Создатель Героев. Чёрно-белый генерал (СИ) - Розин Юрий. Страница 50

Теперь подумаем, что будет, если переворот будет предотвращен до его начала. То есть если бы ты рассказала обо всем отцу, так или иначе. Да, этот Шадрес будет схвачен, да, его восстание будет подавлено. Но в разуме людей отложится, что против императора уже пытались восстать, а это будет означать, что авторитет Лагарта упадет еще сильнее. К тому же, даже если все это предотвратить, дворяне во главе с Дареосом никуда не денутся. Обвинить их никто не сможет, такие ребята всегда отлично заметают все следы. Но при этом твоему отцу придется снова идти на уступки, чтобы не допустить новых заговоров, а это еще сильнее его ослабит.

А теперь рассмотрим мой вариант. Мы молчим о восстании. Никто, кроме его организаторов о нем не узнает до самого кульминационного момента. И вот в ту секунду, когда ключевая шестеренка всего плана заговорщиков должна будет завертеться в одну сторону, она вдруг неожиданно с бешенной скоростью закрутится в другую. Вместо того, чтобы поддержать оппозицию, ребята во всеуслышание объявят, что переходят на сторону Лагарта. Ты представляешь, что тогда случится? Те, кто участвовал в заговоре и был его основой, то есть те, кто знает участвующих в перевороте, в данном случае Дареоса, неожиданно окажутся за “хороших”. Люди наконец задумаются, поймут, что восстание было в миллиметре, но так и не случилось, потому что его символы встали на сторону императора. Козырь, даже нет, джокер, исчезнет из руки противника и появится у Лагарта.

Но и это еще не все. В тот момент, когда ребята будут стоять на пьедестале и произносить свою речь, на них будет сосредоточено внимание всей империи. От них будет зависеть будущее Палинойи, от пары молодых людей, приручивших пару маленьких котят. И любое их слово превратится в настоящее цунами. И мы уже обсудили, что именно они скажут. Устыдят народ, покажут на его пороки и разрушительную нетерпимость, воззовут к взаимопониманию и человечности, заставят понять, что люди сами загоняют себя все глубже и глубже. И этот день станет новым началом для всей Палинойи.

И скажи мне теперь, что мы должны сделать?» - Все-таки Лазарис был великолепным рассказчиком. Когда в тишине комнаты растворилось его последнее слово, молчание продолжалось еще почти минуту. Молодые люди просто не могли выбраться из величественных картин, что создало их воображение.

Талис с Илой, до этого сильно волновавшиеся из-за свалившейся на их плечи миссии, почувствовали невероятный душевный подъем. Осознание своей роли больше их не пугало, напротив, они ждали этого момента с нетерпением. А Мия, считавшая задумку Лазариса глупой и даже опасной, после такого монолога уже полностью согласилась с каждым его словом. Разве что…

-«Расскажи то же самое и папе! Почему ему нельзя знать?» - Но мужчина покачал головой.

-«Я боюсь не того, что Лагарт узнает, а того, что узнает кто-то еще во дворце. Если даже такой влиятельный человек, как Дареос в этом замешан, доверять нельзя никому. Если нас кто-то подслушает и расскажет о нашей задумке заговорщикам, в лучшем случае они свернут операцию. А в худшем могут обернуть все против нас. Так что прости, но нам придется молчать».

Обсуждение деталей заняло еще почти три часа. Уже под утро два человека и ястреб тихо покинули отель и вернулись во дворец. Распрощавшись с Мией, Лазарис вернулся к себе и упал в кресло. Темные, почти черные человеческие глаза встретились с такими же темными птичьими.

-«Не смотри на меня так. Я знаю, что наврал с три короба. И повторил бы это еще десяток раз, если бы в результате все сложилось так, как нужно. Она должна распрощаться с дворцом и мирной жизнью, иначе никак и ты это знаешь». – В тишине комнаты раздался тихий птичий клекот.

Глава 7.

Большая Арена была рассчитана почти на сорок тысяч мест. Огромное число, если подумать. И при этом только половина трибун была доступна для обычных посетителей. С другой стороны располагались места для самих участников, куда более удобные и широкие, а также, конечно, ложи для особо важных (читай: особо богатых) персон.

