избавиться, я выбрала бы эту девчонку! Я отомстила даже лучше, чем полагала!
Миледи вновь от души расхохоталась.
Атос вдруг стал спокоен, словно не он мгновение назад собирался вынуть пистолет из-за пояса. Он подошел к дверям, позвал в дом лорда Винтера и двух шпионов д’Орбье.
- Господа, - обратился он к вошедшим, - я прошу вас быть свидетелями моих слов.
Мужчины молча кивнули.
- Женщина перед вами совершила много преступлений. В числе них - попытка отравить молодую девушку из другой страны. Сейчас мадемуазель Луиза находится между жизнью и смертью. И я, граф де Ла Фер, даю слово: если она умрет, я лично вернусь, чтобы совершить законный суд.
Люди д’Орбье кивнули, свидетельствуя, что услышали клятву. Милорд помедлил, затем тоже поклонился:
- Да будет так, я признаю, что вы в своем праве, граф. Что будет, если мадемуазель Луиза выживет, и, дай Бог, так и будет?
- Вы сами решите судьбу этой женщины. За прошлые преступления, известные мне, она ответила. Увы, она выжила тогда.
Атос обернулся к бывшей жене.
- Если вы знаете какую-нибудь молитву, мадам, молитесь! Правда, я не знаю, чего вам просить у Господа.
========== Глава 23, о размышлениях Портоса и Арамиса ==========
Кошелек с оплатой гонец мадам Кокнар принес на следующий день после отъезда д’Артаньяна. Портос отправил ответное пламенное послание покровительнице, уверив в своих чувствах.
Еще двое суток господин Портос провел скучая, рана ему уже не мешала, и мушкетер все чаще думал о том, не отправиться ли ему навстречу друзьям. О том, где д’Артаньян их оставил, было известно.
Иногда, правда, Портос подумывал отправиться в Париж, а не дожидаться друзей в трактире. Там его ждала забота мадам Кокнар.
Нельзя сказать, что прекрасный гигант был влюблен в женщину, чья молодость уже ушла. В Париже было немало гораздо более симпатичных дам. Вот только на денежную благосклонность этих дам рассчитывать не приходилось.
Это в своих мечтах и разговорах с другими Портос щеголял намеками на помощь графинь, маркиз и, последнее время, герцогинь. На деле же эти дамы часто останавливали взгляд на атлетической фигуре мушкетера, но видели в нем некоего гладиатора для утех.
Бывало, что и какая-нибудь юная дочь богатого графа восхищенно распахивала глаза при виде удалого солдата в лазоревом плаще. Но вот их папочки были не настроены поощрять такие глупости и пресекали их немедленно. Поэтому рассчитывать жениться на приданом не приходилось.
По всему выходило, что единственные, на кого следует обратить внимание – вдовы или женщины вскоре могущие стать таковыми, преимущественно из мещан, наживших хорошее состояние. Мадам Кокнар, сама обратившая внимание на молодого мушкетера, была как раз подходящей кандидатурой.
Супруга прокурора была дамой немолодой и костлявой, как ее определил бы д’Артаньян, если бы история эта шла привычным путем. Правда, и то, и другое следует понимать по меркам этого времени. Кожа женщины, вынужденной вести многие дела лично, несколько пожелтела и огрубела. А прижимистость супруга не позволяла ей покупать дорогой крем для поддержания увядающей красоты. Мадам Кокнар с трудом удавалось откладывать денег на новый наряд, каждый раз уламывая на это мужа.
Но, несмотря на все это, ради господина Портоса прокурорша была готова пойти на что угодно. Статный красавец занимал все ее мысли. И с некоторых пор вся ее жизнь вертелась возле него, а именно: как облагодетельствовать его и как ему понравиться.
Самому господину Портосу второе было не так и важно. Потому что нравилась мадам Кокнар ему за первое: чем больше милости в денежном эквиваленте проявляла прокурорша, тем более страстным взглядом на нее был готов смотреть мушкетер. Конечно, мадам была бы гораздо милостивее и щедрее, если бы ее муж осчастливил ее вдовством. Но пока этого не происходило.
Портосу оставалось лишь вздыхать, разыгрывать для мадам Кокнар целые спектакли о том, что если она не добудет для него желаемое, он найдет себе иную, более щедрую покровительницу – и более знатную, чтобы посильнее обидеть мадам, напомнив о ее низком происхождении, - затем прощать, уверять в горячих чувствах, которые не позволяют ему предпочесть ей иную женщину, будь она хоть королевского рода.
Обдумав в который раз, куда ехать, Портос пришел к выводу, что в Париже его ждут только упреки мадам Кокнар в том, что к ней проявляется мало внимания, а проявлять его у мушкетера не было цели, поскольку средств, которые он получил, ныне ему было достаточно на его нужды.
- Мушкетон! Седлай коней!
- Вина и мяса захватить?
- Непременно. Вряд ли у любезного Арамиса хорошо кормят. А д’Артаньяну и мадемуазель Луизе вроде бы пришлось по вкусу добытое тобой.
***
Арамис, подумывавший также в эти дни, отправиться ли ему в Париж или вслед за друзьями, в отличие от Портоса не скучал.
Порой на закате к нему являлись воспоминания, а вместе с ними и тоска о прошлых чувствах. Но их молодой человек давил в себе быстро и безжалостно.
Свою будущую жизнь отныне он видел уже четко и ясно. И если раньше к мыслям о карьере в церкви он обращался исключительно в минуты, когда в его жизни случались тяжелые моменты, когда сомневался в чувствах к нему, то теперь Арамис размышлял именно о церковной карьере.