Самой большой была, естественно, императорская ложа. Хотя, несмотря на то, что поводом для фестиваля был день рождения дочки правителя Палинойи, самого Лагарта на Арене не было. Даже сейчас он был слишком занят, чтобы уделять время праздному созерцанию боев. Так что в комнате без стены, выходящей на круг арены, сидел только один человек. Вернее, сидела. Небия Сирву, насупившись от обиды, поглощала роскошные угощения и бурчала что-то под нос. Ее сын, решивший участвовать в турнире, сейчас сидел где-то ниже, вместе с остальными претендентами. А племянница, которую в другое время сестра императора видеть бы не захотела, отправилась с ним. Так что Небии приходилось скучать, исполняя обязанности представительницы императорской власти.

Впрочем, она была такая одна. Все трибуны были набиты битком, многие даже просто стояли в проходах, не сумев купить билет. Большая Арена ждала. Ждала начала грандиозного турнира. Ждали старики и дети, мужчины и женщины, жители столицы и приезжие, почти каждая живая душа, затаив дыхание, напряженно слушала, не раздастся ли откуда-нибудь сверху торжественная песнь, возвещающая о старте всего представления.

Почему “почти”? Ну, из всех правил существуют исключения. Кто-то появился на турнире только ради того, чтобы появиться и показать свою заинтересованность в этом торжестве, кто-то прибыл ради встречи с кем-то другим, по делу никак с турниром не связанному, кто-то просто отвлекся на сидящую рядом красотку или на потерянную в толчее монетку. А кто-то…

Граф Дареос Шагад, представитель старейшей фамилии в империи, оператор стадии падения и второй по влиятельности человек в стране, не волновался никогда. Ну, по крайней мере он не мог вспомнить о таких моментах за последние двадцать с копейками лет. Именно столько сидел на троне Лагарт Сирву, именно столько не было на свете его отца, Уграта Сирву. Хотя, если подумать, Дареоса не особо волновал и этот бесспорно великий человек. Не потому, что граф его не боялся, Уграта побаивались все, и не без причин, просто волноваться было не о чем. Он жил относительно мирно, поддерживал трон, платил налоги, предоставлял войска, а потому у Уграта не было причин как-то менять свое отношение к Дареосу.

Единственным человеком, кто всегда и по-настоящему заботил графа, был черно-белый генерал. Когда молодой сын семьи Шагад познакомился с учителем Уграта, ему не было и пятнадцати. Его отец взял сына на средней важности прием, чтобы приобщить наследника к высшему обществу. Именно тогда Дареос впервые увидел Лазариса Санктуса Морфея. И вздрогнул внутренне, потому что впервые увидел в ком-то опасность для себя.

С самого детства маленький граф был очень спокойным и вдумчивым. Родители не могли нарадоваться прилежности и усидчивости отпрыска, а Дареос между тем рос. Рос и становился все больше похожим на паука. Уже в десять лет он собрал компромат на всех слуг родового поместья и шантажировал бедных работяг, вымогая, правда, пока только конфеты и другие сладости. Но уже через пару лет юный граф понял, что деньги и связи куда лучше любых конфет. К тому памятному визиту во дворец, Дареос знал о десятках грешков многих влиятельных личностей империи, включая своего отца. Фактически, в руках пятнадцатилетнего подростка находилась репутация доброй половины находящихся на приеме дворян. И никто в целом свете, кроме, конечно, тех, кто невольно становился участником его афер, ни о чем не подозревал.

Никто, кроме одного человека. Дареос это почувствовал. В ту секунду, когда в его глаза заглянул черно-белый генерал. Он все знает. Нет, не что-то конкретное, не детали сотен проделанных юношей манипуляций с чужими документами или воспоминаниями, но кое-что куда более серьезное. Человек по имени Лазарис за секунду, пока их взгляды пересекались, понял всю паучью суть Дареоса. Увидел раскинутую им паутину, покрытые волосками лапки, ловящие каждое дрожание нити, множество мертвых глаз, следящих за уже завязшими в сетях мухами.